Ларри Бонд - Водоворот

— Очень просто. Мне и в голову не могло прийти отменить обед с такой потрясающей, удивительной женщиной!

Она легонько шлепнула его по руке.

— Ерунда! Ты такой лгунишка! Правда, Иэн, разве ты не считаешь, что это сенсация? Хейманс со своей командой наконец-то сообразил, что к чему. Значит, даже verk-ramptes видят необходимость реформ? — Это слово в переводе с африкаанс означало «реакционеры».

Иэн пожал плечами.

— Возможно. Я буду готов поверить во второе пришествие, когда увижу, как Форстер и его друзья-фанатики из АДС проливают слезы на могиле Стива Бико. А до тех пор это всего лишь пропагандистская шумиха.

Эмили грустно кивнула.

— Боюсь, ты прав. Слова должны быть подкреплены делами. — Она встряхнула головой, выказывая нетерпение. — Ладно, а чем займемся мы? Неужели будем сидеть здесь и обсуждать политиков, когда на улице такой чудесный день? Мне кажется, это глупо!

Иэн улыбнулся и подозвал официанта, чтобы тот принес счет.

Крохотная двухкомнатная квартирка Эмили занимала пол-этажа на самом верху оштукатуренного кирпичного дома прямо за углом. За тот год, пока она жила здесь, ей удалось придать квартире свой неповторимый облик. Яркие полевые цветы в расставленных по всей квартире пазах дополняли красочные фотографии в рамках, изображавшие холмы и луга ее родного северного Трансвааля. В углу на ручной работы столике тикового дерева, принадлежавшем еще ее прапрадедушке и изготовленном больше ста лет назад, стоял недорогой компьютер.

Иэн сидел на маленьком диванчике и нервничал, а Эмили рылась в своем гардеробе, выбирая, что бы ей надеть. Взглянув на часы, он опять подумал, что прогулка по канатной дороге сейчас совсем некстати. Он обещал в четыре быть в студии, а время бежало на удивление быстро.

Он с трудом удержался, чтобы не вскочить и не начать расхаживать по комнате. Сэм Ноулз будет очень обескуражен, если он не придет в назначенный им же самим срок…

— Пожалуйста, пойди сюда на минутку! Я хочу услышать твое мнение, идет ли мне этот наряд. — Чистый, счастливый голосок Эмили прервал его мысли.

Иэн выругался про себя и неуклюже поднялся. Господи, они уже и так опаздывают. Может, она собирается устроить демонстрацию мод, прежде чем появиться на публике?

Он вошел в открытую дверь спальни и замер на пороге.

Эмили и не думала одеваться, напротив того, она разделась и теперь стояла возле кровати в изящном кружевном лифчике и маленьких трусиках. Медленно, с вызовом она повернулась к нему, вытянув вперед руки.

— Что ты думаешь по этому поводу?

Иэн почувствовал, как его лицо медленно и словно бы нехотя расплывается в улыбке, и подошел, чтобы ее обнять. Ее мягкие, полные груди уперлись ему в грудь.

— Думаю, нам вряд ли стоит осматривать гору.

Она встала на цыпочки и поцеловала его.

— Слава Богу! Именно это я и хотела услышать!

Он слегка отстранился, нежно подталкивая ее к кровати.

— Видишь ли, — шутливо произнес он, — ты становишься слишком прогрессивной для девушки из хорошей бурской семьи. Это я, наверно, так плохо действую на тебя.

Эмили покачала головой, и Иэну стало щекотно, когда ее волосы коснулись его лица.

— Ты ошибаешься, дорогой. Я всегда была такой. Здесь, в Кейптауне, я могу чувствовать себя свободной, оставаться самой собой. — Он различил в ее голосе грустные нотки. — Вот когда я приезжаю домой, мне приходится вести себя так, будто я всего лишь дочь своего отца.

Иэн лег на кровать, не разжимая объятий и увлекая ее за собой. Потом заглянул в ее сияющие, глубокие голубые глаза.

— Тогда я просто счастлив, что ты здесь и со мной.

Она выгнула спину и снова поцеловала его, на этот раз более страстно. Оба поняли, что больше не надо слов.

Эндрю Себе стоял среди других черных африканцев, охваченных страхом и волнением в ожидании своей очереди на полицейском кордоне. Сначала он был спокоен, но вдруг почувствовал, как ноги его начинают дрожать, и усилием воли заставил себя успокоиться: ему никак нельзя выдать свой страх. Полицейские чуют страх за версту.

