Борис Диденко - Сумма антропологии(кардинальная типология людей)
Эта способность к самокритическому мышлению является некоей производной от морфологии лобных долей головного мозга, и присуща она еще только лишь диффузному виду, и все его различие с неоантропами можно свести к лености использования лобных долей префронтального отдела головного мозга: диффузному человеку для этого требуются дополнительные усилия, в подавляющем числе случаев — не прикладываемые. И таким образом, диффузные люди в своей массе духовно гибнут: либо так и не вырываются из неблагоприятных (часто — жутких) условий, либо облениваются и “не идут вперед” в благоприятствующей жизненной обстановке”. Именно с учетом этого обстоятельства и создают свои структуры все нравственные Школы: по системе ученики — учитель (проповедник, пастырь, гуру), и с использованием заинтересовывающей обрядово-церемониальной атрибутики — достаточно близкого аналога детских игрушек обучающего, отвлекающего, а не то и развлекающего (как у кришнаитов и баптистов) типа. Самому же диффузному человеку очень редко удается самостоятельно найти “путь наверх”, и если подобное все же случается, то роль гуру при этом берут на себя счастливо, а чаще — трагически сложившиеся обстоятельства, в частности, богатый жизненный опыт: таков путь старейшин, аксакалов. Но действительно народные мудрецы — это все же неоантропы, именно они создают то, что называется “кладезем народной мудрости”: этический фольклор.
Первое, что дает использование этой неоантропической мыслительной специфики — это способность к мышлению второго порядка. В своем простейшем случае мышление второго порядка, его редуцированная форма — это философское рефлексивное мышление. Распространение познавательного интереса на само познание, и иллюзорные, пока еще тупиковые, попытки осмысления Универсума. Соотношение объекта и субъекта познания в таких случаях становится не просто сложным или каверзным, но уже — парадоксальным и металогичным, что порождает бесчисленные точки зрения на один и тот же предмет и создает грустно-забавную противоречивость гуманитарных философских, психологических, социологических и т. д. — систем и теории, сочетающих контрарность по отношению друг к другу с претензиями на истинность каждой в отдельности, а своей многочисленностью создающих полное впечатление горшечного базара, ибо помимо расписной яркости и емкой пустоты своего содержания, большинство из них демонстрирует нахождение людей на столь отдаленных позициях от истины, что невольно вызывает в памяти поговорку “не боги горшки обжигают” с приданием ей саркастического смысла: да, далеко не боги…
Исчерпав себя, такое рефлексивное познание выходит на свой предельный уровень, сворачиваясь (в математическом смысле: функция “свертка функций”) в сознание религиозное (но наддогматическое), и тем самым как бы формулируя теорему Геделя в других терминах: т. е. собственного человеческого мира и единственно его человеку явно не достаточно для познания самого себя. И поэтому ему необходим выход за пределы этого мира. Но пока что такой “выход в свет” для человека невозможен, все науки и все религии здесь бессильны, и даже бы их полный синтез смог бы дать в результате лишь некую “сверхфилософию”, легко представимую себе, как предельно возможное “мыслеблудие” метакосмической, субкварковой, вселенско-нравственной тематики. Эзотерические же пути, проторенные некогда Великими Посвященными, а ныне столь успешно осваиваемые их необычайно многочисленными последователями, необходимо признать делом сугубо личным, индивидуальным и верифицируемым лишь по принципу “помрем — увидим”, но, конечно же, дай-то Бог, если это так.
Самокритичность рассудочного существа и есть разум — сверхрассудок. Обычный внутренний диалог (мышление), вполне достаточный для рассудочного интеллекта, в таким случае расширяется и обогащается за счет введения в сознание внутреннего “третейского судьи”. В случае религиозной свертки сознания — это Бог. В определениях же “светских”, “мирских” философов наличествует целый набор, ставших уже расхожими терминов для обозначения этого далеко “не лишнего третьего” совесть, моральный закон, нравственность, этический выбор. “Разум способен не только к познанию объектной реальности, но и к ее оценке… Обнаруживает, что в ней благо, устанавливает иерархию благ” (К. Войтыла, “Основания этики”). Другими словами, разум — это то, что приводится в движение “маховиком” рассудка, мышления, т. е. как бы “разумное содержимое рассудка” — его “этическое наполнение”. И вообще в нравственном понимании человек есть то, что содержат его мысли, о чем он думает, какова направленность его сознания: можно мучительно размышлять о смысле жизни, а можно не менее напряженно всесторонне просчитывать варианты мерзкого преступления.
