Игорь Чужин - Уйти, чтобы не вернуться

Большую помощь в работе мне оказал Прохор, ставший моим подмастерьем. Конечно, парень зачастую не понимал смысла моих действий и планов, но постоянно был на подхвате и практически полностью избавил меня от ненужной беготни. Новые для себя знания Прохор впитывал словно губка, а когда заработал токарный станок, то уже к вечеру следующего дня я мог поручить смышленому парнишке черновую обработку заготовок для спиц.

Десять дней напряженного труда пролетели будто одно мгновение, и можно было подводить первые итоги. Моя колесная мастерская вышла на проектную мощность в восемь колес за смену, и мы успешно выполнили первый заказ.

Утром одиннадцатого дня я отправил Прохора к первому клиенту с известием, что его заказ готов, и стал дожидаться появления заказчика в мастерской. Всем известно, что реклама – двигатель торговли, поэтому я не пожалел труда на финишную отделку колес. Не знаю почему, но я опасался, что непривычный вид нашей продукции не будет оценен по достоинству потребителем и мы зря потратили силы и время на придание своей продукции эксклюзивного товарного вида. Колеса можно было отдавать заказчику еще два дня назад, но мы с Прохором не поленились выжечь на спицах фирменный вензель и покрыли колеса купленным на рынке канифольным лаком.

Однако мои страхи не подтвердились, и заказчик буквально разинул рот от удивления, увидав колеса нашего изготовления. Мужик сунул мне в руки плату за работу и бегом убежал со своим заказом, видимо опасаясь, что с него еще могут слупить денег за товар такого высокого качества. Конечно, лишние траты уполовинили возможную прибыль, но обеспечили нас клиентами, которые уже на следующий день выстроились в очередь.

Практически весь следующий месяц мы с Прохором трудились от зари до зари и сумели заработать почти три гривны серебром, но затем поток заказчиков практически иссяк, потому что произошло затоваривание рынка. Конечно, желающих заказать наши колеса имелось в достатке, но у потенциальных потребителей банально не было денег.

Я был занят в мастерской с утра до вечера, поэтому не сумел вовремя отследить конъюнктуру рынка и не подготовил запасных вариантов. Как потом выяснилось, основными заказчиками моего товара были не местные жители, а купцы, приплывавшие в Верею за пушниной. Сначала они закупали колеса для своих обозников, но затем стали брать нашу продукцию как товар для перепродажи. Когда пушнина у местного населения закончилась, купцы уплыли, и торг постепенно перешел на меновую торговлю дарами леса и сельхозпродукцией. Чтобы не работать на склад, мне пришлось обменять последнюю партию колес на запас продуктов на зиму, и производство встало намертво.

Вместе с наступившим затишьем в работе появились и новые проблемы, главной из которых оказалась извечная русская беда – это огромное количество дармоедов, живущих чужим трудом. Увлекшись чисто техническими вопросами, я абсолютно забыл, что живу в мире людей, и в этом мире Александр Томилин никто, и звать его никак, поэтому сразу появились желающие поживиться за мой счет.

Первым по мою душу заявился староста Вереи Пахом Хромой, чтобы лично выяснить, кто это такой шустрый открыл бизнес на подконтрольной ему территории. К счастью, эту проблему самостоятельно разрулила Прасковея, откупившись от старосты парой ногат. Однако староста был только первой ласточкой, потому что боярыня Пелагея Воротынская, покойному мужу которой была отдана в кормление Верея, находилась в это время в Москве, где решала какие-то свои проблемы. Именно отсутствие в Верее боярыни и ее дружины позволило мне относительно легко организовать производство, но моя безбедная трудовая жизнь закончилась одним пасмурным летним утром.

Чужие руки выдернули меня из теплой постели, когда я досматривал очередной кошмарный сон из своей прошлой жизни. Двое крепких парней в кольчугах не стали церемониться с безродным бродягой и без предварительного стука просто вышибли дверь в мою каморку, а затем грубо стащили мое бренное тело с лавки, на которой я спал. Меня буквально волоком вытащили во двор, под ясны очи боярского тиуна Андрея Мытника, который процедил сквозь зубы:

– Ты, что ли, Алексашка – колесный мастер?

Я, очумев спросонья, промычал что-то нечленораздельное и утвердительно кивнул.

– Быстро собирай инструмент, и поехали! У возка боярыни Пелагеи ось лопнула и колесо сломалось, чинить будешь.

Один из воинов дал мне пинка для скорости, и через несколько минут я уже сидел на лошади за спиной этого козла, а по моей спине стучало запасное тележное колесо. Наш маленький отряд проскакал галопом до околицы и вскоре выехал на лесную дорогу, ведущую к Рязанской дороге, или, как ее еще называют, Астраханскому тракту. Здесь кони перешли на рысь, и через пару часов зубодробительной тряски мы добрались до места назначения. Я кулем свалился с лошади на землю и с трудом встал на одеревеневшие с непривычки ноги, после чего осмотрелся.

