СССР-2061 [Антология] - Виктор Гвор
— А почему тебя это волнует?
Хала открыла рот, собираясь что-то сказать, да так и застыла. Неожиданно оттолкнула его, шипя сквозь зубы ругательства. Уткнулась лбом в колени и замерла, тяжело дыша.
Завалов поднял ножку стула, медленно двинулся вдоль стеллажа к дверям. Выглянул, как ему казалось, осторожно. Увидел людей в форме и в ужасе спрятался обратно.
— Эй, кто там!
Сердце ушло в пятки.
— Кто там! Выходи с поднятыми руками!
«Они говорят по-русски, да?»
Требование повторили на английском и каком-то местном, шипящем наречии. Завалов уронил бесполезную ножку стула, поднял руки и шагнул за порог.
— Не стреляйте! Я из лагеря Пылевого, база 16.
— Тю! — откликнулись ему с непередаваемым акцентом. — Нет больше твоего Пылевого, товарищ.
* * *
Копию электронной студгазеты с его фото на первой полосе мама загрузила в фоторамку. И долго выспрашивала у «Вади», почему он не хочет повесить рядом блестящую медаль в коробочке. Вадим Завалов пытался шутить в ответ. Но правда была в том, что он так и не понял, почему ему вручили награду. Женщина, которую он тащил на себе по мертвому городу, умерла месяца через два, как раз в те поры, когда счастливая Алиса демонстрировала новоиспеченному дяде бойко агукающих тройняшек. Вернее, ногу та женщина потеряла сразу, ее отняли в полевом госпитале. А умерла уже потом, когда в очередном гуманитарном лагере разгорелась эпидемия холеры. Первобытная болезнь, которая, к счастью, не могла проскользнуть сквозь границу Союза. Завалов наводил справки, но ни семье, ни друзьям рассказать так и не смог. Им было не до того. Заголовки новостей рапортовали об успехах марсианской экспедиции, и разговоров в те поры только и было, что о космосе.
Еще полгода спустя исчезла Хала. Батарейки ее допотопных имплантов могли держать заряд всего пару-тройку дней, а потому, Завалов не строил никаких предположений по поводу ее судьбы. В лэптопе от Халы остались лишь строчки загруженных данных, но Завалов перебирал их медленно, скорее уже по привычке. Не бросать же анализ незавершенным.
В доме стало шумно и суетно. Тройняшки надолго завладели всеобщим вниманием. Алиса обижалась и считала, что на брата малыши не произвели ни малейшего впечатления. Тот все слонялся, как сомнамбула или сидел, залипнув в планшетник, и что-то напряженно читал.
Однажды, приткнувшись на диване перед телевизором, Завалов понял, что окончательно запутался. На экране планшетника творилась ерунда. В длиннющих отчетных таблицах что-то не желало сходиться. Вот — график поступления пакетов информации, вот — отчет о получении входящих данных, стенографирующий баллы эмоционального отклика. В тайминге двух лент просматривался серьезный рассинхрон. Середина тестового времени, коэффициент важности информации достигает пикового значения. В это же время Хала откровенно скучает, сводя на «нет» любые попытки достучаться до ее разума. Но вот конец сеанса, передача данных завершена, и в это время…
— Кто это у нас тут? А, это дядя Вадя!
Завалов чуть не уронил планшетник, когда на колени ему опустили весело курлыкающего младенца.
— Подержи, а? Сил больше нет! — сказала Алиса.
Завалов натянул на лицо улыбку:
— Здравствуй, Дашенька! — сказал он, подхватывая размахивающего ручками карапуза и чувствуя себя при этом полным дураком.
— Это — Машенька, — с такой же натянутой улыбкой поправила Алиса.
Из тройняшек Завалов мог уверенно узнать только Пашеньку — у того на распашонках были нарисованы всякие роботы и машинки. Машинки. Всюду машинки. Человек окружил себя машинками, в надежде, что уж они-то сведут количество ошибок к минимуму. А техника все равно подводит. Что же не так с таймингом? Что там было, в конце сеанса? Только белое пространство. Никаких данных.
Сестра плюхнулась рядом, на диван. Вздохнула с облегчением, но тут же снова напряглась:
— Ну как ты держишь, Вадь! Ровнее, вот так… Не надо ее пытаться сажать. Рано еще.
— Как так — рано? — удивился Завалов, перекладывая планшетник на подлокотник дивана, подальше от цепких маленьких ручек. Не удержался, снова взглянул на тайминг. Что же там такого невероятно-интересного для Халы произошло в конце сеанса?
— Ей же полгодика всего, — усмехнулась Алиса. — Ее сейчас на руках таскать нужно. Болтать побольше. Знаешь, как ей нравится, когда с ней разговаривают? Так серьезно слушает!
Завалов посмотрел на счастливо улыбающуюся Машеньку и, не выдержав, улыбнулся в ответ. Нравится ей, видите ли, когда разговаривают.
— А ты как хотел? Это же не программы твои дурацкие!.. Это ведь маленький человечек, и ей нужно человеческое внимание. А родной дядя все в экран пялится…
От неожиданно пришедшей в голову мысли Завалов едва не подпрыгнул. Что делала Хала, когда ей было интересно, когда восприимчивость к внешней информации была максимальной? Ведь она с ним просто трепалась! Что-то спрашивала, пыталась понять. Завалов еще раз посмотрел на данные. Подумал, что тогда, в брошенном книжном магазинчике, в момент наивысшего отчаяния он не то, чтобы потерял все, к чему стремился, но взамен получил отличную подсказку о верном направлении пути.
Пару следующих дней Завалов провел в дебрях электронных библиотек. Статьи об этапах развития ребенка сменились теориями воспитания. Завалов читал, делал заметки и все больше мрачнел. Что-то безнадежно устарело, что-то — просто не подходило по параметрам объектов воспитания. Как много времени нужно, чтобы ребенок усвоил что-то серьезное! Про взрослых и подумать страшно. И система. Ни одна не подходит к задаче, что он безуспешно пытался решить. Завалов подумал, что это совсем не дело — его посрамили учебники столетней давности, о существовании которых он в жизни не слышал.
Пришлось разобраться с алгоритмом собственной программы. Он уже имел в распоряжении разработанную систему, и оставалось лишь дать ей проработанные данные.
А время? Когда с переработанным алгоритмом было покончено, Завалов чуть отвлекся и с изумлением обнаружил, что племянница Машенька уже вполне самостоятельно бегает по дому, крича что-то на своем птичьем языке. Дашенька и Пашенька ненамного отставали от сестры. Целый год прошел, а он и не заметил.
Вряд ли люди научатся избегать невероятно долгого и сложного этапа взросления. Завалов пытался перестроиться, развернуть мысли в иное русло. Есть вещи, к которым не приделаешь волшебную кнопку (хотя, как же он старался!). Теперь ему только предстояло осознать масштабы тяжелого многолетнего пути.
На улице опять была весна, и Завалов ходил на консультации мимо цветущих декоративных яблонь. Подолгу сидел в неоцифрованном отделе библиотеки, категория «педагогика». Ночью он спал крепко, без снов, чему способствовали сильнодействующие таблетки, выписанные врачами еще на базе.
— Жениться тебе пора, Вадя, — по привычке ворчала мама.
— Семья — это сложное экономическое предприятие, — отвечал Завалов. —
