Константин. Гроза над Бомарзундом - Иван Валерьевич Оченков
Потом перешли в офицерские палаты. В них, как и следовало ожидать, было гораздо уютней и просторнее. Женская часть нашей делегации оживилась, тем паче, что раненые господа-офицеры вели себя куда более раскованно. К слову, многие из них за геройство представлены к наградам или производству. С чем мы их и тут же и поздравили.
— Где Вальронд? — тихо спросил у коренастого мужчины с непривычно русским типом лица, с большой лысиной открывающей могучий лоб, с густыми баками и в мундире с погонами действительного статского советника.[1]
— В следующей палате, ваше императорское высочество.
— Как он?
— Теперь гораздо лучше.
Говоря по чести, Петр выглядел не очень. Бледный с заострившимися чертами лица. Голова замотана бинтами. Но увидев меня, попытался приподняться.
— Тише, Петя. Лежи! — Остановил я его порыв.
— Ва-ваше…
— Ну-ну. Тихо! Успеешь еще на титуловаться… Все хорошо!
— Вижу за ним хороший уход? — обратил внимание на стоящую на тумбочке вазу с цветами.
— О да! Одна из сестер милосердия оказывает нашему герою повышенное внимание.
— Похвальное рвение. Впрочем, я слышал, у Петра есть невеста?
— Это она и есть… — показал тот на одну из барышень в строгом темно-коричневом платье и белоснежном переднике. — Позвольте представить вам Софья Николаевна Ермолина, дочь надворного советника Николая Сергеевича Ермолина, моего коллеги по академии.
— Рад знакомству, мадемуазель! Приятно осознавать, что наш герой находится в надежных руках.
— Благодарю, ваше императорское высочество. Но я не заслужила ваших похвал. Вся заслуга принадлежит Николаю Ивановичу. Если бы не он…
— Пирогову? — сообразил я.
— К вашим услугам, — с достоинством поклонился человек, которого я поначалу принял за чиновника.
— В таком случае, прошу прощения.
— За что же?
— За принесенные моим визитом неудобства.
— Ничего страшного. Хоть какое-то развлечение для больных.
— Тоже верно. Коли так, перейдем к делу. Есть какие-нибудь нужды? Лекарства, инструменты, быть может продукты питания?
— Людей не хватает. Но эта проблема всей нашей медицины. Военно-медицинская академия выпускает в год три десятка врачей. Прочие университеты еще с полсотни. Для нашего отечества это капля в море. Про фельдшеров и прочий персонал и говорить нечего.
— Быстро эту беду не исправить. Нынче война, медиков требуется как можно больше. Золотой час никто не отменял…
— О чем вы, ваше высочество? [2]
— Ну как же, оказание помощи в первый час после получения ранения значительно повышает шансы на выздоровление пациента, это ведь общеизвестный факт, не так ли?
— Впервые о таком слышу, но соглашусь с вами. Мой опыт в полной мере подтверждает ваш тезис…
Вот я вляпался. Теперь еще и медики будут меня за своего считать… Уже и без того ходят слухи о чудодейственности моего присутствия в исцелении цинги, да и еще зимой данный приказ запретить на флоте пить некипяченую воду и обязательно трижды в день перед едой мыть руки с мылом уже привел к тому, что на Балтфлоте резко сократились случаи заражения холерой… Как тут не вспомнить незабвенного Черномырдина никогда такого не было и вот опять… Но, с другой стороны, я ж как лучше хочу, пусть и получается почти как всегда…
Впрочем, может оно и к лучшему. Как ни крути, но Пирогов — гений! Так что ему и карты в руки. И даже если он будет на всех углах твердить, что идеи принадлежат не ему, а великому князю Константину никто в это не поверит. В худшем случае, решат, что прославленный хирург метит в лейб-медики и решил подольститься…
— Николай Иванович, примите мою самую искреннюю благодарность за спасение нашего героя и всех раненых моряков. — Я увидел, как у Пирогова чуть расширились глаза от удивления, — будем считать обращение к спасителю моих воинов на вы формой моего личного благоволения и награды. И пусть это нарушение правил останется между нами, вы не против?
— Ну что вы ваше император…
— Прошу без чинов. Лучше всего по имени отчеству.
— Как прикажите, Константин Николаевич.
Я крепко пожал его руку и продолжил.
— В ближайшие недели мы будем драться с французами и британцами в Финляндии. Туда, ближе к Аландским островам. Что скажете, если я предложу вам организовать морской госпиталь на специальном госпитальном паровом судне — заодно и горячей водой всегда будете обеспечены. Пушки с него снимем. Устроим просторные палаты и операционные.
— У вас так много кораблей, что вы готовы отдать один из них под плавучий госпиталь? — удивился Пирогов.
— На самом деле очень мало, но на такое дело не жалко! Куда важнее то, что госпиталь будет всегда обеспечен кипятком для обработки инструментов, стирки и просто для чаю. А еще это позволит кормить всех, включая и пациентов трижды в день горячей, сытной свежеприготовленной пищей.
— Убедили. Простите, Константин Николаевич, — помялся смущенный моим напором доктор, — но у вас же есть свои врачи. Целый департамент. Не будет ли это…
— Им достанет работы и без того. Вы лучший хирург. И доказали это на деле, черт возьми! Вам и спасать моих бойцов. Не отказывайтесь, я вас прошу, Николай Иванович.
— Ну если сам генерал-адмирал обращается с такой просьбой, то я не могу отказать. Согласен.
— Что до персонала. Я могу направить вам некоторое количество матросов. Не все, знаете ли, подходят для морской службы, а вам глядишь и сгодятся. Как говорил один острослов — всякий необходимо причиняет пользу, будучи употреблен на своем месте. Руководите ими по своему усмотрению, обучайте. Всю необходимую помощь и содействие я вам гарантирую. Прошу являться ко мне без записи и доклада, ваши послания также будут доставляться немедленно. Обещаю.
— Это поистине царские условия… неужели такое возможно в нашей богоспасаемом Отечестве?
— Нечасто, но случается, дорогой профессор.
— И кто же входит в сию избранную когорту счастливчиков, если не секрет?
— Ваш полный тезка, господин Путилов. У нас с самого начала сложились с ним доверительные отношения, что во многом и стало причиной столь поразительных результатов. Господа-союзники, по слухам, тоже впечатлены.
— Как же-с. Наслышан!
— Что ж, льщу себя надеждой, что сотрудничество
