Владимир Ступишин - Моя миссия в Армении. 1992-1994
Огромное впечатление произвело на меня посещение ЕрГУ. Сначала меня принимали в ректорате. И я познакомился с академиком Сергеем Александровичем Амбарцумяном, которого помнил по его смелой стычке с Горбачевым в июле 1988 года на печальной памяти заседании Президиума ВС СССР, где армянскую позицию по Карабаху пытались утопить в море дешевой партийной демагогии штатных ораторов из Азербайджана и других союзных республик. Ректор ЕрГУ вел себя на этом судилище достойнейшим образом. И когда в одном из интервью со мной армянский журналист назвал русский народ старшим братом, я отреагировал так:
– На мой взгляд, лучше другое старшинство. Лично я был бы рад, если бы Сергей Александрович Амбарцумян назвал меня своим младшим братом.
Узнав об этом моем высказывании, Сергей Александрович, с которым у меня сложились очень теплые отношения, начал в шутку действительно называть меня младшим братом, что доставляло мне большое удовольствие.
На встрече в ректорате, а потом в аудитории на моем выступлении перед преподавателями университета, а потом на чаепитии, устроенном профессорами и доцентами-русистами, вернее, русистками, была и Сильва Капутикян, большой поэт и смелый борец за свободу Карабаха. Встретила она меня поначалу почему-то настороженно, но, в конце концов, подарила книгу стихов с теплой надписью. И потом мы с ней встречались как друзья.
Душой встреч в университете был Левон Мкртычевич Мкртчян, крупный литературовед, талантливый очеркист, автор множества интересных книг, завкафедрой русского языка и литературы в университете, декан факультета русской филологии. С ним мы потом тоже много и хорошо встречались у него дома в Егварде и у нас в Ереване.
Егвард – что-то вроде дачного поселка километрах в тридцати к северу от Еревана, у подножия прекрасной горы Ара, названной в честь легендарного героя, возлюбленного царицы Шамирам, она же – Семирамида. Шамирам его погубила и горько оплакивала, а художник прошлого века Вардгес Суренянц написал красивую картину на эту тему, которую можно увидеть в Национальной галерее в Ереване. Гора Ара мне очень нравилась и в летнем изумрудном уборе покрывающих ее лесов и лугов, и в зимней ослепительно белоснежной шубе до пят. Дома в Егварде каменные, но с непременным садом-огородом. А кто-то держит кур и всякую другую живность. Там живут друзья Левона Мкртчяна. Рядом с ним – профессор Левон Никитович Мкртчян, директор Онкологического центра, крупный ученый, известный далеко за пределами Армении своими научными трудами и открытиями. Его жена, прекрасная Люзина – филолог, преподает русский язык и литературу в Мединституте, занимается литературоведением. Сын Армен – практикующий врач. Чуть дальше живет Сурен Арамович Арутюнян, тезка и однофамилец одного из последних первых секретарей ЦК КП Армении, но не родственник. По профессии – строитель. В те времена, когда мы с ним познакомились, – зампред кооперативного объединения «Айкооп». Очень гостеприимный, добрый и веселый человек, похожий внешне на Марчелло Мастрояни. У него в Егварде мы тоже очень часто «гуляли», а первый раз я был в его доме все тогда же, в июне 1992, когда вручал верительные грамоты. В «егвардскую компанию» входили еще директор обувной фабрики Мартын Пинаджян, зампрокурора Еревана Юрий Норайрович Казарян и даже бывший предсовмина Армении, а затем президент Национальной академии наук Фадей Тачатович Саркисян и другие интересные люди. За столом у Сурика или Левона Мкртчяна, или Мартына они все не всегда оказывались вместе, но всех их я там довольно часто видел. Как, впрочем, и в Ереване.
И в Егварде впервые я оказался в конце этой июньской недели, после визита на знаменитый коньячный завод «Арарат», основанный сто лет назад купцами Таировым и Шустовым. На заводе меня принимал тогдашний его директор Эдуард Липаритович Акопян, влюбленный в свое дело специалист. Каждую новую бутылку он представлял поэтическими комментариями или анекдотами, родившимися здесь при знакомстве с продукцией завода разных сановных и не очень сановных людей. Перед распитием пятнадцатилетнего «Ахтамара» он прочел поэму Ованеса Туманяна о девушке с озера Ван, нашедшей смерть в его пучинах, поглотивших ее сердешного друга. Завод у Липаритыча был в неплохом состоянии. Свято хранили там бочку с коньячным спиртом начала века, из которого в свое время сделали первую партию «Отборного», сравнимого с французским коньяком качества «Фин Шампань». Лучшие спирты здесь выдерживались в настоящих бочках из французского дуба, причем именно лимузинского, из окрестностей славного города Лиможа, как это делается в коньячном царстве на берегах Шаранты у не менее славного города Коньяк. В Ереване искусные мастера, хранившие шустовские традиции, изобретали новые сорта. И на этот раз, отведав «Армению», великолепный «Тонакан», то есть «Праздничный», по-прежнему крепкий «Двин» и очень тонкий двадцатилетний «Наири» под вкусную и разнообразную снедь, мы перешли за отдельный стол, чтобы приобщиться к новому чуду армянского виноделия, двадцатипятилетнему «Эребуни», который неплохо пошел под спелую черешню. «Эребуни» армяне пытались продвинуть на британский и японский рынки как бренди под названием «Нойяк». Однако это дело требует времени и больших рекламных усилий.
