Василий Звягинцев - Вихри Валгаллы
— Надеюсь, сэр, — на своем безупречном оксфордском обратился Шульгин к адмиралу, который наконец отдышался, только часто и мелко покашливал, обводя мостик налитыми кровью глазами, — вам не причинили слишком больших неудобств?
— Кто вы такой, дьявол вас раздери, откуда вы взялись на моем корабле?
— Полковник русской армии, если вас это может успокоить. Командир десантной партии. Поскольку вы не подчинились приказу покинуть наши территориальные воды, мы приняли разрешенные международным правом меры. Можете считать свой корабль интернированным, а себя — военнопленным.
Сеймур зарычал и бросился на Шульгина, замахиваясь довольно впечатляющих размеров кулаком.
Бить старика, да еще с рукавами, до самого локтя изукрашенными широкими серебряными нашивками, Сашка не мог. Он просто перехватил его левой рукой за запястье и резко сжал пальцы.
— Спокойно, сэр. Вреда мы вам не причиним. Вашим людям тоже…
В этот момент внутри рубки хлопнул пистолетный выстрел.
— …если они будут вести себя разумно, — закончил Сашка фразу и лишь потом крикнул: — Эй, что там у вас?
— Да тут один нашелся, — выглянул наружу офицер со «стечкиным» в руке. — Швырнул в Степанова биноклем и попытался смыться через люк куда-то вниз.
— Убили?
— Вроде не насмерть…
— Видите, сэр, даже в таких обстоятельствах мои люди стараются не допускать ненужного кровопролития. И вы, если будете исполнять мои распоряжения…
— Ты, гнусный ублюдок!.. — И дальше Сеймур разразился самой отборной для британского флота бранью. Не идущей, впрочем, ни в какое сравнение с той, что мог бы изобрести попавший в аналогичное положение русский адмирал.
— Придется вас изолировать, — с сожалением развел одной рукой Шульгин. — Юрченко, отведите его куда-нибудь и заприте.
— Куда, Александр Иванович? Я здесь плохо ориентируюсь.
Шульгин пожалел, что в составе группы не оказалось ни одного настоящего моряка.
— А я знаю? Ну просто пристегните его наручниками к леерной стойке. Вон там… За адмирала отвечаете лично.
Линкор продолжал как ни в чем не бывало мчаться по заданному ранее курсу.
— Алло, Дим, — включил настроенную на волну Воронцова рацию Шульгин. — У меня полный порядок, только я не умею управлять этой штукой и не знаю, чего дальше делать. Какие будут указания?
В динамике послышался нервный смешок Воронцова.
— У тебя под руками кто из судового комсостава есть?
— Да здесь их уйма. Стоят, подняв руки. Адмирала я только что под домашний арест отправил. А вон, похоже, командир линкора. Коммодор по званию.
— Скажи, пусть сыграет отбой боевой тревоги. Артиллеристам «дробь», стволы вернуть в диаметральную, заряженные пушки не разряжать, просто открыть затворы. Курс прежний, скорость снизить до десяти узлов. Я сейчас подойду…
Когда к Шульгину подвели Гуденеффа, Сашка сидел на леерном ограждении мостика, оплетя ногами металлическую стойку и с наслаждением курил, осматривая сияющее море и расстилающуюся внизу палубу линкора. «Удалось ведь, а, черт возьми, удалось! — думал он. — Звездный час у вас, Александр Иванович, и никуда не денешься!»
Коммодор внешне выглядел совершенно спокойным. А что уж он при этом чувствовал…
— Угощайтесь, сэр, — протянул ему портсигар Сашка. И поделился радостью: — I made it — я сделал это, как говорится.
— Не смею отрицать. Хотя, гореть мне в аду, не представляю, как это возможно. — Гуденефф взял сигарету.
— Обычный абордаж. Только с другой стороны. Сверху… — Шульгин показал пальцем, откуда именно.
— На чем это вы прилетели? Никогда таких чертовых мельниц не видел.
— Вы сейчас скомандуйте вот что… — Шульгин повторил полученную от Воронцова инструкцию, — а потом я с удовольствием удовлетворю ваше любопытство. Время у нас будет.
«Валгалла» подошла к «Эмперор оф Индиа» раньше, чем остальные четыре линкора эскадры успели кое-как исправить полученные от воздушного налета повреждения, убрать с палуб тела убитых и немного наладить систему управления огнем. Из-за принявшего через пробоину в корме несколько тысяч тонн воды «Бенбоу» отряд не мог держать ход выше четырнадцати узлов. А эскадра Колчака, применяя прежнюю тактику, отгоняла их редкими залпами, но теперь на близких недолетах, в сторону крымского берега.
