Тревожная весна 1918 (СИ) - Дорнбург Александр

Группа делает резкий рывок, а в это время двое часовых, расположенных у входа, тихо оседают убитыми. Взмахи кинжалов китайских друзей не оставили им шансов. Тела аккуратно придерживаются, чтобы они не падали слишком громко. Та же участь постигла еще двух красноармейцев разгружавших дрова с подводы у ревкома. И так же завхоза, приглядывающего за ними.

Моментально внутрь с клинками наголо уже ворвались охваченные жаждой крови узкоглазые бойцы из калмыков. Первую минуту все работают только холодным оружием. Всех присутствующих неазиатов вырезать под корень! У красных не оказалось сил, чтобы быстро перестроится для сопротивления. Мелькали лезвия штыков, молниями сверкали клинки, метал со скрежетом скользил по кости, красноармейцы как куча тряпья, валились на пол в коридорах и комнатах, орошая крашенные доски кровью и издавая предсмертные хрипы. Один из красных бойцов даже не вскрикнул, когда после умелого удара сабли его голова покатилась через всю комнату и ударилась о ножку стола, тело же упало на пол, заливая все вокруг кровавой жижей.

Те многочисленные люди, что находились вечером в ревкоме, сопротивления внизу почти не оказали. Двух минут не прошло, как на первом этаже все легли тихо и аккуратно. Без единого выстрела. Что и неудивительно — все опешили от вероломного предательства китайских интернационалистов. А вот на втором этаже пришлось пострелять. Сам Шэн Сю-Чен внезапно открыл стрельбу из Маузера по встревоженным непонятным шумом членам большевистского ревкома. Упали как громом пораженные, братья Красновы, еще пара подручных при них была застрелена при попытке схватится за оружие, а бойкий Жигалов, как испуганный сиротка, успел почти выскочить из комнаты, чтобы в коридоре нарваться на штык вероломного китайского пролетария. Стальной штык с характерным чмоканьем вошел в мясо, пронзив члена ревкома, словно коллекционное насекомое булавкой!

Сразу со всех сторон зазвучали выстрелы, "товарищи" корчились, когда в них попадали пули, кричали, выли, перекрывая даже грохот выстрелов. Но все же китайцев не хватило чтобы вырезать и перестрелять сразу всех "товарищей", тех в ревкоме было почти сорок человек и пока калмыки со скоростью диких кошек рвались на второй этаж, в двух комнатах большевики спохватились и открыли заполошную стрельбу. Им даже удалось ранить одного из китайцев в коридоре и заодно парочку калмыков. Но все же ожесточенного сопротивления не получилось, две бутылки с самодельной взрывчаткой, метко заброшенные в окна ревкома, позволили атакующим ворваться в комнаты и прикончить контуженных обороняющихся. Ревком был взят и почти сорок большевиков убиты — ни один из них не ушел. Азиаты штыками, экономя патроны, добили всех раненых, красных истребляли как бешеных волков. Прошло примерно четыре минуты от первого до последнего выстрела.

В тоже время у красноармейских казарм хорунжий Гульнов развернул тачанку и приготовился к стрельбе. Дельце-то плевое. Такое трудно испортить. Пара калмыков пошли познакомиться с часовыми, выставленными у входа. Кинжалы под ребра прервали у тех ожидание смены. Гульнов снял чехол с пулемета и приготовился. Будет шум — нужно действовать. Треск выстрелов в отдалении сразу показал, что медлить нельзя. Третий калмык сразу закинул в окно казармы бутылку с взрывчаткой и сразу же вдогонку «коктейль Молотова», с самодельным напалмом. Невеликой силы, конечно, но в замкнутых помещениях — большая подмога! После этого, выполнившие задачу бойцы поспешили отбежать подальше. А выбегающих из казарм, словно тараканов на свету красноармейцев, встречал уже бравый подхорунжий, длинными пулеметными очередями. Почистил городок от всякой сволочи!

"Как воробьев с ограды", — угрюмо подумал Гульнов. — "Да свершится воля твоя", — беззвучно повторял он в такт выстрелам.

Когда же ответный винтовочный огонь красноармейцев из окон казармы стал прицельным, то партизанская группа заслона быстро отступила по направлению к захваченному ревкому. Там пулемет явно будет нужнее.

