Василий Звягинцев - Андреевское братство

— Не знаю. Интуиция, наверное, она у меня неплохо развита. Почему и жив до сих пор.

— Молодой человек прав, — провозгласил со своего дивана профессор, который потихоньку продолжал прихлебывать водочку из стакана. — Его аура свидетельствует о крайне развитой интуиции и общей предрасположенности к взаимодействию с «тонкими мирами». Вам не приходилось, уважаемый, посещать астрал?

— Мне не приходилось, зато астрал меня посещал неоднократно…

— Это как, простите?

— Игорь вам изложит свою историю несколько позже. Сначала мы завершим материалистическую часть нашей беседы, — приостановил исследовательский азарт профессора Новиков. Он один здесь знал суть моих взаимоотношений с потусторонним миром в полной мере. И продолжил собственный монолог: — И все же сам факт нашей встречи следует признать случайным. То есть то, что мы оказались в то утро в одном и том же месте. Дальнейшее уже закономерно. И я, и Ирина в первые же минуты знакомства поняли, что ты как раз тот человек, что нам нужен…

— Для чего?

— Видишь ли, мы с Ириной и вправду оказались в параллельном будущем волею загадочного природного катаклизма. Я говорил тебе — нечто вроде пробоя изоляции в туго сплетенном жгуте проводов. И нам пришлось почти год просчитывать закономерности, чтобы найти условия и точки сопряжений. Слава богу, что Ирина многому научилась у Левашова в области теории межпространственных переходов, да и сама имела кое-какую подготовку. В общем, приходить и возвращаться от вас к нам мы научились с девяностопроцентной точностью…

Вот оно как, оказывается. Далекие предки, по их словам, научились за год тому, о чем наши высокомудрые теоретики до сих пор понятия не имеют. Более того, отрицают само существование альтернативных миров. И, что самое поразительное, — межреальностные переходы возможны без помощи какой-либо аппаратуры, достаточно оказаться в нужное время и в нужном месте. Вот и все.

— И много раз вы наш мир навещали?

— Раза четыре… В чисто экспериментальных целях. Для отработки метода. Ну и просто так… Жить у вас уж больно приятно, — улыбка Андрея была настолько искренней и, я бы сказал, печально-доброй, что я ему поверил.

— Только одной закономерности не уяснили, а может, ее и вообще нет — как соотносится наше время с вашим. Иногда совпадение абсолютное — месяц, проведенный в вашем мире, в точности равен прошедшему здесь, а иногда разнос огромный. Вот в последний раз… Мы с Ириной постранствовали у вас четыре месяца, потом встретили тебя, плыли еще две недели, а здесь прошло семь месяцев. Мало, что ребята испереживались, так еще и заговор успел созреть, а весьма высокопоставленные и информированные люди, что были у меня на связи, не знали, кому сообщить о готовящемся перевороте. Вот и пришлось посуетиться, понервничать… — Новиков сокрушенно покачал головой. — Если бы вовремя вернуться, можно было очень малой кровью обойтись, а то вот…

Теперь мне последние события стали понятнее. А то я все удивлялся, насколько грубо и непрофессионально проводились кое-какие мероприятия.

Но пока меня интересовало не это. В конце концов, заботы здешнего мира не так чтобы уж очень меня касаются. Но из слов Андрея следовало, что вернуться домой нам с Аллой не только можно, но как бы и очень легко. Об этом я и спросил Новикова.

— В общем-то, так. Вернуться, наверное, можно, если наши расчеты адекватны. Мы тут с Олегом прикинули. Примерно через три месяца проход должен открыться в Северной Атлантике, в вычисленной точке между Англией и Норвегией… — и тут в его тоне я услышал такое большое «но», что не на шутку встревожился. О чем и спросил.

— Катера помнишь? — ответил мне Андрей.

— Еще бы не помнить…

— Так катера были немецкие, как мы определили, и предвоенного выпуска. Принадлежали Кригсмарине тогдашней гитлеровской Германии…

Я не сразу понял, о какой войне он говорит, и лишь позже догадался, что имеется в виду бывшая здесь через пятнадцать лет после нынешнего момента и не состоявшаяся у нас Вторая мировая.

— И какой в таком случае вариант просматривается? — это спросил уже Шульгин, до сей поры не вступавший в разговор.

Они проверяют меня на сообразительность, что ли? Ну, пожалуйста, отвечу, что думаю.

— Не выходит ли, что мы сначала вывалились в какой-нибудь из годов той вашей войны, а уже потом проскочили в этот? Тогда, значит, в вычисленной вами точке существуют сразу две зоны перехода?

Сказал и почувствовал, что чего-то не улавливаю.

