Евгения Белякова - Песочные часы с кукушкой
Адам пришел из города пешком, рассчитав время так, чтобы к четырем часам оказаться на холме за домом Кромби. В последние свои визиты он, по просьбе Джилл, в дом не заходил, потому что была велика опасность, как выражалась девушка, «попасться с сети миссис Кромби» – на чай, на крендельки, на разговоры… Они встречались на холме каждый день, если Джилл не была занята, о чем она всегда предупреждала заранее.
Джилл помахала ему рукой, еще с подножия холма. Он дождался, пока она поднимется и поприветствовал ее, как всегда, сдержанным поклоном. На этот раз, как заметила девушка, он не улыбнулся, и вообще выглядел до странного обеспокоенным чем-то.
– Как дела в лаборатории? – спросила она, поздоровавшись.
– Хорошо, – отозвался Адам и чуть оттопырил локоть, чтобы Джилл могла взять его под руку. Они медленно двинулись по холму вниз, удаляясь от дома. – Уже неделю как довольно много суматохи, после того, как Якова Гедеоновича выбрали в Совет. Бумажной работы стало больше, но я все равно успеваю.
– Он не спрашивает, куда ты вечерами уходишь? – Джилл знала, что Адам и живет в том же доме, где работает, и понимала, что его отлучки не остаются незамеченными.
– Он знает. – Просто ответил Адам.
– И? – Заметив, что Адам смотрит на нее непонимающе, Джилл пояснила: – Не ругается? Его это устраивает?
– А почему он должен ругаться? – Искренне удивился Адам. – Он даже иногда пораньше отпускает, говорит: «Спеши к журналистке на крыльях любви».
Джилл уже приготовилась нахмуриться, поскольку отчего-то была уверена, что Шварц станет чинить препятствия ухаживаниям своего секретаря, но, услышав слово «любовь», чуть не споткнулась о камень. А ведь сам Адам так этого слова и не сказал… возможно, это он таким витиеватым способом дает понять о своих чувствах?
– Любви? – Пересохшими губами переспросила Джилл.
– Да, так и говорит. Наверное, цитата кого-то из классиков.
Тон Адама был такой ровный, что Джилл засомневалась в своей первой догадке. Но упускать возможность узнать о намерениях молодого человека, тем более что тема так удобно возникла в разговоре, было бы глупо, потому она спросила:
– А ты когда-нибудь любил, Адам?
Тот задумался. Обычно это в нем Джилл очень нравилось – отвечая на вопрос, Адам никогда не говорил поспешно, лишь бы сказать. Особенно сложные вопросы он обдумывал довольно долго, и, если не знал ответа, признавался честно. Но сейчас, сейчас… ах, как скребла душу каждая минута, что он молчал.
Они прошли мимо скалы, выдающейся к морю, той самой, на краю которой стояла Джилл в первую их прогулку. Девушка шагала размеренно, стараясь, чтобы Адам не заметил, что лицо ее пылает. Закусив губу, она повторяла себе: «Успокойся, успокойся», и в сосредоточенности пропустила мимо ушей его ответ.
– Что-что? – Переспросила она поспешно, боясь, что во второй раз он ответит более уклончиво. Но Адам ответил – и она поняла это сразу – точно так же, как и в первый раз:
– Нет.
– А сейчас… любишь? – Вырвалось у Джилл, и уже спустя секунду, она чуть язык себе не прикусила от отчаяния. Надо же, сама себя обрекла, по меньшей мере, еще на десять минут томительного ожидания. Но, как ни странно, Адам ответил сразу:
– Не знаю.
«Это хорошо, – с облегчением подумала девушка, – это хорошо… он никогда не лжет… значит, он просто не уверен, что за чувства испытывает».
Она перевела разговор на более безобидную тему, а именно – науку. Уж про различные современные достижения в технике, физике и химии Адам мог говорить часами. За время изложения принципов работы электрического двигателя, нового изобретения Шварца, Джилл успела успокоиться; они дошли до того места, где начинались крутые скалы, и развернулись обратно.
– Очень полезное изобретение, – сказала Джилл, стараясь поддерживать разговор в безболезненном равновесии. – А ты в нем участвовал?
– Тебе бы, наверное, хотелось, чтобы я сказал «да», – серьезно заметил Адам. – И я все никак не могу понять, почему.
– Ну как же… – растерялась Джилл. – Ведь важно в своей жизни сделать что-то значительное.
– Почему? – Спросил молодой человек.
Джилл сначала решила, что он шутит, но взглянув в его спокойные, серые глаза, поняла – он говорит, что думает. Как и всегда.
– Ты часто говоришь о том, что каждый «должен» сделать в жизни, – тихо сказал Адам. – Но разве недостаточно просто жить?
– Но… нет, не достаточно. – Джилл немного удивилась тому, как странно повернулась их беседа – еще полчаса назад она и не подозревала, что будет объяснять Адаму основные философские концепции. – Есть ведь вечный вопрос: «В чем смысл жизни?».
– Есть? – Переспросил молодой человек.
