Сергей Шхиян - Царская пленница
Мы с Марьей Ивановной не стали чиниться и прошли.
— Гутен абенд, — поздоровался я с немцем на его родном языке. — Вы имеете готовое платье?
— Добрый вечер! — ответил немец. — О да, мы имеем все, что вам может заблагорассудиться!
— Зер гут! — порадовал я его следующим выражением на его диалекте, после чего перешел на родной. — Моей фрау нужно новый гардероб.
— Пожалуйте, проходите! Ваша дама будет одета как пуппхен, — засуетился хозяин, игнорируя наш непрезентабельный вид.
— Как куколку ее одевать не нужно, — возразил я. — У фрау фатер генерал, и одеть ее нужно как тохтер генерала.
— О, мой господин, это будет стоить много денег! Если господину будет угодно, то фрау будет одета как дочь оберста, виноват, полковника, это будет стоить меньше денег.
— Пусть будет, так как я сказал, — не удержавшись от понтов, небрежно бросил я, — деньги у нас есть.
— Яволь, мой господин! — вытянулся по-военному хозяин.
Тут же из недр дома была вызвана фрау и потащила растерянную Марью Ивановну в примерочную комнату, а я вальяжно расселся в кресле, в которое не успела сесть моя спутница.
— Мой господин тоже имеет желание поменять свое платье?
— Вы думаете, стоит? — спросил я так, как будто такая мысль просто не приходила мне в голову. — Пожалуй, если у вас найдется что-нибудь подходящее.
Немец пришел в восторг от моей сговорчивости и лично взялся одевать меня. Спешить нам с Марьей Ивановной было некуда, и до темноты мы пробыли в магазине, где нам подгоняли по фигурам подобранную, уже сшитую на кого-то одежду. Когда, наконец, мы из оборванцев превратились во вполне пристойную пару небогатых горожан, настало время расчета. Я уединился на некоторое время вместе со своим сидором, вынул из него нужную сумму в четыреста рублей и легко расчелся с хозяином магазина сторублевыми ассигнациями. Бедный немец, видимо до конца не веривший в мою кредитоспособность, готов был стукнуть себя по лбу, что по-настоящему не раскрутил таких выгодных покупателей.
Подавая мне сорок рублей сдачи, он провожал их таким жалостливым взглядом, что я решил воспользоваться ситуацией и прикупить на эти деньги еще один комплект женской одежды, для своей младшей сестры. Мысль попробовать поменять свою внешность с помощью женского платья появилась тогда, когда я увидел, как, надев новое платье, неузнаваемо переменилась моя спутница.
Поняв, что я хочу, хозяин просиял и принялся навязывать мне целую гору платьев. Однако я быстро его укоротил и потребовал одно скромное платье, летний салоп и головной платок. Марья Ивановна удивленно смотрела, как я прикидываю на себя приобретаемую одежду.
— У тебя, Хасбулат, никак есть сестра? — спросила она при первой возможности, когда мы остались одни.
— Это я для себя, — объяснил я, — переоденусь женщиной, и нас никто не найдет.
— Право! А тебе не зазорно род менять?
— Чего же в этом зазорного?
— Не знаю, только мне сомнительно…
Когда торги, наконец, закончились, хозяин магазина спросил, куда нам прислать покупки. Пришлось соврать, что мы только сегодня приехали и еще не устроились с жильем. Дошлый немец тут же предложил свои рекомендации в «один зер гут пансион», который содержит его земляк-баварец. Мы согласились воспользоваться его протекцией, и расчувствовавшийся владелец магазина пригласил нас отужинать. Это было более чем кстати. Искать ресторацию в такое позднее время было проблематично. Павел Петрович, император и самодержец, для здоровья нации ввел суровый распорядок дня — после десяти часов вечера всем его подданным полагалось ложиться спать.
Оттянувшись с голодухи на жирной свиной колбасе с тушеной капустой, мы распрощались с симпатичной парой предпринимателей. Один из служащих магазина добыл нам крытый экипаж, и мы поехали в меблированные комнаты. Несмотря на пять тысяч фонарей освещавших Санкт-Петербург в 1799 году, улицы были темны и пустынны. Наши номера находились недалеко, на 4-ой линии того же Васильевского острова. Основные застройки линий острова пришлись на царствование Александра I, пока же домов здесь было немного, и они не теснили друг друга в привычной городской сутолоке.
