За гранью времени. Курская дуга (СИ) - Волков Александр Мелентьевич

Немец ли, русский ли — какая разница? Везденецкий не слушал Веббера, а хотел свернуть ему шею, сбросив тело в зловонную яму к трупам остальных фрицев. Но теперь, увы, проблема не заканчивалась на одном только Веббере. Теперь проблема обрела громадный масштаб в виде НВГ — Новой Великой Германии, которую фюрер так назовет по личной рекомендации Веббера, о чем Веббер уже успел похвастаться.

— Но глаза у тебя…. Глаза у тебя русской свиньи, — Веббер плюнул Везденецкому в лицо. — Знаешь, когда я буду насиловать русских женщин, возможно, мне попадется твоя пробабка. И, кто знает, быть может, я твой далекий предок, а? А ты мой потомок. Потому и лик твой прекрасен, как у арийца.

— З… За… К-р…

— Ну-ну-ну, — с издевкой протараторил Веббер, поднеся ухо ко рту Везденецкого. — Говори.

— За-к-р-ой п-пасть, па-с-куда, — Везденецкий настолько разозлился, что смог временно пересилить действие яда.

Веббер расхохотался, сильно хлопнув Везденецкого по плечу.

— Я-то может и закрою, а вот ты будешь ходить с отвешенной челюстью, потому что тебе предстоит много удивительного. А еще…. Он же в тебе есть, да? Как и во мне, — Веббер положил ладонь на грудь Везденецкого. — Я знаю, что есть. Ведь не только современная Германия ставит эксперименты над солдатами, правда? Но ты не волнуйся. Не факт, что тебе хватит времени достать меня, даже если Вирус Баумана овладеет твоим телом. Как он там сокращенно называется? «ВБ-1»? Такое бесчеловечное изобретение. На целый месяц наделить человека нечеловеческой силой, а потом забрать у него жизнь. В любом случае, этого времени тебе не хватит, чтобы добраться до Москвы, где я как раз и буду.

— Я доберусь до тебя, — зло проговорил Везденецкий и покосился на Веббера. — Доберусь, и сломаю тебе шею.

— Как заговорил, — улыбнулся Веббер. — А знаешь, вызов принят. Мне без разницы, где тебя прикончить. Мы уже победили, а я не хочу скучать. Так что…. Спи спокойно.

Яд переставал действовать, потому Веббер достал из кармашка брони черный инъектор и уколол Везденецкого в плечо, после чего Везденецкий потерял сознание.

Очнулся он в тесноте, скованный кандалами, дернулся, но цепи, крепко-накрепко прибитые к внутренней части стен бронированного вагона, со звоном удержали его. Фрицы сковали Везденецкого по рукам и ногам, прочно сомкнутые оковы пережимали ему запястья и щиколотки. Солнце, видное в узкой бойнице, больно резало глаза.

В вагоне, около Везденецкого, стояло два фрица. Один с лицом юного херувима, в белом врачебном халате и злобным выражением взгляда как у Йозефа Менгеля. Второй постарше, с седой проплешиной на голове и одетый в офицерскую форму СС. Менгель, так Везденецкий про себя окрестил врача, держал в руках журнал, а из кармана халата выглядывала головка небольшого гониометра.

Офицер держал за металлическое изголовье короткую деревянную трость черного цвета и оценивал Везденецкого изучающим взглядом.

— Жалко, — ухмыльнулся Менгель, сделав в журнале какую-то пометку. — Веббер был прав. Форма твоего черепа идеальна, мой друг, но, увы, — Менгель покосился на Везденецкого, — арийских привилегий тебе не светит.

— Выделять бронированный вагон одному русскому? — офицер СС выразил недовольство. — У них там в рейх канцелярии совсем потекли мозги? Сюда можно засунуть пятьдесят человек. А это? — он коснулся кончиком трости звена толстой цепи. — Зачем вам это?

— Распоряжение самого фюрера, — пожал плечами Менгель. — Этот русский должен быть накрепко скован и изолирован от остальных. Надеюсь, господин Вагнер, с этим не возникнет проблем?

— Строить под одного человека отдельный блок? — так Вагнер разозлился, что его иссушенные ладони в черных перчатках задрожали. — Сковывать его локомотивными цепями? Проводить по лагерю отдельную железнодорожную ветку, чтобы не гнать его пешком? Да что же он, сам дьявол?