— Если бы так, это еще полбеды, — сказал Андрей. — Тут нечто более сложное и странное. Мы ведь в каком сейчас году пребываем? Правильно, в двадцать четвертом. Но, прошу заметить, если мы здесь и сейчас, то каким образом могла случиться та Вторая мировая? Мы же собираемся ее предотвратить, и судя по тому, что уже сделали, ей, той, что была, теперь взяться неоткуда…

Наверное, они после возвращения Новикова уже не раз обсуждали друг с другом случившийся парадокс.

— Может быть, так, что вы с Игорем оказались в точке сопряжения трех реальностей, — сказал Шульгин. — И вы сколько-то, день, или час, или даже те самые три месяца, которые «потерялись», прожили в нашей Настоящей Реальности… А уже потом выскочили сюда.

— А могли и не выскочить, так? Навсегда остались бы в реальности № 1, то есть нашей подлинной? В которую Артур дороги так и не нашел?

— Об этом судить трудно. Если уж Олег не сумел рассчитать вероятность стыковки трех реальностей, да еще со странным ступенчатым временным разрывом. Можно допустить, что война там была, но не мировая, а так, локальная, вроде фолклендской. И что вы были совсем не в той точке, а в любой другой… Ты же только по климату ориентируешься, обсервации сделать так и не сумел, а когда тучи рассеялись, оказался уже у нас…

Из всей последовавшей далее дискуссии я понял только одно — понятия о физическом смысле явления не имеет никто, но при попытке воспользоваться ранее вычисленной точкой перехода вполне можно угодить куда угодно, кроме нужного места, времени и реальности. И такую попытку до полного выяснения всех обстоятельств никто предпринимать не станет.

Однако и здесь я не угадал.

— Для момента, когда рациональная наука бессильна, имеется выбор, — кривя лицо в очень нетрезвой улыбке, провозгласил со своего дивана профессор Удолин.

Я, честно говоря, успел почти забыть об этом персонаже. Вернее — не принимал его всерьез, посчитав старым пьяницей и забыв, что ни Андрей Дмитриевич, ни Александр Иванович никогда ничего зря не делали. И если этого колоритного дедушку сюда зачем-то привели, то рано или поздно он свое слово сказать был должен. В полном соответствии с режиссерской теорией А. П. Чехова.

— Дорогу в интересный вам мир можно искать не только по прямой. Можно пойти и вокруг… — сказал профессор, выпрямился и сел на диване. — Естественно, через иные измерения. — Он уткнул палец в висевшую на стене карту мира. Здешнего мира, подчеркну еще раз. И 1980 года издания. «Москва. ГУГК СССР». Мне эту карту интересно было рассматривать еще в новозеландском форте. Слишком много там непривычных границ и неизвестных стран.

— Вот так, — Удолин черкнул ногтем от Одессы до Вены через Карпаты и Венгерскую низменность, — идти, особенно если пешком, долго, нудно, и дойдешь ли еще, неизвестно. А вот так, — он изобразил над картой баллистическую траекторию от Вены обратно к Одессе, — очень легко и быстро. Практически мгновенно. В чем суть? — обратил он ко мне взгляд экзаменатора.

— Естественно, воздушный транспорт удобнее пешего хождения, — ответил я.

— Правильно, но глупо, — удовлетворенно сказал профессор. — Суть совершенно не в этом, а… — он еще посмотрел на меня, давая мне шанс реабилитироваться, а потом заключил: — Неужели не увидели? Я же вышел из плоскости двух измерений. Поняли? Из двух — в третье. А теперь попробуем из трех — в четвертое. А?

В моем нынешнем состоянии эта идея была ничем не хуже и не лучше всех прочих. Хотя я по-прежнему не понимал, каким образом возможно выйти в какое-то еще измерение, внешнее по отношению к внепространственным. Впрочем, я и о куда более примитивной хроногации имел крайне смутное представление, куда уж со всем прочим. А они тут, как выяснилось, давно и свободно между временами и реальностями маневрируют. Откуда мне знать, может, этот пьющий старец самым главным теоретиком и является, а господа офицеры так, у него на подхвате.

Однако тут же и выяснилось, что если Константин Васильевич и теоретик, так совершенно в другой области, поскольку он начал густо пересыпать свою речь терминами дзен-буддизма и прочих оккультных наук, стремясь просветить именно меня (поскольку всем остальным, похоже, он свои воззрения изложил гораздо раньше).

Смысл последующего разговора сводился к тому, что имеется план — используя его, Новикова, с Шульгиным и отчего-то вдруг мои (интересно, какие?) способности, отыскать и, если так можно выразиться, картографировать все наличествующие на Земле точки межмировых пробоев. То есть в идеале получить функционирующую с четкостью и надежностью довоенных германских железных дорог транспортную систему, связывающую три, а возможно, и гораздо большее количество реальностей.