Удар Кувалды - Геннадий Борчанинов
Английская кобра его всё-таки укусила. Кувалда горько усмехнулся. Виноват в этом был только он сам. Если бы он сам не решил сломать клинок — ничего бы и не произошло.
Мысли путались, голова начинала кружиться. Краснослав вспомнил, что нужно отсосать яд, и приложился губами к окровавленной ладони. Жгучая боль усилилась, будто он втирал в порез щепотку красного перца.
Стоило бы пойти в больницу, но он сомневался, что в местных лечебницах умеют лечить отравления неизвестными ядами. К тому же, все больницы забиты пострадавшими при взрыве Зимнего, а сейчас, вечером, там нет никого, кроме дежурной медсестры или фельдшера. Остатки сознания Славика попытались запаниковать, снова накачать кровь адреналином. Майор Кувалда подавил эти попытки. Паниковать опасно, пусть даже адреналин мог уменьшить боль.
Он не мог установить точно, каким ядом был отравлен, но предположил, что клинок смазали ядом кобры. Рептилии обожали красивые символы и жесты, и вряд ли стали бы изображать кобру там, где будут использовать яд гремучника. Если это была кобра, то у него есть как минимум два часа, прежде чем нейротоксин окончательно завладеет его телом и он умрёт от удушья. С замедленным сердцебиением это время увеличивалось ещё на пару часов, но за ним стоило внимательно следить.
Кувалда почувствовал, как немеют губы. Он сглотнул набежавшую слюну с огромным усилием. Нужно было идти дальше. Навалилась страшная апатия, хотелось лечь и отдохнуть хотя бы пару минут, но Кувалда знал — это будет его последний отдых. Он пошёл вдоль стенки, с трудом переставляя ноги.
Секунды казались долгими минутами. Минуты — бесконечными часами. Краснослав брёл по переулку, а в мозгу билась только одна мысль — он должен дойти. Он и сам забыл, куда шёл, но знал, что умрёт, если остановится, и поэтому продолжал идти. Неимоверно хотелось пить, несмотря на тошноту и бегущую, словно у бешеного пса, слюну. Возле одного из домов он обнаружил корыто, в которое стекала дождевая вода. Кувалда пил эту грязную воду, пока не почувствовал, что в желудок больше не влезет, и только после этого пошёл дальше.
Солнце окончательно скрылось за горизонтом, но майор шёл на автопилоте, влекомый только неистребимой жаждой жизни и ненавистью к рептилиям. Он шёл, перечисляя все преступления рептилоидов против человечества, и это помогало ему сделать ещё один шаг. Только жгучее желание отомстить за себя и за всех людей, пострадавших от их мерзких козней, придавало ему сил.
Глава 12
Князь Сволов готовился отходить ко сну. Он выпил чашку горячего какао с молоком, переоделся в длинную ночную рубашку и колпак, перепроверил учебники и тетрадки на завтра и уже расстелил постель. Соседняя койка снова пустовала, но князь уже привык к постоянным загулам соседа.
Семён уселся на кровать и вздохнул. Он тайком завидовал другу. Тому на голову постоянно валились приключения, а сам Семён, похоже, так и просидит всю жизнь за учебниками и тетрадками, ведь Слава пробудил личную силу, а Семён до сих пор так ничего и не умел, хотя его род гораздо древнее. Князь тяжко вздохнул, снял мягкие тапочки, забрался под одеяло. Снова навалились горькие думы, преследовавшие его каждую ночь.
О предназначении, о будущем, о судьбе. Всё зависело от предстоящего экзамена, и князь готовился изо всех сил, лишь бы сдать его на отлично и остаться где-нибудь поблизости от столицы. Всё-таки Семён не был уверен в успехе. И совсем не понимал вопиющей безалаберности Сычёва, который будто бы целиком игнорировал важность этого события.
В коридоре раздался какой-то грохот. Семён приподнялся на локтях, вглядываясь в темноту. Ручка двери несколько раз повернулась, князь схватил с тумбочки лампу, быстро разжёг её, щурясь от внезапного света.
Дверь открылась с чудовищным скрипом, Семён почувствовал, как по спине бежит мерзкий холодок. Но вместо разбойников или монстров в комнату ввалился смертельно бледный Сычёв, который упал на пороге, обессиленно пытаясь заползти внутрь.
Князь вскочил с кровати, подбежал к товарищу прямо босиком. Вячеслав попытался поднять голову и посмотреть на него. Глаза Сычёва глубоко ввалились, нос заострился, мертвенно-бледная кожа блестела в свете лампы.
— Слава! Что с тобой?! — пробормотал князь, напуганный таким появлением.
Тот прохрипел что-то невнятное, пытаясь заползти дальше в комнату. Семён судорожно огляделся по сторонам, не зная, что предпринять, затем схватил его за подмышки и потащил. Тело оказалось гораздо тяжелее, чем представлял себе князь, когда читал подобные сцены в приключенческих книгах, где герои играючи закидывали других людей себе на плечо, одновременно отстреливая врагов из ручного пулемёта. Благо, Сычёв помогал, слабо шаркая грязными ботами по паркету. Князь дотащил его до заправленной кровати, кое-как, в несколько подходов, поднял его на покрывало.
Бледный, покрытый испариной лоб Вячеслава горел.
— Слава! Ты ранен? — сбивчиво произнёс князь, пытаясь хоть как-нибудь осмотреть его.
Хоть как-то помочь.
— Я… Яд… — просипел тот, судорожно хватаясь за покрывало. — К… Кобра…
Князь Сволов оторопел. Словно его окатил холодный душ.
— Что делать? Слава! — выпалил он, но Сычёв только сипел в ответ.
Семён вскочил, в отчаянии и бессилии хватаясь за голову. Мысли разбегались в стороны, он совершенно ничего не знал о противоядиях и лечении укусов. И даже если какие-то крупицы знаний хранились где-то в глубине его разума — от стресса они окончательно вылетели из головы.
Слабой, дрожащей рукой Вячеслав указал ему на дверь. Это князь понял мгновенно, пулей выскакивая из комнаты, босиком, в ночной рубашке и колпаке. Он побежал в холл, так, как не бегал даже на зачётах по физкультуре, боясь даже представить, что случится, если он не успеет.
Варвара Петровна мирно дремала в своём кресле перед раскрытой книгой. Запыхавшийся князь подбежал прямо к её столу, с размаха хлопнул по столешнице ладонью. Вахтёрша вздрогнула и широко распахнула глаза, непонимающим взглядом уставившись на Сволова.
— Варвара Петровна! Срочно! — выпалил князь. — Врача!
— Что? Кто? Что случилось, Сволов?
— Славу отравили! Сычёва! — объяснил он.
Старушка неверящим взглядом уставилась на гимназиста в ночном колпаке, будто это был какой-то розыгрыш.
— Скорее, пожалуйста! — взмолился князь, и Курбская уступила.
На её столе находился один из немногих телефонов Императорской Гимназии, как ещё один символ безграничной вахтёрской власти. Курбская сняла трубку, покрутила ручку, приложилась ухом к динамику.
— Алло? Алло? Барышня! — дребезжащим голосом произнесла она. — Будьте добры, соедините с Елизаветинской больницей!
