Зов (СИ) - Стерх Юрий
— Да, я дома, да, с сыном. Нет, ничего не надо, мы сами. Было бы неплохо. Спасибо. До завтра.
Он повернулся ко мне и улыбнулся.
— Наша уважаемая Тамара Павловна утром на завтрак оладьи принесет с вареньем. У-у-у… объедение!
Он посмотрел на меня, чуть прищурившись.
— Вот что, Коля, садись вот здесь и подожди меня пару минут, я быстро.
И уже совсем по-стариковски он зашаркал на выход из кабинета.
Я откинулся на спинку кресла, расслабленно положив руки на подлокотники, затем с наслаждением вытянул ноги и прикрыл глаза.
Хорошо-то как. Тишина. На грани слышимости тихо тикали часики в соседней комнате. В интернате такая тишина бывала только в библиотеке и то, если там собиралось не больше двух человек.
— Ну что, сынок… как тебе старикан? — голос отца прозвучал неожиданно бодро и громко.
Я открыл глаза и обомлел.
В кабинете стоял и улыбался стройный молодой мужчина лет тридцати. Чуть больше двух метров ростом, с пронзительными голубыми глазами и атлетической фигурой гимнаста.
Я вскочил с кресла и ошарашено проговорил:
— А где?
— Кто, старикан, что ли? Сейчас позову.
Мужчина сгорбился, ссутулился и сразу как-то стал заметно меньше ростом. Чуть наклонив в сторону голову, он немного прижал руку к боку и шаркающей походкой пошел прочь из кабинета. Точь-в-точь как мой отец несколько минут назад. Дойдя до двери, он медленно распрямился и весело рассмеялся, раскинув руки.
— Ну здравствуй, сынок!
Что?..
У меня пропал дар речи. Я замер, в изумлении открывая рот, как рыба, выброшенная на сушу, и не в силах был произнести ни звука.
Прошло не меньше минуты, пока, наконец, я смог из себя выдавить:
— Папа?..
Нет, я не верил своим глазам, это просто невозможно, но его глаза, родные и такие…
— Вот, сынок, теперь давай поговорим, — сказал отец, легко присаживаясь в кресло напротив.
В эту ночь нам было не до сна!
От полученной от отца невероятной информации плавились мозги, а сердце билось так, как будто готово было вырваться из груди наружу. Я многое в ту ночь узнал о себе и о своих предках.
Даже сейчас спустя почти два года после той судьбоносной ночи мои мысли путаются, и я не знаю с чего начать… Ну вот, наверное, с этого… с самого главного!
Я и все мои предки родом точно не с этой планеты!
Когда отец с присущим ему спокойствием произнес эти слова, у меня волосы встали дыбом, перехватило дыхание, и мигом сделалось сухо во рту.
— А… откуда мы? — просипел я.
— Не знаю! Никто из нас не знает. Мы долго думали над этим, спорили между собой, разные были мнения, но я так думаю, да и дед твой, и прадед тоже… что мы совсем не отсюда, не с Земли!
Отец выдержал паузу, чтобы я осознал сказанное им, и продолжил:
— Мне не составит большого труда объяснить тебе основные отличия нас от всех остальных людей. Или, может, ты сам расскажешь?
Нет, о том, что я инопланетянин, я, конечно же, не догадывался, у меня и мыслей таких не было. Но с самых ранних лет я замечал за собой многие странности. Узнавая про себя что-то новое, я не рассказывал об этом никому, даже своим самым близким друзьям. Не скрою, порой очень сильно хотелось похвастаться и пофорсить перед пацанами и девчонками, но в такие моменты всегда перед моими глазами появлялся строгий взгляд отца и та самая его просьба не выделяться. Я усилием воли брал себя в руки и загонял свое мальчишеское хвастовство куда подальше. Страх навсегда расстаться с отцом был намного сильнее мимолетной слабости — показаться сильнее и лучше всех. Но, как ни крути, я всегда оказывался намного быстрее, выносливее и сильнее других. Но чтоб инопланетянин… нет!
Отец тепло посмотрел на меня, улыбнулся и откинулся на спинку кресла, положив ногу на ногу.
— Вот тебе самый простой пример, — улыбаясь, сказал он, — достань языком до носа.
Я удивленно посмотрел на него.
Всё мое детство он и мать строго-настрого запрещали мне это делать, они вбивали мне в голову, что это некрасиво и пошло. Мои родители настолько в этом преуспели, что я даже забыл, как это делается.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Ну! — отец требовательно посмотрел на меня.
