Herr Интендантуррат - Анатолий Федорович Дроздов
К его удивлению, при въезде в город его никто не остановил, и Титок завернул к приятелю-учителю. Тот выглядел испуганным, но гостинец, а вместе с ним и Титка, принял. Они выпили самогона, закусили яичницей с салом, и приятель разговорился. Он сообщил, что немцы обустраиваются в районе всерьез: если верить их газетам, советской власти пришел конец, не сегодня-завтра Москва падет. Титок получил подтверждение всех слухов. Бухгалтер коммунхоза Шингарев стал бургомистром, начальником полиции немцы поставили изгнанного из партии за пьянство и страсть к женщинам бывшего милиционера. Титок знал обоих. Шингарев был тихим и незаметным человечишкой, похожим на вечно дрожащую мышку. Бывший милиционер работал грузчиком, его мятое лицо сильно пьющего человека вызывало брезгливость. И такие люди стали начальниками! Приятель сообщил также, что евреев, коих в городе было множество, немцы расстреляли.
– Всех? – удивился Титок.
– Всех! – подтвердил приятель. – Мужчин, женщин, детей. Полдня через город гнали. За городом выкопали ров, загнали туда… Никто не убежал!
«Нудельман-то успел! – подумал Титок. – Забрал семью и уехал». Но приятелю Титок ничего не сказал. Он сидел у окна и внезапно увидел мальчика с девочкой лет четырех-пяти. Оборванные, чумазые, они подошли к забору и стали просительно заглядывать в окно.
– Кто это?
Приятель приподнялся на стуле и трясущейся рукой потянулся к занавеске.
– Еврейчики! Родители перед расстрелом их спрятали, сами погибли, а дети вылезли и побираются. Кое-кто подает… Люди боятся: немцы за помощь евреям расстреливают. Никто не берет их к себе – ночуют в стогах. Сил нет смотреть, как мучаются, но как помочь?
Титок взял со стола два ломтя хлеба и встал.
– Ты что?! – испугался приятель. – Только не здесь! Увидят – смерть!
– Спасибо за хлеб-соль! – сказал Титок и вышел.
За воротами он отдал хлеб детям. Те жадно схватили ломти и, давясь, стали жевать. Титок отвязал повод лошади от забора и показал детям на телегу. Те радостно забрались. Титок сел сам и стегнул коня вожжой.
У здания бывшего райкома партии, теперь немецкой комендатуры, стоял часовой.
– Мне нужно видеть господина коменданта! – сказал Титок по-немецки. – Очень важное дело.
Часовой окликнул пробегавшего мимо солдата, тот шмыгнул в здание, спустя некоторое время на улицу вышел высокий, грузный офицер в мундире мышиного цвета. В правой руке он держал зубочистку, которой энергично ковырялся во рту.
– У кого тут важное дело?
– У меня, господин комендант! – подобострастно поклонился Титок. Он снял с телеги мальчика с девочкой и поставил их перед немцем. – Это еврейские дети, прятались от властей.
– Хорошо говорите по-немецки! – сказал комендант, выплевывая зубочистку. – Фольксдойч?
– Русский, учитель немецкого.
– Уверены, что это еврейчики?
– Абсолютно!
Немец достал из кобуры пистолет и выстрелил в девочку. Она легла на землю, как ворох тряпья. Мальчик, прежде чем упасть, недоуменно посмотрел на Титка.
– Заходите! – сказал комендант, пряча пистолет в кобуру. – Часовой присмотрит за конем…
– Вы слишком медлили! – сказал комендант после того, как Титок изложил просьбу. – У меня есть бургомистр и начальник полиции, сформирована управа. Это не означает, что рейх отказывается от ваших услуг, – усмехнулся немец, заметив, как вытянулось лицо просителя. – Населенный пункт, где вы проживаете, представляет интерес. Нужно в ближайшие дни возобновить работу торфяного завода, а прежде – утвердить в поселке и вокруг него новый порядок. Для начала – создать полицию. Найдите преданных и решительных людей, они принесут присягу фюреру, после чего получат оружие и полномочия. Возьметесь?
– Что я могу обещать людям? – спросил Титок.
– Все, что угодно! Они будут получать жалованье, форму, продукты, лекарства. Мы не большевики! Рейх щедро вознаграждает тех, кто служит ему…
Обратной дорогой Титок обдумывал предложение коменданта и ко времени приезда в поселок все решил. Достав из погреба четверть самогона, он направился по намеченному адресу. В Торфяном Заводе и окрестных селах хорошо знали семейство Коновальчуков. Это был целый клан: три брата, их подросшие дети – десяток наглых и решительных мужиков. Коновальчуки не работали на заводе. По их мнению, горбатиться на советскую власть за нищенскую плату пристало лишь трусам и недоумкам. Чтобы не попасть под статью о тунеядстве, Коновальчуки где-то числились: кто сторожем, кто возчиком, но основным занятием клана было браконьерство. Лес, росший вокруг поселка, Коновальчуки знали, как родной дом. Добываемая в нем дичь, как и рыба, выловленная сетями в прилегающих озерах, шла на пропитание семьи, излишки продавались. Лес Коновальчуки считали своей вотчиной, и конкурентов, вздумавших посягнуть на доход клана, жестоко избивали. Об этом знали, охотников связываться с лихой семейкой находилось мало. Коновальчуки были головной болью милиции, время от времени кого-нибудь из них ловили с поличным, но советская власть, беспощадно уничтожавшая врагов народа, был гуманна к браконьерам: очередной Коновальчук получал год-два отсидки, а по возвращении домой принимался за старое. Дома Коновальчуков стояли на окраине, рядышком, похожие, как близнецы: рубленые пятистенки за высокими заборами.
Старший из Коновальчуков, выслушав Титка, позвал братьев и попросил повторить для них.
– Словом, станем здесь хозяевами! – сказал он, когда Титок умолк.
– Начальником буду я! – напомнил Титок.
– Это – пожалуйста! – согласился Коновальчук. – Ты, Тит Игнатьевич, человек правильный – кому, как не тебе, быть начальником? Ученый, по-немецки знаешь. Давай свой самогон!..
Назавтра Титок отвел Коновальчуков в район. Клан дружно произнес присягу фюреру, получил оружие (винтовки Коновальчуки выбирали тщательно), после чего отправился служить рейху.
– Первым делом очистить территорию от большевиков и евреев! – напутствовал Титка комендант.
У Коновальчуков было другое представление о начале. По приезде в поселок они направились к дому Глашки. При советской власти та заведовала поселковым магазином. Услыхав о войне, люди кинулись скупать керосин, мыло, соль и спички. Глашка мигом продала товар, но, как скоро выяснилось, не весь. Большую часть припрятала в сарае и теперь ломила за дефицит несусветную цену. Коновальчуки деловито сбили с сарая замок и принялись грузить на телеги коробки и бидоны.
– Что вы делаете? – завопила Глашка, выскакивая из дому. – Бандиты! Воры! Креста на
