Мамалыжный десант (СИ) - Валин Юрий Павлович

К вечеру КП полка уже свернули, к переправе оттягивались последние подразделения полка. И тут Тимофей попал…

В опустевшем блиндаже батальонного командного пункта спорили офицеры.

– Я принять не могу! Как я без документов приму?! – горячился черноусый офицер из «сменщиков». – Вам сгрузили, вы и забирайте.

– У меня стрелковый батальон! – возражал комбат. – На кой черт нам столько кабеля? В пулеметы его заряжать не получится.

– А наше какое дело? Я отвечать за чужое имущество не собираюсь. Это провод живо растащат, а отвечать кто будет? – вопрошал настырный капитан «сталинградцев».

– Так я, что ли, отвечать должен? – изумлялся комбат. – Я эти провода не принимал! У меня приказ через два часа быть на правом берегу.

– А у меня приказ – принять позиции, а не непонятное оборудование и чужие материалы! – отрезал чернявый. – Кинутся искать, у кого кабель, кто присвоил? Ганбидзе присвоил! Забирайте и девайте куда хотите.

– На чем я заберу?! – поинтересовался комбат. – По карманам рассую?

– Складируйте, людей для охраны оставляйте. Акт совместный составим, – вмешался старший лейтенант с тремя орденами. – Потом найдется хозяин, передадим вместе с описью.

Комбат, ругая все кабеля на свете, собрал оставшихся бойцов. Катушки с проводом, небольшие, но увесистые, по счету перебросали-сложили в блиндаж опустевшего продсклада. Тимофей тоже кидал красивые катушки, хотя бок напоминал о себе.

– Все-все, уходим! – поторапливал комбат. – Тимка, держи лист с подсчетами, сейчас из полка придут с готовым актом, точное количество впишут, передадите экземпляр этим… бюрократам, и догоняйте.

Тимофей сидел у порога блиндажа, опускались сумерки. Мысли были сложные – а как там, за переправой, в тылу, без этих знакомых мест? Тут каждый окоп и ложбинку знаешь, а на марше и потом… Может, и через Чемручи придется пройти.

От противоречивых мыслей оторвали бойцы, уже осваивающие соседние блиндажи. Подсели, закурили, Тимофей отвечал на всякие уточнения по поводу здешней обстановки.

– Лавренко! – окликнули резко и Тимофей понял, что дело плохо.

Лейтенант Малышко, подсвечивая электрическим фонариком, тщательно изучал бумажку с подсчетами кабеля, наконец, вписал в акт и поставил замысловатую подпись.

– Хорошо, с этим покончили. Охраняй, Лавренко, головой отвечаешь, кабель непростой. Как сменят, догоняй полк, на переправе «маяк» стоит, направит.

– Товарищ лейтенант! – оторопел Тимофей.

– Что за разговорчики, боец Лавренко?! В комсомол вступать не спешишь, а в тыл спешишь как на праздник? Охраняй вверенное имущество, если что пропадет, ответишь по законам военного времени.

– А приказ?! Мне как догонять без командировочного предписания? А паек? – ухватился за последнюю надежду Тимофей. – Мне что, тут с голоду умирать?

Малышко фыркнул:

– Умный какой. Уж ты-то помрешь, как же. Думаешь, мне неизвестно, как ты в село бегал, самогон добывал? И здесь выкрутишься. А приказ я тебе сейчас оформлю.

Лейтенант вытащил из полевой сумки бланк с печатью, положил на катушку и неловко подсвечивая себе фонариком, что-то бегло начеркал карандашом.

– Всё! Заступай на охрану и ни шагу без смены. Завтра-послезавтра хозяева провода отыщутся, заберут, тогда полк нагонишь, доложишь лично мне. И не дури! Партизан он, понимаете ли…

Мылышко бодро выбежал по земляным ступеням и исчез, а Тимофей остался в полном изумлении, окруженный нарядными катушками. Хорошо, коптилку оставили, удалось зажечь.

Из катушек получились относительно удобные нары, в блиндаже было не особенно холодно, но к рассвету часовой Лавренко все равно замерз. Видимо, с непривычки, к «лисьей норе» приноровился, а здесь никак. Поразмыслив, Тимофей вышел наружу и ознакомился с изменившейся обстановкой. В блиндаже рядом разместились артиллерийские связисты «сменщиков», передовой НП дивизиона у них сдвинулся к высоте правого фланга. Старожил Лавренко предупредил, что немцы туда долбят чаще, поговорил с старшиной-полтавчанином, обрисовал свою сложную ситуацию. Артиллеристы посоветовали, к кому обратиться.

