Император из стали (СИ) - Васильев Сергей Викторович
моего дорогого Николая.
— Не бойся, не бойся! Это я, твоя Маруся!
Николай протянул ко мне руки…
С восходом солнца мы оставили приветливую ферму и отправились в лагерь…»
Это была последняя запись в дневнике Маши. Потом было просто не до него. Этим же утром англичане окружили лагерь буров. Очень скоро организованное сопротивление превратилось в очаговое, сосредоточенное в основном на небольших высотках, на одной из которых как раз и находились вновь приобретшие друг друга супруги. Николая ранили в самом начале боя. Разрывная пуля «дум-дум», сделав крохотное входное отверстие в плече, разворотила лопатку на выходе. Перевязав мужа, Маша защищала его с мрачной обреченной решимостью. В голове было удивительно ясно. Не осталось ни страха, ни даже ненависти. Просто математика — количество патронов в патронташе должно совпасть с количеством «хаки», лежащих на земле. Их нашли обоих без сознания, его — от болевого шока после пулевого ранения, её — контуженную от разорвавшейся прямо на бруствере гранаты с лиддитом. Перед их позицией лежало пятеро солдат Её Величества. Николая поволокли в лагерь военнопленных. Её оставили там, где нашли. Англичанам даже в голову не могло прийти, что все пять «хайлендеров» на счету именно этой хрупкой девочки.
Машу нашли и привели в чувство пленные буры, которым англичане велели собрать и закопать трупы. В принципе, удобнее случая для возвращения на Родину трудно было придумать. Никто не собирался ее брать в плен. Никому она была не нужна. Но Маша уже закусила удила и сдаваться не собиралась. Отлежавшись на местной покинутой ферме и прийдя в себя, она снова бросилась на поиски. Очень помог багаж, оставленный в Лоренцо. Благодаря ему, а также горячей воде в отеле, исчезла сельская бурская замарашка и вместо неё материализовалась светская дама, которую провожали восхищёнными взглядами встреченные британские офицеры.
Природное обаяние, помноженное на приобретенное от безысходности нахальство, помогло на плечах у ожидающих аудиенции чиновников и торговцев, прорваться к английскому консулу и, представившись врачом, ищущим своего брата, воюющего за англичан, получить разрешение на пребывание в линии действующей армии.
Английское консульство в Лоренцо по количеству агентов превосходило иное посольство. Большая часть сведений о Трансваале во время войны попадала к англичанам именно через это консульство. Там находили себе заработок множество шпионов, отправляющихся под видом добровольцев в Трансвааль и возвращавшихся обратно почти ежедневно. Все писцы пароходных компаний состояли на жаловании британской короны. Чиновники португальского паспортного отделения — от старшего до младшего — были английскими агентами. И все эти серьезные, прошедшие специальную подготовку, и очень подозрительные мужчины оказались не способны разоблачить незамысловатую, придуманную на ходу легенду очаровательной леди с голубыми глазами и загорелым, явно не салонным, но очень милым личиком.
Наутро со всеми необходимыми проездными документами в двухколёсной повозке Маша уже катила в Блумфонтейн. Госпиталь за госпиталем, ферма за фермой, лагерь за лагерем.
Стоны, отсутствие врачей, недостаток инструментов, лекарств, наглость и цинизм здоровых офицеров и солдат, беспомощное уныние больных… В эти, забытые Богом места, дамы не приносили конфеток и букетов раненым, как в Дурбане и Капштадте. Здесь не было охотниц облегчить страдания своим братьям. Сюда, где грязно и страшно, их великодушие не доходило.
Но кроме страданий солдат, были еще трагедии невиновных и непричастных к политике мирных жителей — женщин и детей. Маше особенно запомнилась ферма у гор Наталя. В живописном ограждении из плакучих ив белел небольшой домик. По долине извивался ручеек, образуя громадный пруд у сада. На ферме она нашла человек шесть женщин и около 20 детей. Эти женщины собрались сюда со всей окрестности, чтобы вместе пережить страх. Их мужья были далеко от них за английскими позициями.
От природы молчаливые, теперь они наперерыв жаловались на свою судьбу. Англичане не церемонятся с их имуществом — забирают на фермах всё, что им нужно, и только иногда выдают карандашные расписки с произвольными ценами. Но больше всего Машу поразили дети, их строгие лица и недетские в своей тоске глаза, молча смотревшие на нее изо всех уголков комнаты. Сутки пробыла она на этой ферме. Подлечила, как могла, больных детей и отправилась далее, понимая, что после этих встреч и этих увиденных рано повзрослевших детских глаз она уже никогда не будет такой же, как прежде.