Теперь диспозиция была следующая. Десять партизан с пулеметом укрепилась на захваченном оружейном складе. Еще почти девяносто человек (включая переметнувшихся китайцев) засела в здании ревкома. Там тоже очень пригодился пулемет с тачанки. Приближалась ночь. Обескураженные кинжальной атакой красные покинули частично сгоревшие здание казармы и переместились на вокзал станции Торговой. Красноармейцев было еще в совокупности более 140 человек. В помощь им лихорадочно пытались сформировать рабочие дружины, но оружия для них в наличии почти не было, что заставило красных дружно чесать затылки.

Удалось вооружить дополнительно всего 20 человек из имеющегося на руках запасного оружия и винтовками убитых и раненых в районе казарм красноармейцев. Пулеметов у большевиков имелось тоже два. Но вся верхушка "защитников революции" уже погибла, поэтому у них пока установился перманентный бардак, каждый активист тянул одеяло на себя. До наступления ночи красные отряды, без подготовки, еще попытались стихийно атаковать с ходу здание ревкома и потерянные оружейные склады, но, получив в обоих местах ожесточенный отпор, откатились назад, потеряв еще два десятка бойцов убитыми и ранеными. Смело, но глупо.

После чего "товарищи" решили больше не рисковать, а запросив помощи из Царицына, приготовились оборонять стратегически важный вокзал до прибытия поезда с красными карателями. Чай полтысячи бойцов быстро подавят любое восстание "беляков"!

Сальский же обыватель этой ночью наглухо затворил ставни домов и в темноте, не зажигая света ожидал, по-заячьи шевеля длинными ушами, на чьей стороне окажется итоговая победа. Чья власть установится в городке?

Утром в атаку красноармейцы тоже не пошли. Мы наводим ужас на них, так же, как они пытаются навести ужас на нас. Патроны нужны, не известно, что случится дальше, подкрепление еще где-то в пути и когда будет… Слепой страх ледяной рукой сжимал сердца большевиков. Лучше уж подождать и не суетится, слишком много товарищей уже погибло, а телеграфист все время принимает молнии, что революционная помощь уже в пути. Мало проверенных осталось людей, каждый на счету, и на такую белогвардейскую сволочь их изводить… слов нет. До вечера по-всякому белякам крышка выйдет.

Утром к нам на склад прибежал мальчишка посыльный. Да я и на разведку среди малолетних детей денег не мало потратил, теперь они в городке мои глаза и уши. Так, большевики нас оставили в покое, только пара пикетов приглядывает за нами издалека. Но с тыла зайти и выйти не проблема. И это хорошо.

Я бездумно смотрел наверх. Тучи над городком расступились, обнажив голубое небо. Мне везет. Еще раз читаю полученную записку: "тетушка приехала". Примитивный шифр, чтобы не подставлять посыльного. Это значит отряд карателей приближается со стороны Царицына. Эта Обитель Зла и Цитадель Террористов опять извергла полчища палачей, карателей и садистов на Донскую землю. Если бы был дядюшка, то ожидали бы их со стороны Батайска. "Пробудет до вечера". Это и так понятно, ехать немного меньше суток. Время впереди для встречи незваных гостей еще есть!

Давно к этому готовился. Чтобы сразу всех красных прихлопнуть и два раза потом не бегать. Телеграфист давно на меня работает. Телеграммы воспринимает на слух, кадр ценный. Как только у меня с китайцами сладилось, они его вечерком аккуратно умыкнули и познакомили с многообразием китайской культуры. Имеется в виду аспект пыток. Взяли рыбачью сеть с мелкой ячейкой и обернули голое тело испытуемого. А потом палкой закрутили и натянули так, что сеть в тело врезалась как ножами острыми. А на десерт, опасной бритвой желтолицые туристы начали маленькие кусочки плоти телеграфиста, торчащие из сети, отрезать.

Простейший вариант «смерти от тысячи порезов»… Это древнейшее и самое страшное китайское наказание: на обнаженное тело приговоренного надевают жилет, сотканный из стальных колец. Ширина колец была достаточной, чтобы при затягивании жилета плоть выступала над их краями. Эту выступившую плоть затем и срезают пластами, а жилет затягивают сильнее, и экзекуция повторяется. Сдерживая определенными приемами кровотечение, опытный палач мог продлевать жизнь жертвы на многие часы, даже дни, пока не наступала смерть. При этом приговоренный испытывает немыслимые муки.