Ральф Питерс - Красная Армия
Нет, подумал Шилко, наверное, так думать неправильно. И в ходе Великой Отечественной были свои примеры унижений и морального уродства. Это было в самой человеческой природе. Тем не менее… Так или иначе… Что-то было по-другому.
Шилко одел фуражку. Он избегал носить шлем, ценя небольшие удобства. И осознавал, как нелепо выглядит со своим широким крестьянским лицом и носом-картошкой в сочетании с железным горшком на голове. У него не было иллюзий на тему своей внешности. Он стал толще, чем хотелось бы, и он уже никогда не будет объектом чьих-то фантазий. Но все же было важно не выглядеть полным дураком.
Он опустил ноги на мокрую землю, крякнул и вылез из автомобиля. Затем постоял секунду, унимая боль в почках. И направился в сторону командного пункта, ища баланс между нежеланием мокнуть под дождем и вялостью своего тела.
Внутри палатки, маленький КП был светлым, оживленным и наполненным табачным дымом. Тревога уступила место ощущению комфорта и опыту, полученному за целую жизнь. Все было привычно: и еловый лапник от грязи на полу, и напряженные, усталые лица и запах металла от командно-штабных машин, образовывавших «кабинеты» по периметру палатки.
Персонал вытянулся. Шилко всегда любил эту небольшую дань уважения и, в тоже время, это все также немного его смущало.
— Садитесь, товарищи, садитесь.
Сержант наклонился, чтобы налить кружку чая из потертого самовара. Шилко знал, что это для него. Они были хорошими ребятами и хорошей командой.
— Ваш чай, товарищ подполковник.
Шилко заботливо взял чашку обеими руками. Это была еще одна мелкая радость жизни. Горячий чай в дождливую ночь во время учений. Армия не может действовать без чая.
Он опомнился. На сей раз это были не учения. Он вошел в машину управления артиллерийским огнем, в которой у поста управления капитан с волной набегающих на глаза волос склонился над новой автоматизированной системой управления огнем.
— Как успехи, Владимир Семенович?
Капитан поднял глаза. Его лицо было дружественным и доверительным. Шилко хотел, чтобы каждый из его офицеров так смотрел на подошедшего командира.
— Все нормально, товарищ подполковник. Просто обнаружили несколько сбоев в сети. Транспорт продолжает рвать кабели. Но КП каждой батареи функционируют нормально.
Шилко положил руку ему на плечо.
— Я на вас рассчитываю. Вряд ли такой старый медведь, как я, сможет разобраться во всем этом оборудовании.
Хотя сказал он с немалой долей шутки в голосе, Шилко был серьезен. Он понимал концепцию работы сети и знал теоретические принципы. Он был готов помочь своим подчиненным в той же мере, с которой ожидал помощи от них. Но от мысли, что ему самому придется сесть за один из этих маленьких пультов и претворять новейшие технологии в жизнь, ему становилось не по себе. Он подозревал, что растеряется. Поэтому он с радостью уступал дорогу молодым, и когда те демонстрировали отличные результаты, он был им благодарен и тогда уже мог посоветовать, как решить действительно сложную задачу.
Он подошел к начальнику штаба. Ромилинский с одним из лейтенантов сидели, согнувшись над заваленным картами, бумагами и таблицами столом. Лейтенант что-то вычислял на ГДР-овском карманном калькуляторе, который всегда казался самым ценным оборудованием в дивизионе.
Ромилинский поднял глаза. Шилко знал его достаточно хорошо, чтобы понять: за маской дисциплины скрывалась сильная напряженность.
— Товарищ подполковник, — сказал Ромилинский. — Как бы мы не делали, расчеты не сходятся. Посмотрите. Если мы выполняем каждую огневую задачу согласно нормативу, плюс расчетное оказание огневой поддержки по запросам войск, нам не только придется за сутки израсходовать больше снарядов, чем нам выделили на трое, но и физически не сможем выпустить столько. Командование дивизии требует невозможного. Они не знают, как работать с нашими системами и считают, что достаточно просто дать приказ, чтобы мы перепахали огнем хоть Луну.
— Хорошо, Василий Родионович, мы сделаем все возможное.
— Если мы будет полностью выполнять поставленные задачи, обеспечивая заданную плотность огня, достигая заданной вероятности подавления или уничтожения целей в каждой из поставленных нам задач, то ничего не выйдет. Расчеты не сходятся.