К полудню Тимофей несколько успокоился. Дверь кабельного блиндажа теперь украшала крышка снарядного ящика с выведенной химическим карандашом таинственной надписью «Склад КНН», соседи позаглядывали внутрь – боец Лавренко разумно не препятствовал любопытству – народ должен убедиться, что ничего полезного фронтовому быту на складе не имеется. Так случается: вроде и ценность, а никому перед наступлением нафиг не нужно. Сам боец Лавренко теперь состоял на довольствии у артиллеристов – бумажку, оставленную гадом Малышко, и самого неудачливого охранника электропровода отругали, но печать имелась, так отчего честного бойца голодом морить? Тем более, насчет плацдарма Тимофей обладал знаниями весьма полезными, всякое разное всё время спрашивали и уточняли.

Такова армейская судьба: то ты минометчик в пехоте, то прикомандированный связной-посыльный, то опять же прикомандированный сторож-артиллерист. Тимофей не особо расстроился, хотя на батальон, бросивший бойца, имел некоторую обиду. Вроде ценили, даже наградили, а подишь ты… Впрочем, война, тут особо оглядываться некогда.

Сидеть без дела Тимофей не любил, приноровился привязывать ниткой на дверь блиндажа бумажку «опечатано», работал с артиллеристами, а потом как-то само собой, опять стал проводником к переправе и на передовые позиции у Шерпен. Черт его знает, как и почему, но прилипшая кличка Тимка-Партизан тоже осталась. А на третий день житья в новой армии на новом фронте приключилось с бойцом Лавренко странная история.

– Смотри, каким сыром угостили! – похвастался артразведчик. – Чуть солененький, так на языке и тает. Попробуй чуток!

«Сыр», конечно, следовало именовать брынзой, но артиллерист-разведчик был откуда-то с северов, кажется, псковской, да еще городской, несведущий в подобном провианте.

– Хороший продукт, – Тимофей вежливо отщипнул кусочек. – Повезло.

По правде говоря, брынзы было не очень-то много. Но хорошая, белая, с характерным вкусом, не жирная, завернутая в чистый кусок холстины. Очень правильная брынза.

– Я и говорю, вкусна – слов нет! Радушный народ молдаване, хоть сами и не богаты, а несут, угощают, – восторгался артразведчик.

– Это да, хорошие люди везде есть, – согласился боец Лавренко, тщетно пытаясь собрать вдруг засуетившиеся мысли. – А кто такой добрый-то?

– Да вон дед с палкой. Говорит, ждали освободителей, ждали, вот, наконец-то дождались.

Тимофей в замешательстве посмотрел в спину местному деду. Судя по спине, старик был еще не очень дряхловатый, вполне бодрый. Но это ладно…

В последнее время на позиции часто стали заглядывать местные жители. Приносили скромную снедь, подкармливали бойцов и особенно новобранцев-земляков, расспрашивали, что да как теперь пойдет при новой власти, пытались выменять всякое полезное в хозяйстве имущество, вроде керосина или брезента. Офицеры эти брожения не одобряли, иной раз на часовых крепко ругались, но села-то рядом, как запретишь жителям нос наружу высовывать? Насчет спиртного имелся крепкий запрет, но Тимофей знал, что по части вина и цуйки в Шерпенах не особо разживешься – не бездонно село.

Но тут не вино, а брынза. Слишком правильная, настолько, что даже странно.

– Толич, а ты этого деда раньше видел? – пробормотал Тимофей.

– А что, знакомый твой? – удивился артразведчик. – Ты же тут всех знаешь. Из пособников дед, что ли?

– Не, не всех знаю, – боец Лавренко, не отрывал взгляда от спины деда. Старик, видать, почувствовал, обернулся, приветливо коснулся шапки.

Тимофей поспешно отвернулся и сказал:

– Слушай, Толич, а тут рядом кто-то из вашего начальства, толковый и спокойный, есть?

Толковым оказался старший лейтенант, хитро колдующий над картой у стереотрубы. Выслушал, поскреб подбородок: