Флигель-Адъютант - Евгений Адгурович Капба
Зря я сомневался в его способности адекватно общаться с людьми. Все представители династии были личностями харизматичными и обаятельными, это признавали даже лоялисты. Эти ясные глаза, открытая улыбка и изящные манеры, не переходящие, впрочем, в лебезение, а полные достоинства — это производило впечатление на любого человека, независимо от пола, возраста и социального положения. И мой ассистент стал всеобщим любимцем уже за первые сутки путешествия.
Играл с детьми, делал комплименты барышням и дамам постарше, был безукоризненно вежлив с экипажем. А мужчин он купил другим своим талантом. Он выигрывал.
Ну, то есть всегда. То ли это было связано с математическим складом ума, то ли еще с какой-то особенностью его гениального интеллекта — но в шахматы он сделал всех, и самая длинная партия длилась десять ходов. На бильярде победил даже капитана, заставив его ошеломленно грызть мундштук трубки и восхищенно шептать в усы малый морской загиб.
А теперь он переключился на покер. И это было плохо!
Царёв сидел за столом в брюках и боксёрке, давая возможность всем дамам любоваться на его мощные плечи и крепкие руки, а мужчинам — убедиться в том, что он не шулер. Перед ним высилась солидная горка купюр и монет, а его противники явно пребывали в отчаянии. Толстый купчина в малиновой рубахе, седой, в возрасте уже дворянин в полотняном костюме и канапе и какой-то офицер-артиллерист в звании майора уже и не рады были, что сели с ним за стол.
Завидев меня, майор посветлел лицом:
— Господин офицер! — ну да, несложно было догадаться по накинутому на плечи кителю и орденской ленте. — Не одолжите сотню?Я в Саркеле на пристани верну, слово чести!
— Господин майор, позвольте вас отговорить от такого необдуманного поступка? Мне совестно будет потом требовать от вас эти деньги — вы ведь их проиграете…
— И всё-таки… — он сдвинул фуражку на затылок.
— Этот молодой человек — мой ассистент. Он экстерном сдал высшую математику за два месяца, хотя ее изучают год. Понимаете?
— Проклятье… — дворянин бросил карты на стол. — А я еще думал — не шулер ли он! Прошу прощения, господин Царёв, за подозрения, я и вправду не верил, что такое возможно! Феноменально! Я расскажу об этом всем своим друзьям, а внукам найму репетитора из университета. Математика, говорите? Ну, надо же!
— Иван, я думаю нужно отдать господам их деньги. Это нечестно, — сказал я.
Царёв глянул на меня как ребенок, у которого отняли игрушку. Ну, вот как ему объяснить, что это такой же кошмар, как расстреливать зулусов с копьями из «Максима»? При необходимости — можно, и даже нужно, но в деньгах мы не нуждались, и цеплять на долговой крючок никого из этих почтенных господ задачи не было.
— Нет, позвольте! — возмутился купец. — Всё честно! Мы видели, как этот молодой человек играет в шахматы, и могли бы догадаться… Но нет! Захотели свергнуть его с пьедестала — и поплатились… Всё честно!
Я пожал плечами.
А Иван вдруг широко улыбнулся и крикнул:
— Всем арелатского, игристого! Каждому пассажиру! Угощаю! Вы лучшие попутчики в мире, друзья!
И сорвал овацию, конечно. Умел он это — купаться в славе. Стюарды вытащили из холодильной камеры ящик арелатского, и оно полилось в фужеры для первого класса, бокалы и стаканы — для второго, железные и керамические кружки — для третьего. Рабочие и их подруги, путешествующие в Саркел в поисках хорошей зарплаты и хлебного места, с осторожностью пробовали напиток богачей и радостно улыбались.
Царёв подошел ко мне и оперся на перила:
— Ну что, я правильно сделал?
— Правильно. Еще правильнее было бы вообще не садиться с ними за карточный стол.
— Шеф, но…
— Ты бы стал боксировать с ребенком?
— А… Но я…
— Люди не равны от рождения. У кого-то с детства — астма, и он задыхается, пробежав несколько шагов. Другой — страдает изжогой. Третий — не различает цвета. Один высокий, другой низкий, третий хромой. Есть еще мужчины и женщины, есть коричневокожие, раскосые, северяне, южане… Кем бы сочли человека высокого роста, который, находясь в коллективе низкорослых людей, постоянно кладет, например, ключи от общей душевой на самую верхнюю полку?
— Скотиной, — сказал он мрачно.
— Так кой же хрен… — я скрипнул зубами.
— Я всё понял, шеф. Я понял. Соревноваться нужно с равными.
— А еще лучше — с сильнейшими. Использовать свои преимущества против тех, кто заведомо слабее — моветон, Ваня…
— А враги? — на всякий случай уточнил он.
— Враги… — я снова вспомнил зулусов. — А врагов нужно уничтожать, используя все возможные средства. Только нужно совершенно точно знать, что перед тобой именно враги, а не свои, которые почему-то сочли врагом тебя…
— Как лоялисты? — хмыкнул он.
— Да, как некоторые лоялисты…
Мы стояли и смотрели на широкий, невероятный Итиль, на проходящие мимо суда, прибрежные деревеньки и городки. Солнце постепенно клонилось к закату, окрашивая голубые воды великой реки в сюрреалистические багровые тона. Где-то служили вечерню — слышался мерный колокольный звон.
— Иван Васильевич, а к зачету по географии Кафа вы уже подготовились? — спросил я.
— К зачету? Вот же... Послал Бог научного руководителя! — вздохнул Царёв, с трудом отрываясь от медитативного созерцания своих необъятных владений. — Мне нужно четверть часа, Сергей Бозкуртович, и можете проверять.
Кто ж знал, что у нашего золотого мальчика еще и фотографическая память?
* * *
Ночью к дверям нашей каюты приходил пьяный майор, ломился и требовал отыграться. Матросы едва скрутили его и поместили в холодильную камеру до утра, чтобы он протрезвел. Наутро замерзший и простуженный майор ничего не помнил и пребывал в удивлении: кой черт его понес ночью в холодильник? Все тактично отмалчивались.
VI САРКЕЛ
Утром, когда впереди уже виднелся огромный белый город Саркел, привольно расположившийся на зеленых склонах окрестных холмов, я разминался на палубе, стараясь привести себя в порядок после дурацкой ночи.
— Слышите? Кто-то стонет. Что это?! — оказывается, наверху я был не один.
Иван тоже проснулся, вышел подышать воздухом и теперь замер у перил, озадаченный. Поначалу я не понял, что именно он имеет в виду, но потом прислушался: звук раздавался со стороны берега. Пение, которое Царёв принял за стон, становилось всё