Леонид Млечин - Самая большая тайна фюрера
Психически больных в те времена запирали в сумасшедшие дома, которые еще не были больницами. Лечить и не пытались. На психиатров смотрели как на тюремщиков. Методы лечения были примитивными. Давали сильные успокоительные средства, опиаты, чтобы пациенты погрузились в долгий сон, — в надежде, что они проснутся здоровыми.
В середине XIX века появился метод электрошока, который широко использовался и казался надежным средством
привести больного в чувство. Зигмунд Фрейд признавал: «Мой терапевтический арсенал содержит только два средства — электротерапия и гипноз».
Врачи не знали, почему электрошок иногда помогает, но продолжали его использовать. В Первую мировую он стал излюбленным методом для военных психиатров. Когда врачи сталкивались с истерическим параличом руки или ноги, они демонстрировали больному, что мускулы и мышцы действуют, с помощью электрического тока. Когда речь шла об истерической глухоте, использовали внезапный сильный удар колокола. Инстинктивная реакция человека показывала, что в реальности он слышит.
В отделениях для таких больных царила особо строгая дисциплина. Задача состояла в следующем: сделать пребывание в госпитале настолько невыносимым, чтобы солдат как можно скорее пришел в себя и попросился на фронт.
«Солдат, — писал один из немецких врачей, — должен чувствовать, что нигде ему не будет лучше, чем на фронте, несмотря на все опасности военной жизни, и нигде ему не будет так плохо, как в госпитале, несмотря на ощущение полной безопасности».
Германские врачи считали священным долгом вернуть как можно больше своих пациентов на поле боя — любой ценой. Приказ прусского военного министерства, изданный в 1917 году, гласил: «Главное соображение, из которого следует исходить при лечении нервнобольных, — это необходимость помочь им отдать все силы фронту».
К концу войны военные госпитали были перегружены, поэтому военное министерство открыло отдельные лазареты для нервнобольных. Они, по политическим и медицинским соображениям, располагались в сельской местности. Лечение считалось более эффективным вдали от шума и огней больших городов, которые сами по себе считались причиной неврозов. К тому же немецкие врачи хотели отделить психических больных, чтобы помешать распространению симптомов истерии.
Для пациентов это означало, что они не могут увидеть родных, которым не под силу или не по карману было приехать за тридевять земель. Это лишь ухудшало их психологическое состояние. Но врачи настаивали, что одиночество больного им только на пользу и будет способствовать излечению: «Симпатии и сочувствие со стороны гражданских лип только усилят симптомы истерии».
Врачам не хотелось, чтобы в обществе становились известны общепринятые тогда методы лечения — болезненный электрошок, долгое пребывание в холодной или горячей бане, содержание в одиночке без общения с другими людьми. Все это сделало годы Первой мировой войны самыми мрачными в истории современной психиатрии.
В 1903 году в клинике для нервнобольных в Гейдельберге главный врач подверг безжалостному десятиминутному электрошоку молодую женщину, страдавшую истерией. Болезнь прошла. Во время войны врач из Гейдельберга Фриц Кауфман решил воспользоваться опытом своего начальника и лечить солдат током.
Обычно электроды прикрепляли к пострадавшей части тела. Например, если парализована была нога, то электрошоку подвергали ногу. Исключение делалось в случае немоты. Воздействовать током на гортань врач не решался. Сеанс электротерапии продолжался от двух минут до двух с половиной часов и был крайне болезненным. Санитары в резиновых перчатках держали пациента за руки и ноги.
Французский врач Феликс Бабински тоже полагался на целительную силу электричества. Пациентов приводили на процедуры голыми, женщинам разрешалось оставлять нижнее белье. Бабински объяснял, что это необходимо для того, чтобы видеть: причина непорядка — мускульная или психологическая? В реальности (а этот метод быстро переняли немцы) больных раздевали, чтобы усилить их ощущение беспомощности и власти врача над ними.
Два десятка человек погибли в результате электрошока, но лишь в самом конце войны протесты против подобной терапии заставили военно-медицинские власти отказаться от широкого применения электрошока.
Военный врач Отто Бинсвангер считал, что электрошок приносит только временное улучшение. Он держал пациента в полной изоляции и лишал еды. Его коллега угрожал поместить страдающих неврозами солдат в одну камеру с буйнопомешанными. Если фронтовики протестовали и говорили, что они не сумасшедшие, то врач презрительно отвечал:
— Кто не способен владеть своим телом, тот заслуживает сумасшедшего дома.