– Конечно. И каждый его себе рано или поздно задает. И те люди, что не довольствуются простыми ответами, вроде «смысл жизни в деньгах», или в славе, или во власти, постепенно приходят к тому, что самое важное в жизни – сделать что-то… весомое. Значительное. То, что оставит след в истории.
Адам слабо улыбнулся, потом словно бы захотел ответить, но передумал.
– А, по-твоему, в чем смысл жизни? – Спросила Джилл. Этот разговор, как выяснилось, заставлял ее нервничать не меньше, чем предыдущий, когда они говорили про любовь. Возможно, потому что она сначала хотела включить эту самую «любовь» в перечень того, ради чего стоит жить, но отчего-то смолчала.
– Я не знаю, – медленно ответил Адам. – Но я подумаю над этим, обещаю.
Остаток пути они вполне мило беседовали, однако, когда пришло время прощаться, Джилл опять почувствовала, как потеют ладони.
– Придешь завтра? – Спросила она.
– Приду. – Адам поцеловал ей руку, она сама разрешила ему, пару недель назад. Сейчас ей захотелось взять свое разрешение обратно. – Только позже, к шести. В три к нам привезут доставку из Англии, я буду занят. Но до темноты у нас останется еще пара часов, чтобы погулять.
– Хорошо… – Джилл слабо улыбнулась. – До завтра, Адам.
– До завтра, Джилл.
Всю ночь Джилл провела, ворочаясь в постели и пытаясь заснуть. Она перебирала в уме весь их разговор, пытаясь понять, где она вела себя глупо, или нескромно, или слишком опережала события. Наконец, убедив себя, что по всем правилам приличия прошло уже достаточно времени, чтобы молодой человек хотя бы дал понять, что Джилл ему небезразлична, а уж по законам логики он и вовсе должен был признаться в этом сразу, как увидел ее у холма – иначе зачем бы ему каждый день в течение месяца, невзирая на непогоду, встречаться с ней? – Джилл уснула.
На следующий день она не находила себе места, слоняясь по дому, и довела этим тетю до вспышки раздражения. Та отправила ее в город за покупками, а по возвращению завалила домашней работой, чему Джилл была даже рада. Статьи для газеты она написала на несколько недель вперед, поскольку дядя уехал на материк по делам, и заняться ей было совершенно нечем, кроме как блуждать по саду и изводить себя, так что Джилл с энтузиазмом принялась за уборку. У них в доме была горничная, но та скорее отвечала за чистоту дома вообще, а в кабинет мистера Кромби, где работала и сама Джилл, ее не пускали под страхом увольнения. И Джилл, и ее дядя, отличались повышенной «пылевой и мусорной обрастаемостью», как называла это тетя, а они всего-навсего, когда работали, разбрасывали вокруг бумаги и наброски, карандаши и папки с документами. Причем каждая, даже сильно помятая и валяющаяся на полу бумажка могла оказаться чем-то важным, потому-то горничной и запрещали прибираться в кабинете. Джилл разобрала папки по годам, затем по алфавиту, убрала их в ящики, затем выровняла стопки предыдущих выпусков газеты, чтоб те не свалились на голову, и прошлась по всем поверхностям, что были доступны, тряпкой. Во время уборки Джилл поглядывала на часы – в половине пятого она закончила прибираться и спустилась к чаю. Тетя, естественно, тут же устроила допрос.
– А мистер Ремси разве не придет сегодня? Уже пять часов, а обычно ты сбегаешь из дома без четверти четыре.
– Придет. – Вздохнула Джилл, накладывая вишневое варенье на тост. С диетой было покончено дней через пять после ее начала, тогда же, когда у Джилл кончилось терпение слушать «охи» тети по поводу «ушедших» двух дюймов. Джилл «вернула» эти два дюйма за пару дней, и еще один, мстительно, сверху прибавила.
– Хм… – Высказалась тетя, и посмотрела в окно. – Сомневаюсь.
– Это почему?
– Погода портится. Наползает туман.
– Все равно придет, – уверенно сказала Джилл. Она знала, о чем говорила – в прошлую среду Адам приехал на велосипеде в страшный ливень. – Если б не мог, отправил бы записку с посыльным прямо с утра.
– Какой серьезный молодой человек, – одобрила тетя и больше вопросов не задавала.
Без двадцати шесть Джилл накинула пелерину, надела крепкие, непромокаемые ботинки, и выскочила в сад. Правда, тут же пошла медленнее – в воздухе висели клочья плотного тумана. Но она достаточно хорошо знала и сад, и окрестности дома, потому добралась до холма без приключений, даже не поскользнулась ни разу. Часов она с собой не взяла, и потому первые минут двадцать терпеливо ждала, приговаривая, что, верно «уже без пяти минут шесть». Потом просто стоять стало зябко и она начала прохаживаться туда-сюда. Прошел час, и уже не было никакой возможности обманывать себя, что «вот-вот наступит шесть часов», но Джилл все не уходила. Адам сказал, что придет… даже если б он сначала решил зайти в дом, думая, что она не выйдет его встречать в такую погоду, уже давно бы оттуда кто-нибудь подошел и позвал ее. А раз никто не пришел…