Наемная карета подвезла нас к пансиону херра Липпгарта около девяти часов вечера. До комендантского часа времени оставалось немного, и кучер спешил. Мы выгрузились и остались стоять на улице против входа в номера. Марья Ивановна, утомленная побегом, событиями дня, долгим шопингом и непривычной насыщенностью жизни, находилась в заторможенном состоянии и могла только послушно подчиняться. Оставив ее сторожить вещи, я громко постучал во входную дверь. Через минуту она открылась, и из дома выглянул немчик с круглым лицом и обширной лысиной. Я объяснил ему, чего хочу, и передал записку от владельца магазина.
— О! — вскричал он, — вы есть друзья дорогого херра Шульца! Прошу проходить в этот дом, я буду представлять вас фрау Липпгарт!
С воцарением Павла Петровича и началом его реформ, количество жителей в столице заметно уменьшилось — русским людям не очень нравилось ходить строем и испытывать непонятные ограничения; соответственно упали цены и спрос на жилье, владельцы недвижимости терпели убытки, и потому каждый новый жилец был в радость.
Любезный и подчеркнуто предупредительный немец ввел нас в чистенькую прихожую. Потом он куда-то убежал и вернулся с хозяйкой пансиона. После прочтения записки от Шульца, она приняла нас, как самых дорогих гостей. Нам отвели вполне пристойные комнаты, и мы сразу легли спать.
Утром я разработал примерный план действий. Первым делом мне нужно было долечиться, а потом опять проникнуть в Зимний дворец и узнать, что на самом деле случилось с Алей.
После завтрака я пошел в немецкую аптеку купить все необходимое для лечения.
Провизор плохо говорил по-русски, и мои скромные познания в его родном языке пролили бальзам на нордическую душу. Я, как мог, объяснил, чем болен. Аптекарь скрупулезно выспросил симптомы болезни и предложил бальзам для заживления ран, по виду и запаху напоминающий мазь Вишневского. Еще я купил хлопчатой бумаги, то бишь обыкновенной ваты, корпии — нащипанных из ткани ниток, используемых почти до двадцатого века как бинты, склянку спирта и порекомендованные аптекарем сборы трав против повышенной температуры и воспалений, и лекарство для восстановления крови.
Когда я вернулся в пансион, Марья Ивановна уже встала и выглядела вполне бодрой и довольной жизнью. Новая, приличная одежда примирила ее с неудобствами потери крова и разбойника-брата. Она активно общалась с хозяйкой, и обе женщины превозносили замечательные качества херра Шульца, единственного их общего знакомого. Я включился в общий разговор и между делом рассказал придуманную историю своих отношений с Марьей Ивановной. Сама героиня рассказа слушала мои бредни с большим интересом и уточняющими замечаниями несколько раз едва не провалила весь рассказ.
Я представился сыном татарского князя (мирзы), приехавшим поступать в открывающуюся медицинскую академию. По пути в столицу я заехал в имение отцовского кунака, отца Марьи Ивановны, вместе с которым мой фатер воевал против турок.
Оказалось, что старик генерал умер, а коварные родственники обворовали сироту и лишили ее всего состояния. Я попытался ей помочь, но мое заступничество кончилось тем, что нам пришлось бежать в Петербург искать правды и защиты у государя.
По дороге нас ограбили разбойники, и в столицу мы явились едва ли не в рубище. Единственное, что удалось сохранить, это оружие и деньги.
Такой душещипательный рассказ вполне удовлетворил сердобольную романтическую фрау и объяснил наше странное содружество.
После всей дневной суеты меня опять начало лихорадить. Поэтому остаток дня я провел в своей комнате. Об экспедиции в Зимний дворец не могло быть и речи, пришлось заняться врачеванием ран. Самодельные бинты, которые я последний раз менял незадолго до побега, намертво приклеились к плечу, и отодрать их было целой проблемой. Зато после перевязки мне стало значительно легче, и я почувствовал себя практически здоровым.
На утро я был как огурчик: вернулись, как говорится, твердый разум, энергия и предприимчивость. Первым делом я пошел на Андреевский рынок и купил в секонд-хенде подержанную дворцовую ливрею. Чтобы не шастать в ней по всему городу, я запаковал ее в холщовый мешок и отправился в район Зимнего дворца. Там, побродив по окрестностям, я снял в аренду в доходном доме на Мойке недорогую комнатушку. Дом был населен темными, как мне показалось, личностями, хозяева не интересовались жильцами и не совали нос в чужие дела.
В своей комнате я переоделся в ливрею и превратился в мальчика-слугу из дворца. В таком виде, зная дорогу, попасть в Зимний дворец не составило никакого труда. Когда я проходил внутрь, охрана не повела в мою сторону даже глазом.