Психиатры сознательно создавали атмосферу террора, сравнимого с ситуацией на поле боя, надеясь выбить клин клином. Они повторяли:
— Ваши проблемы свидетельствуют лишь о нехватке воли. Вы должны сделать усилие над собой и вернуть самообладание. И вы способны сделать это всего за несколько дней.
Немецкие психиатры убеждали пациентов, что на самом деле они совершенно здоровы и не нуждаются ни в лекарствах, ни в процедурах. Известный франкфуртский психиатр уверял, что четверть больных излечивались после первого разговора. На следующий день они выписывались из госпиталя. Психиатры делали ставку на свой авторитет и привычку немцев подчиняться власти — военный доктор в офицерском звании воспринимался как большой начальник.
Один ларинголог вводил потерявшим речь солдатам в горло стальной шарик диаметром в один сантиметр и проталкивал его в гортань. Он насильно держал этот шарик очень долго, хотя пациент не мог дышать, приходил в ужас и вырывался. Когда солдат уже практически задыхался, врач резким движением выдергивал шарик, из горла пациента вырывался крик, и тем самым голос возвращался. Врач был убежден, что нашел удачный способ лечить немоту.
Иначе говоря, это была битва, а полем битвы стало тело пациента. На войне, как на войне, любые средства были хороши. В некоторых лазаретах солдат, страдавших психическими расстройствами, помещали в невыносимо горячую баню и говорили, что они будут там находиться, пока не выздоровеют:
— Пациент должен находиться в бане днем и ночью. Его ни в коем случае нельзя оттуда забирать, иначе это повредит лечению.
Обычно человек выдерживал не больше суток. Бывший солдат германской армии, продержавшийся дольше, вспоминал:
— Комната была заполнена паром, дышать было трудно. Если кто-то пытался выбраться из бани, его сталкивали назад. Так что мы просто лежали и ждали. Мы постепенно слабели. Из соседней комнаты мы слышали крики и молитвы. Только на третий день меня вытащили из ванны и разрешили лечь в постель.
Другие психиатры завязывали пациенту глаза, помещали в темную комнату, зачем-то пускали в ход рентгеновские лучи или вводили физиологический раствор в пораженные части тела.
Психиатр Роберт Зоммер работал с солдатами, которые считались глухими. Он полагал, что пациента надо вывести из равновесия с помощью внезапного громкого удара колокола. Перед началом сеанса он привязывал один из пальцев руки к пишущему прибору. После громкого удара колокола, если палец дергался и самописец фиксировал это движение, врач констатировал, что на самом деле пациент все слышит.
В Кенигсберге психиатр Макс Ротман предлагал больным с парализованными руками или ногами чудодейственное лекарство, которое, как он обещал, гарантирует полное излечение. Но объяснял, что поскольку его прием крайне болезнен, то вводить лекарство можно только под общим наркозом. Когда наркоз начинал отходить и пациент еще плохо понимал, что происходит, психиатр властным голосом приказывал пациенту продемонстрировать, что он владеет парализованным органом. Как только тот в забытьи начинал двигать ногой или рукой, психиатр торжествовал. Разумеется, никакого чудодейственного лекарства не существовало, использовался только наркоз, чтобы лишить пациента воли.
Психиатры безоговорочно верили в гипноз. С помощью внушения лечили солдат от тика, подергиваний, паралича. Гамбургский невропатолог Макс Нонне уверял, что гипнозом поставил на ноги полторы тысячи больных. Его первым пациентом был лейтенант, который еще в октябре 1914 года лишился дара речи. Врач решил, что причина носит чисто психологический характер. Он погрузил больного в гипнотическое состояние и приказал говорить. И к лейтенанту вернулся дар речи.
Ефрейтор Адольф Гитлер попал к доктору Эдмунду Фостеру, который ставил только два диагноза: либо пациент симулянт, либо ему не хватает воли. Если приходил к выводу, что перед ним симулянт, требовал, чтобы пациент немедленно признал себя здоровым и попросился на фронт, иначе его ждет трибунал. Если пациент без злого умысла представлял себя больным, то следовало укрепить его волю. Доктор внушал ему, что такое поведение недостойно солдата германской армии и в таком случае его следует наказывать, а не лечить.