Я свободно, без напряжения достал языком до кончика своего носа. Отец удовлетворительно кивнул и рассмеялся.
— Мы имеем и другие физиологические отличия от обычных людей! Во-первых, мы все в нашем роду одинаково работаем обеими руками, понятия левша или правша для нас не существует. Так?
Я пожал плечами и кивнул. Ну, это я и сам уже давно за собою замечал.
— Рост у нас в зрелом возрасте всегда далеко за два метра. С глазами тоже странности… в нашем роду они голубые или даже синие, но иногда, когда мы этого хотим, они темнеют и становятся почти черными. Волосы жесткие, как проволока. Ты заметил? Борода и усы не растут, подмышками и в паху всё, как у младенца. Гибкость суставов, как ты и сам знаешь, у нас запредельная. Укуси себя за локоть! Гляди-ка, получается!
Отец снова весело хохотнул и продолжил:
— Сердце у нас больше размерами, чем у обычных людей, и оно находится совсем не там, где должно быть у нормального человека, оно у нас, — отец постучал себя справа почти подмышкой, — с другой стороны! Легкие тоже немного другой формы, желудок, печень, строение гортани — всё изменено! Мы можем произносить такие звуки, от которых у обычных людей через несколько секунд сорвется горло. Ну-ка!
Отец попросил повторить меня за ним некоторые шипяще-гортанные звуки, и у меня это легко получилось.
Добрая отцовская улыбка не сходила с его лица.
— Вот тебе другой простой пример. Какими иностранными языками ты уже овладел?
— Английский свободно! Немецкий — могу с баварским акцентом, французский тоже без проблем, только произношение подтянуть, и еще китайский. Сам пока сказать ничего не могу, но понимаю, о чём они между собою говорят.
— А где ты китайский учил?
— Нигде. К нам в интернат в прошлом году китайцы приезжали, так я прекрасно понимал, о чём они говорили.
Отец довольно кивнул и снова широко улыбнулся, показывая мне свои безупречно белые зубы.
— Я свободно говорю на одиннадцати языках, а понимаю абсолютно все языки на нашей многонациональной планете. И это, Коля, только малая часть наших способностей! Кто еще так может, знаешь кого-нибудь?
Отец встал с кресла, взгляд его мгновенно посерьезнел, с лица ушла улыбка и, подойдя ко мне, он склонился к моему лицу.
— Я не удивлюсь, Коля, — сказал он на каком-то незнакомом мне языке, — если на этой планете у нашего древнейшего рода есть какая-то своя, особенная миссия, но мы о ней пока не знаем, или наши предки просто-напросто о ней забыли…
Отец распрямился и упрямо поджал губы.
— Но придет время, и мы всё обязательно узнаем!
Следующая информация о наших необыкновенных способностях меня откровенно порадовала.
Оказывается, мы долгожители!
Прожить активно двести пятьдесят лет для нас далеко не предел. Отцу вот на сегодняшний день, оказывается, уже восемьдесят пять, а выглядит на тридцать и то с большой натяжкой. Это такая удивительная особенность нашего организма, и я до сих пор не могу себе объяснить, как это происходит!
Отец в ту ночь пытался объяснить мне на пальцах, что организм наш растет и развивается до тридцати лет, потом резко стоп, дальше до двухсотлетнего возраста никаких изменений, ни тебе седых волос и морщин, никаких болезней, совсем ничего! И только после двухсот лет начинается медленный процесс старения, и смерть у нас наступает так же, как и у обычных людей, только не от болезней, а от банальной старости. Мы никогда не болеем, то есть совсем! Болезни не прилипают к нам, и наш организм способен успешно сопротивляться даже очень сильным ядам.
Отец говорит, что это из-за сильнейшего иммунитета и какой-то там сверхзапредельной регенерации.
Да я это и сам на себе чувствовал и уже не раз. Выбитые зубы вырастали у меня за пару недель в любом возрасте. А, помню, был один случай, когда я в походе в лесу наступил на ржавый гвоздь и проткнул ногу насквозь. Рана затянулась у меня часа через два, и я тогда подумал, что так и надо. Я рассказал об этом отцу, тот кивнул и в свою очередь поведал мне примерно о таком же случае, который приключился с ним во время одной из его многочисленных командировок во Вьетнам.