Совок — 12 - Вадим Агарев
Теперь же, после огульного заявления моего внезапно охромевшего экс-коллеги, многое усугубилось. И усугубилось на порядок. Ко всем прочим эксклюзивным особенностям Марии Антиповны Ирсайкиной добавлялись грехи, куда более тяжкие. Теперь, помимо присущей ей тяги к свальному греху с армянами-шабашниками и хронической немытости грузного тела, к её минусам можно смело прибавить еще два пункта. Кровожадное вероломство, прогрессирующее на почве корысти, и неуёмную склонность к огульной клевете. И, что самое печальное, обе последние её подлости были направлены не в какую-то неопределённую абстрактность, а конкретно на меня, увечного.
— Ты кого имеешь в виду, Губанов? — решил я исключить все, даже самые маловероятные разночтения, — Ты это сейчас про Аллу Юрьевну? Про Юдину?
Мелко содрогаясь от нервной трясучки и при этом, не отвлекаясь от созерцания своего правого колена, капитан расстроенно помотал головой.
— Нет, эта рыжая дура здесь не при чем! — к моему облегчению, скоропалительно обелил он Аллу, — Я про Маньку Ирсайкину говорю. Это она тебя сдала! Всё подробно про тебя рассказала! И про деньги, и про золотишко с валютой, которые ты из лабаза Самуилыча забрал, — поднял на меня глаза, полные тоски и боли новоиспеченный инвалид. — Ты послушай меня, Корнеев, и пойми же наконец, я тебе дело говорю! Поделись казной Водовозова и всем тогда хорошо будет! Сам же знаешь, без денег я далеко от розыска не уйду! Я же во всесоюзном, Корнеев! Поделись деньгами, там же на всех хватит! Ты хоть и пацан еще, но всё равно следак! А раз следак, то не можешь не понимать, что, когда меня или Скобаря отловят, то тогда и про твой хабар известно станет!
— Не помогут тебе водовозовские башли, капитан! Ты с такой ногой и с баблом далеко от советской власти не убежишь! — кивнул я на неслучайно изуродованное колено мента-рэкетира, — И вот, что еще! Мне интересно, как ты отнесёшься к моим словам, если я тебе скажу, что никаких денег не брал? Что у меня даже мыслей не было на капиталы покойника претендовать? Ты в это поверишь? — с ухмылкой задал я вопрос, который изначально сам счел риторическим.
В моментально сузившихся глазах Губанова сначала мелькнула злая змеиная досада, а потом закрутился калейдоскоп ярчайших термоядерных эмоций. Лицо его, которое и так жизнерадостным не выглядело, резко осунулось и посерело, как у покойника.
— Погоди-погоди! Ты это серьёзно, парень? Или решил еще и пошутить надо мной после того, как калекой меня сделал? — севшим голосом, словно комок жеванного картона, выдавил он из себя вопрос, — Ты хочешь сказать, что эта старая сука меня на фу-фу взяла⁈ А на хера ей это?!!
Одноногий капитан утратил остатки малейшего самообладания и смотрел на меня взглядом жалкого и зачморённого на паперти побирушки. Он всматривался в моё лицо и выискивал там хоть какие-то признаки того, что я говорю неправду.
— Не знаю, видать, чем-то я ей не понравился! — равнодушно пожал я плечами, — Я её хахаля не так давно в СИЗО отправил, может, поэтому обозлилась? Или испугалась, что её саму к уголовному делу пристегну как-то, — вслух предположил я, — Так-то мне глубоко похер, поверишь ты мне или нет! Но знай, к водовозовскому богатству я не притрагивался! Можешь не верить, но даже и мыслей таких у меня не было. Другим голова была занята.
— Ииии-и… — не дослушав меня до конца, тонко и на одной ноте завыл отставной козы барабанщик, — Это ж надо! Как самого последнего лоха развела! На ровном же месте, блядь! Точно, на пустом месте из-за бабьих капризов старой суки ноги лишился! Я ж её живьём на ленты распущу, эту паскуду! — выпавший из здравого смысла Губанов начал биться мокрой головой о когда-то никелированную дужку кровати.
Ждать, пока он перебесится, времени у меня не было. Я опять взял со стола чайник и вылил остатки воды на голову, разочаровавшегося в женщинах упыря. Прямо из широкой его горловины
— А ты знаешь, капитан, теперь я думаю, что это она сама казну Якова Самуилыча к рукам прибрала! — выдал я наиболее вероятную версию произошедших событий.
И с удовлетворением отметив, что расстроенный соискатель водовозовского наследства прервался на тоскливой ноте, продолжил терзать его расшатанную психику. Поставив пустой чайник на стол, я подошел к собеседнику ближе.
— А тебя она по ложному следу за мной пустила! Чтобы от себя и от своей несметной добычи, которую она скрысила, отвлечь! Да, Маня — сволочь редкостная, но заметь, она далеко не дура! Она, скорее всего так рассудила, что при всех твоих невесёлых обстоятельствах тебя непременно жаба задушит. И тут либо ты меня заколбасишь, либо наоборот, я тебя. Но Маня-то, крыса хитрожопая, она ведь при любом раскладе в плюсе и с прибылью останется! А заодно и опасных конкурентов, охочих до её богатства, одним ударом сильно проредит.
На охромевшего злодея было жалко смотреть. Перекошенное лицо объявленного во всесоюзный розыск бывшего опера в эту минуту напоминало злую африканскую маску. Оно жило отдельной от его разума жизнью. Нервный тик и сопутствующая ему не менее нервная мимика, обильно сдабривались слезами, которых капитан, как мне представлялось, не чувствовал.
— И вот что еще заметь, друг ты мой Губанов, она тебя, как помоечного бобика на поводке провела! Ты, уже немолодой мужик и опер со стажем, а под её дудку этот краковяк вприсядку сплясал! Именно так, как Маня задумывала. И хрен ты ей теперь отомстишь! Просто ты этого по состоянию здоровья сделать уже не сможешь! А вот я смогу! — завершив процесс глумления над похитителем пельменницы, я умолк на минуту.
Шваркнутый хитрой содомиткой опер сидел и обтекал молча. В прямом и переносном смысле обтекал. С его короткой прически и из глаз стекали капли, но он на это не обращал внимания. Мне даже показалось, что Губанов забыл про боль в своей дырявой коленке.
Звонко похлопав новоиспеченного инвалида по мокрой щеке, я с немалым трудом привлёк к