— Каждый хочет тяжелой артиллерии… — Сказал Шилко. Затем, уже более серьезным тоном спросил: — Но мы способны выполнить все задачи, входящие в план артиллерийской подготовки?
Ромилинский кивнул.
— Да, мы сможем.
— А остальное, — сказал Шилко. — Всего лишь вероятность.
— Но мы должны, хотя бы минимально, учитывать все вероятности.
— Не беспокойтесь. Как-нибудь справимся. Тем более, если у нас останутся нерасстрелянные снаряды, с учетом тех, что нам завезли вчера, нам не хватит транспорта, чтобы перевозить их, когда мы двинемся за остальными частями.
— Но что делать, с тем, что мы не сможем выпустить столько снарядов в установленные сроки?
Шилко оценил нервный энтузиазм Ромилинского. Он любил, когда его начальник штаба так обо всем беспокоился.
— Я верю в вас. — Сказал Шилко. — И вы заставите все это работать, Василий Родионович. Теперь скажите мне, Давыдов наконец-то вытащил свою батарею из грязи, или нет?
Ромилинский улыбнулся. Между ним и Давыдовым существовало некоторое соперничество, и Шилко знал, что начальник штаба был доволен трудностями Давыдова. И был рад помочь. Желательно так, чтобы это видело как можно больше людей.
— Его батарея на позиции. Но сам он не в духе. Я его немного попугал — «вы знаете, когда в грязи застревает одно орудие, это может быть несчастным случаем. Но когда застревает целая батарея, это уже больше похоже на саботаж». А он до сих пор не может отойти.
Улыбка мгновенно исчезла с лица Шилко. Он искренне не любил их позицию. Местность, в которой они располагались, была немецкой версией белорусских болот. Всегда требовалась повышенная осторожность, а были и места, где вообще нельзя было сойти с дорог. Ценные маленькие островки твердой земли были забиты под завязку. Орудия стояли вплотную друг к другу, а батареи могли разделять километры. И все равно они были не одни на этих болотах. Батальон химической защиты, который, к облегчению Шилко, представлялся совершенно бесполезным в надвигающейся войне, а также понтонно-мостовой батальон были направлены в эти низины. Здесь было столько металла, что, казалось, леса и луга проседают под его тяжестью. Шилко беспокоило то, что когда будет дана команда к наступлению, все это будет мешать друг другу. Насколько ему было известно, такое положение было вызвано как транспортными проблемами, так и отсутствием альтернативных мест развертывания. Накануне они с Ромилинским провели рекогносцировку в поисках запасных огневых позиций, и не нашли ни одного свободного участка земли. Сейчас он ждал прибытия группы артиллерийской разведки из дивизии, которой был придан его дивизион, которая должна была определить запасные позиции для его орудий. В тоже время, он утешал себя мыслью о том, что, благодаря дальнобойности своих орудий, его дивизион расположен далеко от фронта, и контрбатарейный огонь противника будет направлен в первую очередь на артиллерию, предназначенную для непосредственной поддержки войск. Однако было трудно оставаться спокойным, представляя, как его дивизион застрянет в промокших болотах и прочих дебрях ГДР и даже не сможет пересечь границу. Он понимал, что свободное пространство на дорогах будет поистине драгоценным.
С другой стороны, план артиллерийской подготовки был ему очень даже по душе. Несмотря на беспокойство Ромилинского, Шилко остался доволен, просмотрев план огневых задач, как он его называл «список подарков» для врага. Офицеры штаба дивизии, составляющие их под руководством ее командира и начальника ракетных войск и артиллерии, были профессионалами. Шилко весьма гордился сохранением традиционного профессионализма советской и российской артиллерии. В плане все было правильно: и огромная концентрация огня на ключевых участках фронта, на известных и предполагаемых расположениях резервов противника, и плотный огонь в поддержку наступающих войск, и даже, как подозревал Шилко, отвлекающие артиллерийские удары. План предполагал и активное перемещение огневых средств, чтобы в любой момент иметь поддержку там, где было нужно. Теперь оставалось только выполнить этот замечательный план.
— Что-нибудь еще, прежде чем начнется война? — Спросил Шилко. Он хотел спросить своим обычным мягким тоном, но слово «война» с ним никак не сочеталось. Когда могли навсегда решиться их судьбы, он принимал все слишком близко к сердцу.
— Мы получили еще одну партию дымовых снарядов. — Сказал Ромилинский. — И я до сих пор не понимаю, зачем возле них столько охраны. Это пустая трата сил.