Мужа Маша нашла на ферме возле Гленко, где расположился главный походный госпиталь. Три комнаты фермы, два сарая и шесть палаток были заполнены ранеными. В одном из помещений она нашла раненых буров и между ними — Николая. Осталось составить план побега… И тут Маша узнала, что всех пленных, к прискорбию буров, отправляют на остров Цейлон, в город Коломбо. Поставленная цель опять становилась призрачно-нереальной… Для любого другого человека, но только не для этой хрупкой девушки. «Ну что ж, Цейлон, так Цейлон», — подумала она с холодной решимостью и через неделю уже садилась на немецкий пароход, отправляющийся в Бомбей…
Индия начала XX века — то место, которое необходимо было бы посетить каждому, кто восхищается ухоженными газонами, чопорными салонами и величественной архитектурой Лондона и других городов метрополии. Именно Индия позволяла Британии быть тем, чем она была. Метрополия присваивала то, что должна была употребить колония, и блистала богатством, оставляя разруху, запустение и безысходность на окраинах империи.
Поезд нёс Машу по безжалостно высушенной Солнцем земле, пробегал по мостам через русла рек, часто в версту шириной, демонстрирующих песчаное дно даже в период дождей. Ведь нетрудно было при миллионах безработных запрудить эти реки в момент их полноводия! Но сильные мира сего не заботятся об этом, а слабые не имеют силы. Среди этой пустыни мелькали отдельные маленькие хозяйства, в ложбинках колодцы, обложенные глиной для сохранения воды. Вот индус, по-видимому, потерявший весь свой скот, разрыхляет засохшую почву маленькой нивы, с комнату величиной, а вся его семья носит из ложбины непромокаемые корзины с водой на головах. Какая ужасная борьба с голодом отражается на этих измождённых фигурках! Но это ещё относительно богатые хозяйства, а у бедных нет колодцев ни близко, ни далеко, и пашня их засохла, превратившись в камень…
На каждой станции повторялось одно и то же — голодные люди из-за станционной решётки молча протягивали иссохшие руки; полунагие женщины, мужчины и дети с воплем бежали за уходящим поездом и падали на путях; упитанные охранники отгоняли их от рельсов, а владыки страны, сидели в вагонах первого класса, охраняемые жандармами с плетями, чтобы их не беспокоили просящие. И так верста за верстой, миля за милей повторялась одна и та же картина, превращая Машу в законченную убежденную англофобку.
В Канди, куда должны были доставить пленников из Трансвааля, всё надо было начинать сначала. Остановившись в «Гостинице королевы», Маша за табльдотом познакомилась с несколькими англичанами-путешественниками и обстоятельно рассказала, что была в качестве врача в английской армии, а теперь едет через Индию в Китай. Что ей позарез нужно как-нибудь получить у губернатора разрешение повидать пленных буров, и что она готовится на следующее утро отправиться к нему с визитом.
Расчёт оправдался на 101 %. Процентом сверху было совершенно неожиданное приглашение от губернатора посетить воскресный бал. По-видимому новые знакомые настолько красочно расписали своё неожиданное знакомство с амазонкой, так отважно сражавшейся за Британию… Ну что ж, так даже будет легче…
Губернатор с женой приняли Машу с предупредительной любезность. Расспрашивали о войне и удивлялись симпатиям к англичанам. В первый раз в жизни ей пришлось видеть настоящее английское общество. Напыщенное и чопорное, молчаливое и бледное, оно своими манерами наводило тоску. Бал был в разгаре. Серьезные, напыщенные пары кружились в вихре бесконечных вальсов… Внешне сохраняя спокойствие и гордую осанку, в глубине сердец все боятся результатов своего несправедливого, жестокого господства. Ведь в случае чего пощады им не будет. Китай тому свидетель. Когда ты вместо мудрости и знания несешь в страну обман, опий и грабеж, не желая думать о бедном народе, он отомстит тебе, как зверь, которому ты сам своим чванством и наглостью уподобляешься. В этом правда жизни. В этом вся логика причин и их последствий. В природе ведь ничто не пропадает. Пожнут когда-нибудь и англичане свой собственный посев.