Рядом с дорогой был разбит походный лагерь небольшого обоза, в котором из Москвы возвращалась боярыня Пелагея с детьми и домочадцами. Тиун, толкая в спину, подвел меня к стоящей возле походного шатра женщине в дорогой одежде и с поклоном доложил:

– Пресветлая боярыня, ваш приказ исполнен. Вот он, колесный мастер Алексашка, который без спроса открыл в Верее колесное дело.

– Кто таков? – строго спросила боярыня.

– Александр Томилин из Пскова, – поперхнувшись на последнем слове, ответил я на автомате, словно зэк на вечерней поверке.

Видимо, тюремные инстинкты не до конца выветрились из моего подсознания, при этом я не понимал, что таким ответом фактически причислил себя к благородному сословию, а самозванца в эту эпоху ждала только петля. Именно в этот момент и решилась моя дальнейшая судьба, хотя я даже не подозревал, в какую опасную игру ввязался. Если бы судьба свела меня не с боярыней, а с боярином, то висеть бы самозванцу Александру Томилину на ближайшей березе. Однако мне очень повезло, что на моем пути попалась женщина, у которой осторожность в крови, а потому боярыня не стала торопиться с расправой и продолжила допрос.

– Беглый? Почто назвался боярским именем? Мне знаком род Томилиных, ты каких будешь? – прищурившись, спросила она.

Я понял, что попал, но мне ничего больше не оставалось, кроме как врать дальше в призрачной надежде выиграть время. Еще когда учился в институте, я от скуки разыскал в Интернете родовые корни своей семьи и выяснил, что бояре Томилины выходцы из Псковской губернии и наш род происходит от какого-то Томилы Вороны-Боротинского из Боротина, а потому ляпнул:

– Ворона-Боротинские мы.

Боярыня раскрыла рот от удивления и, всплеснув руками, сказала:

– Неужто ты сынок Данилы Савватеевича Томилина – Алексашка? Так всю вашу семью варяги в полон увели, а евонный брат Кирилл Савватеевич выкуп за них платить не стал, и сгинули вы все в неволе.

Я проглотил появившийся в горле комок и молча кивнул в ответ.

– Ой, врешь ты, парень, таких чудес не бывает! Отвечай, варнак, зачем чужим именем назвался! Чем подтвердишь свои слова?

Вразумительного ответа у меня не было, поэтому я снова промолчал и только развел руками.

– Отвечай, пес безродный, когда тебя боярыня спрашивает! – раздался голос боярского тиуна, и я боковым зрением заметил мелькнувшую за спиной тень.

Видимо, сработал мой инстинкт самосохранения, много раз спасавший мне жизнь в армии и на зоне, и я резко пригнулся. Кулак боярского прихвостня буквально просвистел над моей головой, наверное, поэтому эта сволочь свалилась на землю, не удержав равновесия. Боярыня невольно улыбнулась, а двое других дружинников заржали в голос. Этот смех взбесил тиуна до умопомрачения, и он злобно рявкнул, вытаскивая из ножен кинжал:

– Конец тебе, сука!

Такой поворот судьбы не оставлял мне никакого выбора, так как в эту секунду на кону стояла моя жизнь. Струсить – значит умереть, и я не задумываясь врезал с ноги уроду в челюсть, ну а затем события понеслись вскачь.

Если ты ввязался в драку с несколькими противниками, то бейся с первой секунды как зверь, пока враг в замешательстве, иначе тебя просто затопчут. Поэтому я мгновенно крутанулся на левой ноге и врезал второму дружиннику в ухо классическое маваши-гири, благо почти все местное население было ниже меня на голову. Боец рухнул как подкошенный, а я, не теряя темпа, прыгнул на третьего противника и ударил его головой в лицо. Удар получился хлестким на загляденье, и я услышал, как хрустнули кости сломанного носа.

Дворовая девка, стоявшая рядом с боярыней, подняла дикий визг, и ко мне бросились несколько мужиков, кашеваривших у костра неподалеку. Бежать было поздно, поэтому я решил расстаться с жизнью красиво и доказать своим предкам, что их потомки тоже могут за себя постоять.

Однако настоящего боя не получилось, потому что предки оказались жидковаты для настоящей драки не на жизнь, а на смерть. Все пятеро налетели на меня, как пьяные бомжи на собутыльника, мешая друг другу и даже не обнажив оружия, висевшего у них на поясах. Мне было абсолютно по барабану, что мои противники ведут себя по-идиотски, и я окучивал их, как меня обучили в десанте. Уже через несколько секунд вся эта шобла, воя на разные голоса, валялась на травке в живописных позах, с вывихнутыми конечностями и разбитыми рожами. Азарт ударил мне в голову, поэтому я, воодушевленный легкой победой, мгновенно разоружил одного из страдальцев и с саблей наголо бросился с диким криком: «За ВДВ!» на толпу застывших в нерешительности обозников боярыни.