Воронцов подвел пароход к борту застопорившего ход линкора и высадил на него в полном соответствии с правилами призовую партию в составе двух рот Корниловской дивизии. Десантники были вооружены автоматами «АКСУ», более подходящими для действий на корабле, чем длинные винтовки. Офицеры рассыпались по палубе и отсекам, взяли под охрану крюйт-камеры, кубрики с ружейными пирамидами, артиллерийские казематы и орудийные башни. Редкие и разрозненные попытки сопротивления подавлялись решительно, но в общем беззлобно. Слишком велика была радость победы, неслыханной с времен Гангута, походов Ушакова и Сенявина. Да и британские моряки не испытывали слишком большого желания драться с хорошо вооруженным и настроенным весьма серьезно противником. Об отчаянности белогвардейских офицеров были наслышаны все, особенно те из моряков, которым довелось ходить в Крым и Одессу годом раньше. Кое-кто помнил и лихую атаку русским крейсером «Аскольд» галлиполийских фортов в шестнадцатом году. А вид трупов своих товарищей, которых санитары начали выносить с боевых постов, укладывать длинными рядами на шканцах и накрывать брезентом, вызывал у оставшихся в живых скорее чувство благодарности своей более счастливой судьбе, чем жажду самопожертвования.
Самой ходовой фразой у рядовых матросов была: «У короля много», которой на флоте его величества принято провожать тонущий корабль. Девиз «Погибаю, но не сдаюсь» популярностью здесь не пользовался, да за двести лет непрерывных побед британского флота он как-то и не успел войти в обиход.
Шульгин представил Воронцову коммодора Гуденеффа. Дмитрий поднес ладонь к козырьку фуражки, представился.
— Вы неплохо сражались, — произнес он традиционную вежливую фразу, — однако бог не счел возможным даровать вам победу.
Командир линкора скептически усмехнулся и тоже отдал честь, не по-нашему выворачивая ладонь.
— Только за каким чертом вы полезли в Севастополь? — продолжил Воронцов. — Один ваш писатель говорил: «Не все, что можно делать безнаказанно, следует делать». Вообразили, что русского флота больше не существует и вам можно вести себя здесь, как в Занзибаре или Шанхае?
— Я не адмирал пока еще, сэр, и теперь уже вряд ли им стану. Мое дело — выполнять приказы. Но в частном порядке скажу: мне это дело не нравилось с самого начала. Мы ведь были союзниками в великой войне. Увы, интуиция меня не подвела.
— Хорошо быть умным раньше, как моя жена потом. — Шульгин постарался как можно адекватнее перевести эту поговорку на английский.
— Только я все равно не понимаю, как вам это удалось. Даже при том, что стреляли вы лучше и на ваших самолетах очень мощные бомбы. Тут какое-то совершенно другое качество…
— Не все же нам Цусима, иногда можно и мыс Сарыч. — Воронцов показал рукой в сторону невидимого крымского берега. — Теперь это название наверняка войдет в историю…
— Как символ позора английского флота?
— Скорее всего как символ самонадеянной глупости его командиров, — жестко ответил Воронцов. — Только сейчас у вас еще есть выбор. От имени своего адмирала передайте по эскадре приказ идти в Севастополь и там разоружиться. По радио, «ратьером», сигнальными флагами — как угодно.
Лицо коммодора напряглось, словно нервно сжатый кулак.
Шульгину его стало жалко. Сашка был довольно чувствительным человеком и чужое унижение переживал почти как свое. А Воронцову — нет. Здесь сказывалась разница их профессий и жизненного опыта.
— Такого приказа я отдать не могу. Лучше умереть. Погибших в бою рано или поздно история извиняет, а так… Ваш адмирал Небогатов не оправдается никогда.
— Дался вам Небогатов. Во-первых, он уже, наверное, умер. Во-вторых, выхода у него действительно в тот момент не было. В-третьих, вину за Цусиму лично я возлагаю на вас, на Англию. Вы выпустили из бутылки японского джинна и еще пострадаете от него больше нашего. Командуйте…
— Нет!
— Воля ваша. Честь вы, возможно, и сохраните. Только для кого? Вы готовы подписать официальный отказ от предложения интернироваться, будучи напавшей стороной?
— Согласен. Безусловно, согласен. — Коммодор отчего-то увидел в этом предложении выгодный для себя шанс.
— О'кей, — кивнул Шульгин, протягивая Гуденеффу офицерскую полевую книжку, в которой он уже успел набросать по-английски текст.
— А почему бы вам самому не передать этот приказ? Якобы от имени командующего? — спросил вдруг коммодор с таким видом, будто нашел идеальное для всех решение.