— Распоряжение фюрера, господин Вагнер, — снова пожал плечами Менгель. — Или вам больше не нравится должность коменданта лагеря «Тихий дон»? С каких пор вы оспариваете решения Гитлера?

— Вы неправильно меня поняли, — оскалил зубы Вагнер. — Нет для меня большего счастья, чем служить одному рейху и одному фюреру! Но подобные меры в отношении всего лишь одного солдата, пусть и диверсанта, кажутся мне странными. Кажутся неуместными.

— Что бы вам ни показалось, я рекомендую молча делать то, что велят. А теперь позвольте…. Я должен присутствовать на процедуре сегрегации.

Менгель спустился по деревянному трапу на платформу, и потом за ним последовал Вагнер, одарив Везденецкого злобным взглядом на прощание. Прочную металлическую дверь закрыли, Везденецкий остался в темноте, и лишь в бойнице был виден двор и часть здания железнодорожного вокзала «Поныри».

Здание было изуродовано. Оконные рамы скалились битыми стеклами, а в некоторых оконных проемах вовсе не было оконных рам. Избитые осколками стены покосились, но на них все равно развесили длинные красные флаги с нацистской свастикой. Во время войны фрицы несколько раз захватывали и несколько раз теряли Поныри, но теперь, похоже, им окончательно удалось отбить поселение.

У входа во двор вокзала успели поставить пару «Пантер» и пулеметные вышки, а вокзальную территорию обнесли невысоким забором с колючей проволокой. В громкоговорителе, под воинственную германскую музыку, вещал голос нацистского «политработника», обещавшего военнопленным светлое будущее в Новой Великой Германии и безбедную жизнь.

Рядом с железнодорожным составом немцы поставили пару столов, перед которыми выстроилась очередь из военнопленных, подлежащих, как Менгель выразился, сегрегации. В чем заключалась сегрегация, Везденецкий понял почти сразу. К столам пленники подходили по одному, а врачи СС неспешно, даже вальяжно, измеряли черепа пленников компактными гониометрами.

Тех, кто больше был похож на арийцев, они отгоняли в правую сторону — тогда секретарь за правым столом подзывал к себе пленника и делал в журнале какие-то пометки. Тех, кто на арийцев вообще не походил, отгоняли в левую сторону, и секретарь за левым столом так же что-то записывал.

— Германия вам не враг! — Везденецкий вслушался в голос «политработника». — Германия освободила вас от коммунистического гнёта, и теперь вы сможете вместе с нами построить светлое будущее, за что фюрер и Третий рейх непременно вас вознаградят! Все вы будете разосланы по территории бывшего СССР на восстановительные работы, где потом сможете получить жилье и работу! Фюрер желает, чтобы вы стали славными германцами и не видели в рейхе врага!

Мягко стелил «политработник», и, более того, Везденецкий увидел в очереди людей с блаженными выражениями на лицах. Они, идиоты, были рады повестить на сладострастные речи пропагандистов. Евреи, знаете ли, то же считали себя германцами, пока их не обривали под ноль и не убивали «Циклоном» в газовых камерах. Пока из не замучивали до смерти каторжными работами.

Истребление трудом — вот как фрицы это называли.

Русские, безусловно, действительно примут участие в восстановительных работах. Ни один гордый ариец не обременит себя работой на земле побежденных. Должен ведь кто-то устранить устроенный немцами беспорядок. И устранять будут до тех пор, пока работников не убьют нечеловеческий труд и голод.

На измерении форм черепа сегрегация не заканчивалась. Затем левосторонних и правосторонних пленников отводили в сторонку, к Вагнеру, и тот, зажимая трость в подмышке, воодушевленно выкрикивал: «Seig Heil!», затем ожидая реакции заключенного.

В этом не было необходимости. Обычно сторонников фрицы выделяли быстро, на общих построениях, но похоже Вагнеру хотелось насладиться лизоблюдством тех, кто был сломлен поражением.

С омерзением Везденецкий наблюдал, как некоторые пленники с искренним энтузиазмом кидали ответную «зигу». С искренним энтузиазмом, без преувеличений. Наверняка они, прежде чем сдаться в плен, упорно отрабатывали умение правильно «салютовать» перед зеркалом, чтобы впечатлить немцев.