Дегустация коньяка при Эдуарде Липаритовиче проходила таким образом, чтобы гости не слишком пьянели. Отпил глоток, предварительно полюбовавшись юысканньш цветом божественного напитка и насладившись его благородным ароматом и вкусом, и сливай остальное в большой хрустальный сосуд, поставленный специально для этой цели. Липаритыч рассказал забавный случай. Угощали однажды генералов, советских еще. По окончании дегустации один из гостей спросил, а можно ли выпить из литровой чаши: ведь туда сливали не что-нибудь, а лучшие армянские коньяки и жалко такому добру пропадать. Ему ответили: если очень хочется, то можно. Он и хлобыстнул этот коктейль, да еще в таком количестве, что хватило для полного ублаготворения, а в гостиницу прибыл уже не своими ногами и свалился на кровать не раздеваясь. Боялись, отдаст Богу душу, ан нет, остался жив, проспался и встал как ни в чем не бывало. Фамилию этого геройского генерала Липаритыч даже по секрету никому не раскрывал, и втайне, похоже, гордился его подвигом.
Потом мне довольно часто приходилось бывать и на заводе, и у него дома, на горе, возвышающейся над Ереваном. Это – родительский дом. Сюда в гости приходит и Нора Акопян, родная сестра Эдуарда Липаритовича, предводительница армянских женщин еще с советских времен, супруга великого скрипача, руководителя и солиста квартета имени Комитаса Эдуарда Татевосяна.
Ну а с завода мы в тот вечер 25 июня отправились к Сурику в Егвард, где нас ждало еще одно обильное угощение с концертом народной музыки.
Когда я вручал верительные грамоты, совсем недалеко, на границе с Азербайджаном и в Нагорном Карабахе шли ожесточенные бои с огромным перевесом в вооружении на стороне Азербайджана. Об этом говорил мне и Вазген Саркисян. Наши военные подтверждали, что дело обстоит именно так.
Правительству Армении, убеждал меня военный министр, все труднее сдерживать нажим оппозиции и общественности, которой невозможно объяснить, почему к своему союзнику, ведущему себя цивилизованно и стремящемуся действовать в законных рамках, Россия относится хуже, чем к другой стороне, которая ведет себя совершенно иначе, в том числе в отношении российских войск. Если дело передачи обещанного вооружения Армении не сдвинется с мертвой точки, ситуация может выйти из-под контроля и с таким трудом налаженное сотрудничество в военной области начнет давать сбои вплоть до захвата оружия явочным порядком по примеру того, как это делается в Азербайджане, которому к тому же в открытую помогают оружием Турция и Украина, используя для этих целей мост через Аракс в Нахичеван и авиацию, беспардонно нарушающую воздушное пространство Армении, оставленное совершенно беззащитным. Сказанное Вазгеном Саркисяном я довел до сведения Москвы, подчеркнув, что армяне не настаивают на обещанном паритете с азербайджанцами или даже адекватном подходе, но просят ускорить хотя бы выполнение уже достигнутых договоренностей, зафиксированных, в частности, в подписанном в конце мая Протоколе с чудным названием «О понимании относительно перечней воинских формирований и объектов». Вазген напомнил и о Договоре о правовом статусе российских войск в Армении, парафированном тоже в конце мая в Москве, и попросил ускорить его подписание. Сообщая об этом в Центр, я со своей стороны добавил, что в этом договоре в первую очередь нуждается наша 7-я армия: ее командование, офицерский состав, все военнослужащие, их семьи заинтересованы в четких правовых гарантиях нормального функционирования всех армейских служб и договорном обеспечении прав личного состава. Я уже тогда понял, что наша армия в Армении служит интересам России и вносит существенный вклад в формирование по-настоящему добрых, дружеских, союзнических отношений с национальными вооруженными силами Армении, находившимися в стадии становления, и в укрепление политических отношений между Россией и Арменией. И это я тоже попытался вложить в головы московских руководителей. Военные, во всяком случае, меня понимали хорошо. Наверное, не случайно тогда же, в июне 1992 года, Федор Реут заявил в интервью одной армянской газете: «Армения была и будет нашим союзником». А в Москве дело пошло в направлении передачи армянам вооружения двух дивизий и заключения Договора о статусе.
