Сергей Байбара - Цветы на камнях
«Да уж, серьезный мужик этот Бабуа» — подумал Сергей. — «Такую зверюгу приручил».
Айрат так вообще был рад в стену врасти при виде зубастой скотинки:
— Бабуа, не надо! Ты же знаешь меня!
— Заткнись!
Зверь, которого назвали Михо, подошел к Сергею, глядя на него внимательно, изучающее. Он втянул ноздрями воздух, понюхал перчатку русского исследователя. Чихнул. Глаза зверя вдруг стали светиться красным огнем, он угрожающе тихо закряхтел.
Вдруг Айрат опрометью кинулся бежать из комнаты. В темном коридоре гулким эхом слышался стук его каблуков и крик: «Да пошли вы…!». Бабуа выстрелил ему вслед, но не попал.
А Сергей остался стоять перед негостеприимными хозяевами. Протестовать было бессмыленно. Съедят. Или застрелят. И тогда Сергей пошел на риск. Он стянул опостылевшие защитные перчатки и поднес ладонь Михо. Тот понюхал, издал какой-то странный звук, похожий на клекот хищной птицы и на мычание коровы одновременно. А потом Сергей просто сел на пол.
Бабуа не вмешивался. Стоял. Наблюдал.
Теперь зверь глядел Сергею прямо в глаза. Нехороший был взгляд у ящера, страшный своей осмысленностью. Он дохнул на Сергея. Дыхание было горячим. И вонючим.
Сергей молча протянул зверю свою руку без перчатки. Внутренне он молился, чтобы этот мутант-динозавр не решил этой рукой отобедать. Ящер понюхал руку и вновь посмотрел Сергею в глаза.
Сергею теперь стало жутко. Никогда он не видел и не слышал, чтобы животные вот так глядеди в глаза человеку. Собаки разве что, волки, для них прямой взгляд в глаза — сигнал агрессии. Но здесь взгляд был совсем другим. И непонятно было, чего от этого Михо ждать. Вот как сейчас вцепится в глотку! Но Сергей решил обнаглеть. Он просто потрепал страшную зверюгу по холке, как дворого пса. Тот не шевелился. Потом он отвернулся от Сергея, отошел в свой угол и заурчал.
— Бабуа, я пришел к вам без оружия, — сказал Сергей, внутренне переводя дух. — Я не хочу вам вреда. Мне нужно было просто поговорить с вами. Моя совесть чиста, я не замышляю против вас ничего плохого. Скажу больше, я бы с удовольствием сидел бы дома, с женой и своими ребятишками и проклинаю тот день и час, когда я согласился на эту экспедицию. Если хотите убивать меня, — валяйте. Я с места не тронусь! Но не думаю, что вам станет легче, если вы убьете безоружного человека!
— Да мне, если честно, плевать! — Бабуа скептически покачал головой. Но пистолет он от живота Сергея отвел.
Ящер, глянув на своего хозяина, развернулся, чтобы контролировать действия незваного гостя. Он положил свою угловатую голову на пол, внимательно следя за чужаком.
— Ну, давай поговорим, — усмехнулся Бабуа, убирая пистолет в кобуру…
…— Вот так и живем! — улыбнулся Сергей, ставя на стол очередную пустую стопку.
Сейчас они с Бабуа сидели за одним столом, глотая выпивку. Страшный Михо пристроился между людьми, и с аппетитом поглядывал на стол со скудной закуской. Бабуа иногда гладил его по голове, иногда угощал верного друга кусочком. Михо проглатывал и молча клянчил еще.
Айрат боялся этого зверя до дрожи. Похоже, это и был один из тех загадочных огневиков, с которыми самодовольный завсегдатай княжеской постели встречался в пустыне. Как Бабуа приручил одного из этих, свирепых по рассказам, зверей, — одному Богу известно. Впрочем, Бабуа и сам чувствовал себя в пустыне как дома. Так о нем рассказывали. Говорили, что его боится не только Айрат, но и сама Княгиня. Говорили, что он во время своего очередного похода в пустыню продал душу дьяволу, и теперь смерть обходит его стороной. Говорили, что он умеет колдовать, останавливать и вызывать песчаные бури. Говорили, что в старые времена он был на «ты» с самим Шеварднадзе. И, наконец, поговаривали, что он, Бабуа, единственный, кто добирался до разрушенной бывшей столицы. И даже смог вернуться оттуда с богатой добычей. Настоящего же имени Бабуа не знал никто.
Айрат, убежав от Бабуа долой, переводил дух возле крыльца. Он тихо охренел, когда из здания выскочил живой и здоровый Сергей, буквально выхватил у него из рук сумку с едой и с криком: «Я скоро!» убежал обратно.
И вот теперь Сергей сидел за одним столом с живой легендой. Бабуа согласился рассказать о своем путешествии в Тбилиси, но при одном условии, — что Сергей прежде расскажет об их жизни в Союзе, о порядках, о власти. И расскажет подробно. Сергею с одной стороны не хотелось раскрывать все карты перед чужаком, а с другой стороны с него ведь подписку о разглашении никто не брал. И Сергей рассказывал. Правда, все больше сбивался на свою жизнь, на свой быт, на жизнь детей. Бабуа слушал, широко раскрыв глаза:
— Будто про довоенную жизнь рассказываешь, — тихо сказал он. — Всюду кровь, смерть. Люди человеческий облик потеряли. А ты — семейные проблемы, дети! Неужели у вас там других дел нет?
