Последний министр - Валерий Гуров
Протопопов смотрел на тела, не испытывая при этом совершенно никаких эмоций. Для него отныне эти пятеро были не более, чем грузом, который хотелось поскорее сбросить с себя, прежде чем продолжить действовать.
Эти пятеро наверняка отдавали себе отсчёт в возможных последствиях, когда становились на скользкую дорожку политической оппозиционной жизни. Каждый из них понимал, к чему это рано или поздно приведёт. Это не трудяги с завода и не губернские крестьяне, поэтому ничего грешного в том, чтобы их завалить наглухо, если перейдут дорогу – нет.
– Здесь полная канистра, господин Протопопов, – послышался голос Курлова.
Генерал вытащил из грузового отсека канистру с бензином, которую накануне подготовил охранник Федя.
Протопопов взял канистру, открыл и начал обходить грузовик, заливая его бензином. Закончив, он закинул канистру в грузовой отсек. Потом открутил крышку с бензобака, почти опустевшего после поездки, и махнул рукой, давая отмашку Курлову. Генерал поставил коробку передач на нейтраль и толкнул грузовоз с изувеченными телами вниз по крутому спуску. Облитая бензином, машина медленно покатилась к видневшемуся впереди обрыву, а Протопопов достал зажигалку Hurricane, зажег и бросил в автомобиль.
Грузовоз вспыхнул.
Бензин горел хорошо.
А потом рванули пары в бензобаке.
Объятый пламенем, грузовоз сорвался с обрыва, перевернулся в воздухе и упал на лёд.
Секунда.
Другая.
Лёд не треснул сразу от удара, но пошёл трещинами и вскоре трёхтонный грузовик ушёл под воду целиком. Вода забурлила, зашипела, туша пламя. В месте падения пошли масляные круги.
Протопопов подошёл к обрыву, убедился, что М 24/40 утонул и бросил:
– Направьте сюда своих жандармов, Павел Григорьевич. Пусть правильную задачу поставят следователям Васильева.
– Так в газетах слухи поползут, Александр Дмитриевич, сами ведь знаете…
– Пусть ползут, главное, чтобы концов журналисты не нашли, все понятно?
– Все сделаем как подобает, – заверил генерал. – Вот только зря вы оставили живым Родзянко, ой как зря, он же к вечеру все разболтает и я даже не представляю, что тогда будет. Да и господин Кирпичников[8] начнет нос совать…
Курлов поёжился. Вода в месте, где только что утонул грузовоз, успокоилась. Уплыли масляные пятна. А потом морозец начал стягивать корочкой льда водную гладь. Медленно так, но верно. Учитывая, что снегопад усиливался, через час-другой здесь заметет так, что не останется следов.
Что касается Родзянко…
Проще всего было убрать это неизвестное из уравнения и получить очевидное решение текущей задачи. Проще говоря, грохнуть Михаила Васильевича вместе с остальными.
Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы, как писал Рыбаков в «Детях Арбата», вкладывая эти слова в уста Сталина.
Но Протопопов никогда бы не пришёл к тому положению, которое занимал в течение своей жизни, если бы руководствовался подобным простым принципом при решении вопросов. Конечно, эффективность подразумевает, что любые задачи должны решаться самым простым способом из доступных. Но не всегда самые лучшие решения есть самые очевидные и простые. Проблема не в Родзянко и убрав господина председателя с пути, проблему не решишь, потому как она кроется гораздо глубже. Протопопов это слишком хорошо понимал.
Поэтому Михаил Васильевич должен остаться жив и выполнить ту задачу, которая ему отведена.
Некоторое время Протопопов и Курлов тщательно стирали с себя чужую кровь, вымазюкивая стерильно белые платки.
Потом умылись снегом. Понятно, что в таком виде являться в город недальновидно, поэтому для начала следует привести в себя в надлежащий внешний вид и это поможет избежать кривых взглядов. Закончив, прихорошившись, платки тоже сожги, а пепел растоптали в снегу.
– Идемте Павел Григорьевич, пора возвращаться в Петроград, – Протопопов так и не ответил на вопрос Курлова про Родзянко.
Они двинулись прочь от обрыва и реки, обратно в столицу.
– Идемте, Александр Дмитриевич, – вздохнул Курлов, лицо которого приобрело привычную бледность.
Крупные хлопья снега падали на красные щеки Павла, таяли, как будто из глаз Курлова текли слёзы. Генерал теперь наверняка размышлял и ломал голову, кого из столичного следственного ведомства надлежит просить приставить к делу начальника департамента полиции и как все правильно обыграть с господами Кирпичниковым и Васильевым.
Без рисков.
Но надежные люди, желавшие выслужиться, были всегда.
Александр Дмитриевич тоже думал, но о другом совершенно. Он не знал, насколько Родзянко внял его словам и прав Курлов, последствия у событий сегодняшнего дня могут оказаться диаметрально противоположны друг другу. Потому как они могут развиться в две стороны. Когда ты подбрасываешь монету, ты не знаешь наверняка какой стороной она выпадет. Могло легко оказаться так, что уже к вечеру о дуэли и об убийствах будет твердить весь Петроград. Вспыхнут волнения, потому как за обвинениями последуют разбирательства, а это затяжной процесс. А народ в 1917 году требовал скорейших решений и расправ над виновными… Чуть что не так – легко подымался на дыбы, возбуждался. И как правило, сначала делал, а потом думал.
Но и говорить о том, что Протопопов полагался исключительно на удачу, тоже не стоило. Он не пацан, чтобы рассчитывать только на фарт. Протопопов за те несколько дней, что пробыл в новом для себя теле, успел подтянуть свои знания в здешних понятиях и принципах. И сделал выводы. Поэтому действовал министр исходя из твёрдой убежденности, что Родзянко (даже если не внемлет словам Протопопова, что нежелательно) будет держать рот за семью замками, не станет мусориться ни за что. Объяснялась эта уверенность просто – жалоба Михаила Васильевича будет воспринята как слабость и неспособность одного дворянина справиться с другим в глазах общественности. Общественность осудит Протопопова, это без всяких «но» и осудит со всей возможной яростью, строгостью и возмущением. Однако эта же общественность серьезно усомниться в способности господина Родзянко оставаться той величиной, которой он является сейчас. Локомотив общественного мнения и борец за права ущемлённых масс, коим являлся господин председатель Думы, не имеет права проявлять слабость ни в коем случае. Любая просьба о помощи – это, так или иначе, прямое проявление слабости.
Сильные не просят,