Лишь разум дает возможность сознанию представить себе и оценить полностью противоположную — страдательную сторону насилия и уничтожения человеческой жизни (и жизни — вообще), живо представить себя на месте жертвы и отреагировать на это единственно возможным человеческим образом: содрогнуться за двоих — за себя и одновременно за жертву. Это не что иное, как то самое, знаменитое христианское сострадание. Сострадание — двойное страдание, тождественное его разделению, уменьшению. Сострадание — великое понятие, так мерзко и жестоко оболганное, затертое до неузнаваемости хищными толкователями (от слова “толковище”) морали: атеистами, имморалистами, сатанистами. Сострадание, таким образом, есть направленность разума в мир, вовне себя, аффектное перенесение причинения зла ближнему на себя и осуждения его. Это, собственно, одна из сторон самокритичности мышления, но в хищных терминах это определяется как “трусость”, которую правильнее всего будет трактовать как “психологическая плата за воображение”.
Существует еще один вектор направленности разума — внутрь, в духовный центр человека, что оказывается тождественным его выходу уже в Мир. Этот третий компонент базируется тоже на страхе — на страхе человека перед смертью, и он позволяет дать еще одно корректное определение понятия “человек”: это существо, которое знает, что оно умрет, но тем не менее не верит в это. Человек верит в то, что его существование каким-то образом продлится в Мире после пребывания в мире на Земле. Некоторые избранные могут даже знать об этом в результате личного опыта: знамения, откровения. И только эта сумма, это “триединство” направленности разума на себя, в мир и в Мир — его такая активная самооценочная позиция в отношении людских страданий и перед лицом смерти — является необходимым, а возможно — и достаточным, условием существования Человека в Мире, его выхода на иной уровень.
В этом ракурсе хищные предстают как существа откровенно ущербные, не имеющие самокритичности, не имеющие сострадания, не имеющие веры в свое духовное бессмертие, и следовательно, не разумные! Их религиозный потолок — это суеверность. Хищные, собственно, патологические атеисты и никто больше. Вся их жизнь — это суть настоятельная попытка получения “компенсации на месте”, досмертной выплаты им всех благ здесь и сейчас. А всякие препятствия и помехи в этом они стремятся убрать любым способом — внутренних, духовных преград у них нет.
Разумное же существо не способно на добровольное сознательное зло!
Видится неправомерным так широко распространенное, неразборчивое порицание людей за трусость. При этом не учитывается, что она, наоборот, для людей совершенно естественна и является прямым следствием разумного поведения, ибо “человек разумный” исходно, “по определению” и по своему происхождению труслив и к тому же внушаем (— глуп). А в противоположность этому — смелость, бесстрашие, так же как и невменяемость являют собой признаки бесчеловечности, и совершенно незачем строить в этом вопросе какие бы то ни было “героические” иллюзии. Таким образом, заполучение “силы воли” и предоставление себе внутреннего права помыкать, повелевать людьми, притеснять их — “воспитание чувств” такого рода в себе вовсе не требует неких добавлений в структуре личности и дополнительных “внутренних сил”, но наоборот, для этого необходимо именно устранить в себе практически все человеческое, нужно сбросить с себя “мешающееся” тяжкое бремя разума — доподлинной человеческой нравственности. И вот тогда сразу же сами собой появятся все эти “духовные силы” и “героические качества” для того, чтобы смело отдавать из подземного штаба приказы миллионам идти на смерть, посылать людей на минные поля впереди танков и для свершения множества других — более мелких и будничных — “геройств”.
А вот человеческий этот груз — разум — не дает возможности для проявления таких “сил” (— и слава Богу!). Доказательства этому можно найти в любой забегаловке. Это — пьяные нехищные люди, теряющие над собой контроль, после чего действительно становятся и более мужественными, и более смелыми, и более агрессивными, т. к. происходит растормаживание, в том числе — и сексуальное. Но разве автомобиль с неисправными тормозами “мощнее” обычного — исправного?! Конечно же нет, но лишь как раз вот — страшнее и опаснее. Так что можно считать, что хищные имеют в себе некую добавку, точнее — “нехватку”, отличающую их от “исправных” людей: они постоянно носят в себе эту “неисправность” в виде эквивалента смертельной (в основном — для других людей!) дозы “горячительного агресситива”. В этом плане алкоголь, как и наркотики, предстают как в чистом виде дьявольские средства, сталкивающие человека на анимальный, биологический уровень. И особенно подозрительно выглядит привыкание к этим зельям, действительно сравнимое лишь с некоей сетью, западней.