— Да всякого хватает, — пожал плечами Сергей. — Вот, подождите…
Он дрожащими от хмеля руками вытащил из внутреннего кармана старую полинялую фотографию. На нем была запечатлена вся его семья, — и он, и жена, и детишки, совсем еще малыши.
— Вот они, мои орлята! Снимок был сделан, наверное, на последний в мире фотоаппарат. Уже потом, после конца света.
Бабуа осторожно взял фотографию, посмотрел. Морщины на его лбу разглаживались. Он прикрыл глаза, будто что-то вспоминал. Потом вернул Сергею снимок:
— Дети, — это хорошо. Это единственное, ради чего жить стоит. Ради чего богатство копить… Ведь на тот свет с собой не возьмешь… Знаешь, почему такая беда случилась в мире? Потому что никто не подумал о детях, о том, как взглянуть потом в глаза своим потомкам. И здесь, в этом ….ном селении то же самое. Если бы все думали о детях, если бы любили их еще во чреве, разве же позволили они, чтобы над ними взяли власть тупые бедельники вроде этого Айрата? Вроде этой шалавы раскрашенной.
— Да им до детей… — махнул рукой Сергей.
— Поэтому этот город скоро погибнет, — пророчески сказал Бабуа.
— А у вас дети есть? — задал глупый вопрос Сергей.
Бабуа вдруг с силой сжал виски. Замолчал. Прилегший было Михо насторожился, с недоумением глядя на своего хозяина.
— Никогда больше не спрашивай об этом, парень! Если тебе дорога жизнь!
— Простите, я все понял…
— Так вот…Когда мы умираем, — мы не уходим насовсем. Наши тени продолжают жть еще долго. И, чем дольше помнят человека, тем слаще парить его тени над землей. Все они ждут Суда Божия, чтобы вновь обрести плоть и вернуться на землю в новом облике. Но если человека забывают, или если память о нем остается плохая, его тень рассыпается. Так выпьем же за то, чтобы через сотни лет все люди, что жили на Земле с нами, вновь ступили на эту землю и улыбнулись молодому ласковому солнцу. Мы помним их всех. Все шесть миллиардов…
Они молча выпили дрянную, вонючую сивуху. И тут Бабуа пригвоздил Сергея к табуретке неожиданным вопросом:
— А ведь ты русский, верно?
Сергей оторопел. До сих пор он не одному живому человеку не говорил, кто он и откуда.
— С чего вы взяли?
— Меня не обманешь, — сказал Бабуа. — Я в молодости исколесил весь Советский Союз, бывал даже за границей. Когда-то мы с друзьями приезжали в Москву, и так гуляли! Мы снимали целый ресторан, ресторан «Прага» на Калининском проспекте, снимали на три дня! И гуляли так, что луна на небе плясала! А теперь… По прищуру глаз при определенных словах, по легкому акценту в произношении, по многим признакам можно определить откуда человек родом. Я даже могу сказать, что ты — москвич. Так?
— Так, — кивнул Сергей.
— Когда все это случилось, — продолжал Бабуа, — мне хотелось стрелять всех русских, которых я встречу. Но те, кого я встречал, сами были несчастны и доживали последние дни. И у меня не поднималась на них рука. Интересно, как ты живешь там с американцами?
— Всякое бывает…
Выпили еще… Сергею вдруг стало стыдно, что он сидит здесь, выпивает, закусывает, а Тенгиз стоит там у крыльца, как бродяга. Так товарищи не поступают. Ну, ничего, он здесь не просто сидит, а ведет деловые переговоры. Кстати, надо выруливать ближе к теме.
Но Бабуа, будто угадав его мысли, сам перевел разговор в нужную для Сергея канву:
— Так, ладно… Теперь, тебя интересует путь в Тбилиси?
— Да, — ответил Сергей. — По дороге вокруг Сагурамского заповедника.
— Только говорю сразу, — в сам город я не входил, — предупредил Бабуа. — Но подбирался достаточно близко. То, что осталось от города лежало там, в долине. Это зрелище не для слабонервных, я тебе скажу.
— На что это похоже? — не выдержал Сергей.
— Представь себе море, в который упал обломок скалы, — начал говорить Бабуа. — Волны, которые разбегаются во все стороны, выплескиваются на берег. Одна волна за одной. А теперь представь, что волны — это оплавленные дома, пенные брызги — это человеческая кровь, а морской песок — это прах сгоревших людей. А потом представь, что все это застыло в камне. Вот что это такое. Хотя, вряд ли это представишь… Надо стоять над городом. Слышать шепот песка, гонимого ветром и угадывать в нем последние вскрики умирающих… Крик младенцев в детских кроватках, чьи маленькие тела уже обьяло пламя. Вот что это такое.