Очередь потихоньку продвигалась: вот еще несколько человек прошли в узкий проход, оставленный между двумя перегородившими дорогу бронетранспортерами. По обе стороны от них расположились полицейские, из-под козырьков форменных фуражек наблюдая за происходящим. У одних в руках были гранаты со слезоточивым газом, другие поигрывали кнутами, третьи держали полицейские карабины. Солдаты в касках дежурили возле водяной пушки, установленной на бронетранспортере.

Сотни мужчин и женщин, некоторые в помятых костюмах и платьях, другие в вылинявших и покрытых пятнами комбинезонах, заполняли узкие проходы между домами черного пригорода Ньянга. Все они пропустили свои автобусы до Кейптауна, пока полицейские тщательно проверяли паспорта и разрешения на работу в белых кварталах. Они уже опоздали на работу, и теперь их вечно недовольные и придирчивые хозяева вычтут за это из их и без того скудной зарплаты. Однако все старательно скрывали свое раздражение. Неважно, что в Претории и Кейптауне подули ветры перемен — полиция по-прежнему жестоко обходилась с теми, кого подозревали в нарушении законности и порядка.

Очередь продвинулась еще на дюйм.

— Ты! Иди сюда! — Один из проверявших документы полисменов помахал Эндрю Себе.

Сердце его ушло в пятки; нетвердой походкой Себе подошел к полисмену и протянул замусоленный паспорт вместе с поддельным удостоверением о праве на работу, которое специально приберегал для подобного случая.

Он слышал, как шелестели страницы, когда полицейский бегло просматривал документы.

— Идешь на винодельню дю Плесси? В горах у реки Хекс?

— Так точно, baas. — Не поднимая глаз от земли, Себе старался говорить почтительным, почти благоговейным голосом, который всегда так презирал.

— Время сбора урожая уже прошло. Зачем ты им понадобился?

Хотя было no-утреннему свежо, Себе почувствовал, что покрывается потом. Господи! Неужели они догадываются, кто он на самом деле? Он быстро взглянул на полицейского, устроившего ему допрос, и немного успокоился: скорее всего, в полицейском говорит не подозрительность, а любопытство.

— Точно не знаю, baas. На бирже труда мне сказали, что им требуется землекоп.

Полисмен коротко кивнул и возвратил бумаги.

— Хорошо. Тогда можешь идти.

Себе аккуратно сложил документы и пошел прочь, вознося хвалы Богу, — его произнесенную вполголоса молитву заглушил звук самолета Южноафриканской авиакомпании, заходящего на посадку на аэродром всего в миле отсюда.

Прищурившись, полицейский наблюдал, как молодой африканец, которого он только что допрашивал, присоединился к толпе других черных, ожидавших автобус. Затем подошел к своему автомобилю без опознавательных знаков и снял трубку телефона, вмонтированного в приборный щиток. Не отрывая глаз от Себе, он набрал кодовый номер, полученный во время инструктажа накануне вечером.

На другом конце провода ответили после первого же звонка:

— Слушаю.

Мягкий, любезный тон говорящего почему-то привел полицейского в трепет. Эти ребята из разведки умудрялись говорить так, что самые простые слова таили в себе угрозу. Полицейский принялся за доклад, желая как можно скорее отделаться и повесить трубку.

— Говорит Криль из кейптаунского отделения. Мы обнаружили одного человека из вашего списка. Эндрю Себе под пятнадцатым номером. Он только что прошел через наш кордон.

— Вы его не спугнули?

— Нет, господин начальник. Я точно выполнял ваши указания.

— Отлично, так держать! Мы сами о нем позаботимся. Ясно?

— Так точно, сэр.

В Претории, за тысячу миль отсюда, Эрик Мюллер повесил трубку и медленно откинулся на стуле; довольно приятные черты лица исказила уродливая, тонкогубая улыбка. Итак, первые участники операции «Нарушенный договор» приступили к выполнению задания.

Полковник Сезе Лутули смотрел из окна своего кабинета на людную и шумную улицу Лусаки. Микроавтобусы, такси и велосипеды оспаривали право на уличное пространство у многочисленной толпы пешеходов: лоточников, покупателей и мелких чиновников, неторопливо возвращающихся на службу. Все обходили за версту патрули из одетых в маскировочную форму солдат, расставленные вдоль всей Индепенденс-авеню, где располагались правительственные учреждения Замбии и посольства иностранных держав.

Центральная штаб-квартира «Умконто ве сизве» занимала одно из обшарпанных бетонных зданий на Индепенденс-авеню. Усиленные отряды замбийской армии и вооруженные бойцы АНК охраняли все входы в здание, полные решимости не допустить повторения истории с Гавамбой.