Валерио Эванджелисти - Обман
Матье Ори впервые изменила выдержка, и он метнул в кардинала гневный взгляд.
— Ваше высокопреосвященство, уж не принимаете ли вы меня за своего слугу? Прежде всего, велите снова водворить в тюрьму эту мерзавку.
— Нет, это было бы неправильно, — возразил делла Ровере почти инстинктивно. Он был настолько выбит из колеи, что даже не заметил, насколько рассержен коллега. — Если эта женщина невиновна, как я подозреваю, то отправить ее в тюрьму означало бы оказать услугу ее недоброжелателю.
— И где вы предполагаете ее содержать? — спросил молодой священник, который называл себя падре Михаэлис. — Нельзя же ее отпустить.
Катерина сочла, что теперь настал момент повести себя нагло, и решила пойти ва-банк. Выставив грудь вперед, она как бы демонстрировала товар, который могла предложить, однако при этом опустила глаза и заговорила смиренно:
— Ваше высокопреосвященство, о вас говорят правду, вы действительно великодушны. И мне, бедной женщине, остается только быть вам бесконечно благодарной. С другой стороны, я понимаю, что до выяснения истины вы должны содержать меня под стражей. Если вы избавите меня от тюрьмы, я готова поклясться, что не предприму ни малейшей попытки к бегству. Да и куда мне бежать? Заберите меня к себе во дворец и заприте в комнату прислуги или в стойло, если пожелаете. Там я буду ожидать исхода следствия, молясь день и ночь.
Ори сложил губы в сардоническую усмешку, в то время как делла Ровере усиленно кивал.
— Превосходно, прекрасное решение, — быстро сказал он, словно боясь вмешательства главного инквизитора. — Вы, Катерина Чибо-Варано, будете заключены в моем дворце, пока трибунал не решит вашу судьбу. Поскольку вы отлучены от церкви, вам определят место в помещении для прислуги, а точнее — для служанок из Вест-Индии. Исповедоваться будете у меня, если пожелаете, но больше не увидите ни одного человека, кроме своих родственников. А теперь заседание закрывается и начинается расследование дела Меркюрена.
Матье Ори пожал плечами, встал со стула и вышел, не говоря ни слова. Было ясно, что он не хотел перечить кардиналу, но считал все это слушание пустой тратой времени, если не сказать хуже.
Зато один из священников, пришедших нг процесс в качестве слушателей, высокий худой человек, высказал свое возмущение главным инквизитором.
— Стыд и позор! — крикнул он.
Кардинал наклонился к нотариусу.
— Кто этот невежа?
— Испанский путешественник, ваше преосвященство. Кажется, он большой друг Папы хотя в прошлом и отличался бурными проказами. Я знаю его только по имени.
— И как его имя?
— Дон Иньиго Лопес. Но сам он себя называет Игнацио Лойола.
— Я о нем слышал. Из какого он ордена?
— Похоже, ему позволили создать свой собственный орден.
Антонио Галаццо делла Ровере покачал головой.
— Не выпускайте его из виду, он похож на протестанта.
Спустя некоторое время Катерину со связанными руками вывели по приказу кардинала на площадь, и тут она с удивлением увидела что навстречу ей бежит Джулия. Когда девушка подбежала, Катерина поцеловала ее в лоб. И сразу же офицер, который держал конец веревки, так сильно дернул ее, что Катерина застонала.
Делла Ровере, направлявшийся к роскошной карете, которая ждала его у дворца инквизиции, обернулся.
— Что там такое?
Катерина кивнула головой в сторону Джулии:
— Это моя дочь, ваше высокопреосвященство.
— Вот как? — Кардинал оценивающе оглядел девушку, потом сказал: — Я не имею права, однако разрешаю вам взять ее с собой. Я найду ей применение. Надеюсь, ее близость поможет вашему раскаянию.
— Благодарю вас, ваше преосвященство!
Подождав, пока он отвернется, Катерина шепнула на ухо Джулии:
— По-моему, это дядя Гвидобальдо, твоего бывшего муженька. Красавчик, правда?
— Мамочка! — запротестовала Джулия. — Да ведь это мерзкий старикашка!
— Ну-ну, не преувеличивай.
Катерина убедилась, что офицер смотрит в другую сторону, и добавила:
— Способна ли ты на маленькую жертву, чтобы уберечь мать от лишних страданий?
— О, конечно, я сделаю все, что захотите!
Катерина улыбнулась.
— Хорошо. Вот увидишь, то, о чем я попрошу, вовсе не так трудно. Просто надо закрыть глаза и позволить, чтобы все шло, как идет.
Джулия посмотрела на нее удивленно, но герцогиня не была расположена пускаться в объяснения. Их посадили в карету кардинала, которая покатила в Аген. Вечернее солнце освещало цветущие зеленые поля. Любуясь пейзажем, кардинал делла Ровере бросал на обеих пассажирок благосклонные взгляды.
