Выбор Пути - Василий Павлович Щепетнёв
— Просто странно это. Какую газету не откроешь — все его осуждают. Доярки, комбайнеры, космонавты, писатели. Даже удивительно, откуда они вообще знают о Солженицыне, не говоря уж о его текстах. Для того, чтобы осуждать, знать не обязательно?
— И что ты предлагаешь?
— Я предлагаю подумать, как нам помочь Чили.
— Да как им там поможешь, — сказал Антон. — Испанский вариант. В тридцать шестом году в Испании к власти пришли левые, а местные фашисты при поддержке мирового фашизма совершили переворот. Теперь то же самое. Только вместо Франко Пиночет.
— И?
— Тогда в Испанию Советский Союз поставил сотни танков и самолетов, а уж пушек, пулеметов и винтовок не счесть. И по стране собирали деньги — на продукты, медикаменты, — продолжал Антон.
— Ты что, предлагаешь организовать сборы теплых вещёй? — спросила Ольга. — Так дела теперь не делаются.
— Не предлагаю. Где мы, а где Чили.
— Куба тоже неблизко, а ведь помогаем же, — сказал я.
— Куба сражается. Испания три года сражалась. А в Чили в неделю всё кончилось.
— И что из этого следует? Из этого следует, что фашизм никуда не делся. Он маскируется, но в любую минуту готов вцепиться в горло, только подставь. Пока жив капитализм, жив и фашизм. Об этом нужно не забывать.
— Чижик, ты что, оперу собираешься новую написать? — спросила Пантера.
— Нет. Как говорит Антон, где мы, а где Чили… Что я знаю о Чили? Ничего. Что я знаю о чилийских коммунистах? Тоже ничего. Не общие слова, а конкретно — как они живут, что едят, что читают, как работают, как отдыхают? Не знаю. И о фашистах чилийских ничего не знаю. И, главное, о народе чилийском ничего не знаю: почему испанцы сражались с фашизмом, а чилийцы — что-то не слышно? Потому не опера получится, а трень-брень на гусельках. Нет, не собираюсь.
— А что собираешься?
— Ну, представьте: живет себе паренек Петя, горя не знает, а ему вокруг твердят: Солженицын такой, Солженицын сякой… Петя и думает: нужно бы и самому почитать этого Солженицына, видно, сильно пишет, раз о нём только и говорят. И начнет читать. А если написано с умом, может и зацепить.
— Ну, и где он возьмет, Солженицына этого.
— Да уж найдёт где. С тех пор, как Попов изобрел радио, многое напридумывали. Всякие вражьи голоса начнут читать вслух, да с выражением, да под музыку, а запретный плод заманчив. Все знают, что курить вредно, а как курят, сами видите, и это гроссмейстеры, люди непростые. Все слышат, что Солженицын это плохо, а туда же, полезут. Страна наша велика, один из ста прочитает — уже миллионы читателей.
— И что?
— Нужно больше писать интересных книг, вот что. Про борьбу с фашизмом в частности. Тут ведь поле непаханое. Как разоблачали фашистских агентов до войны, во время войны, после войны — и не чтобы отчет был о проделанной работе, а так: вечером открыл книгу, и пока не прочитал — не закрыл. Много таких книг? Мало. А надо — чтобы много! Они миллионы на Джеймсов Бондов не жалеют, так надо ответку давать. Вот про Штирлица фильм отличный, но когда будет ещё? Хочу дальше! Чтобы горела земля под ногами цэрэушников. Про милицию нашу, про разведку сегодняшнюю, и просто приключения, фантастику хорошую. А то зашел в Туле в магазин книжный, а купить нечего. Зашел в Омске в книжный магазин — а купить нечего. В киоске спрашиваю, есть «Искатель»? Нет, говорят. Маленький тираж. Расхватывают влёт. Что расхватывают, понимаю. Но почему тираж маленький? Природа пустоты не терпит. Тут-то солженицыным всяким и разным полное раздолье, если в них враги миллионы вложат. На опережение работать нужно. Интересная книга — это тоже оружие с фашизмом. И не обязательно за океан корабли с книгами посылать — сами возьмут и сами напечатают. Если интересная, и будет пользоваться спросом, капитализм ради прибыли пойдет на всё. Вот и вопрос, кстати: много советских книг для молодежи издают в той же Америке? Подозреваю, что опять мало. А надо, чтобы они за нашими книгами в очередь становились.
Ладно, чего это я разболтался в сарае… в «Праге», давайте лучше за десерт возьмемся, — закончил я спич.
За десерт мы, конечно, взялись, но видел: Ольга задумалась. Да и Надежда тоже, хотя литература не по её части. Поправка: пока не по её части.
В «Минск» вернулись ближе к одиннадцати.
Девушки зашли ко мне, была у них странная идея: мне готовят провокацию. Подлянку, говоря проще. Обыкновенную гостиничную подлянку. И мы, вернее, они, решили опередить. Организовать контрпровокацию.
Днем, перед уходом, они оставили в моей постели кое-какие вещи дамского туалета. Как приманку. Обыкновенно такого не случается, даже дома, в Сосновке. Ну, находила Вера Борисовна пару раз их ночнушки, так дело житейское, да и кровать у меня дубовая, прочная и широкая. Что ей пара ночнушек. Не треснет. А в гостинице — ну, это несерьезно.
Однако…
Однако метки показывали: смотрели. А раз смотрели, то жди ночного дозора.
Девушки вещи-то прибрали и ближе к двенадцати тихо-тихо удалились. Недалеко: их номер через две двери наискосок от моего. А я закрылся на ключ и начал проделывать дыхательные упражнения.
Режим дня рассыпается на глазах, нужно бы собраться. Душ, постель, сон. С невнятными сновидениями: стою я перед Белым Домом и раздаю американским неграм новогодний номер журнала «Советская фантастика» — форматом с «Новый Мир», только толще и с яркой обложкой. А на обложке — звездолёт «Победа» завис над Нью-Йорком городом. Зачем завис — непонятно. То ли продовольствие сбрасывает революционерам, то ли ещё что-то. Негры расхватывают журнал, как горячие чебуреки, и говорят почему-то по-русски:
— Откройте! Откройте немедленно!
Я проснулся. В дверь не то, чтобы стучат — ломятся.
— Кого черти несут?
— Проверка номера!
— Какая, к свиньям, проверка!
Снаружи пытались открыть дверь. Мой ключ в замке мешал.
— Кто такие? — это снаружи. Пантера.
— Шли бы вы… Ай, пусти! Пусти! А-а-а-а!
Я открыл дверь.
Два мужичка московской наружности лежали