ТАЙНАЯ КОМНАТА
В конце февраля 1547 года чума, девять месяцев свирепствовавшая в Эксе-ан-Прованс, пошла наконец на убыль. Город опустел, на улицах не было видно ни прохожих, ни трупов. Все лето, осень и добрую часть зимы Мишель мотался по улицам во главе небольшого отряда врачей, санитаров и alarbres, добиваясь, чтобы мертвых срочно убирали за пределы городских стен, и снабжал живых флаконами с составом, который готовил Меркюрен.
Средство действительно было эффективным. Ни один из тех, кто вдыхал его пары или применял в качестве компрессов, чумой не заразился. Либо лекарство обладало мощным воздействием, либо ослабевала эпидемия. Инфекция определенно утратила силу и огрызалась все реже и реже.
Ужасных зрелищ, однако, все еще хватало. Однажды Мишель и Меркюрен содрогнулись, найдя на верхнем этаже брошенного дома женский труп, наполовину завернутый в саван. Как и во время эпидемии двухлетней давности, женщины, почувствовав скорую смерть, из последних сил заворачивались и зашивались в простыни, чтобы потом alarbres не нашли их голыми. Бедняжка так и умерла с иголкой в руке, успев зашить себя в саван только наполовину. Когда мускулистый детина, помогая себе мясницким крюком, стаскивал ее вниз, оба не смогли сдержать слез. На счастье, это была одна из последних жертв.
После дневной работы на площади Мишель проводил ночи в лаборатории Меркюрена, пытаясь экстрагировать капли сока из уже засохших лепестков роз. Во время одной из таких попыток он сник и упал на стул.
— Бесполезное занятие, розы уже засохли. Недостаток вашей методы в том, что она зависит от сезона.
Меркюрен наблюдал за жидкостью, кипевшей в перегонном кубе.
— Да, к сожалению. Но вы сами видели чудодейственные свойства моего состава. Он не работал только тогда, когда аптекари из экономии прописывали больным смехотворные дозы.
— Да уж, наши коллеги не изменяют своей обычной мелочности. Думаю, мы с вами единственные серьезные специалисты из тех, кто остался здесь с тех пор, как чума начала показывать зубы. Толпа, атаковавшая престижные аптеки в первые дни эпидемии, была не более чем безмозглой массой, готовой схватить любое лекарство. Фармакопея как объект моды наносит вред науке. Не случайно слабые сразу обнаруживают себя перед лицом чумы.
— Правда, ни вы, ни я — не аптекари. Я имею в виду не то, что вы врач.
Меркюрен оторвался от перегонного куба и вышел на середину комнаты.
— Мишель, вы же читали то, что подписано именем Денис Захария. Я вижу, что вы неохотно говорите на эти темы, но не понимаю почему. Ведь вы тоже адепт Великого Деяния и превосходный астролог. Почему вы стараетесь это скрывать?
Мишель заерзал на стуле, не глядя другу в глаза.
— Я добрый католик и стараюсь держаться подальше от всего, что не одобряет церковь. Алхимия осуждена многократно и отчасти также астрология, несмотря на вмешательство Пьера Эйи и других защитников. Поэтому, владея этими науками, я избегаю ими заниматься.
— Можно, я скажу напрямую? — Не дожидаясь ответа, Меркюрен продолжал: — Должен быть еще какой-то мотив, препятствующий вам заниматься оккультной философией. Вы владеете исключительными познаниями, но не решаетесь их применить. Поверьте мне, как бы вы себя ни насиловали, вам на роду написано не быть посредственностью.
Мишеля эти слова буквально потрясли. В сознании снова ярко вспыхнули забытые образы: жестокое лицо Ульриха, боль от странного и отвратительного обряда инициации, доступ к сферам, где правит безумие… Его «я» вдруг стало пугающе расширяться, и ему пришлось выдержать отчаянную схватку с кошмаром, который снова чуть не завладел сознанием. Из схватки он вышел победителем, но тело бил озноб, как в лихорадке.
Стараясь отделаться нейтральной фразой, он прошептал, еле шевеля губами:
— Моя единственная задача — служить Господу. Это написано и на моем фамильном гербе: «Soli Deo». Богу Единому.
— Вы уверены, что девиз имеет именно такое значение? — язвительно спросил Меркюрен и сразу продолжил, боясь еще больше смутить друга: — Ведь алхимия вовсе не противоречит религии. Только глупость инквизиторов понуждает их думать подобным образом. Мы служим Господу, сообразуясь с его моделью мироздания и становясь, в свою очередь, творцами. Превращая неблагородные металлы в золото, мы лишь подражаем божественному превращению хаоса в совершенство.
