Алексей Ивакин - Меня нашли в воронке

— Каких еще бывших владельцев?

— Я фамилию только одного помню, Колодуб, что ли? Остальных не помню. Но то, что они инженерами работали — это точно. Рабочие на них злы были очень. Они расценки понизили, а нормы выработки подняли. Весной двадцать седьмого. После освобождения мы с Нюркой сюда приехали. Подальше от людей. Я лесником устроился. Он по хозяйству. А в тридцать пятом Советская власть и начала кончаться, Слава, Тебе Боже наш, Слава Тебе!

— Как это кончаться??? — у Захара и Виталика аж челюсти отпали.

— А вот так и начала, когда товарищ Сталин к стенке поставил бандитов революционных да тех, кто церкви разрушал. Тухачевского, сволочь эту расстрелял, Блюхера туда же. Жидов Троцкого, Каменева да Зиновьева туда же, в штаб к Духонину отправил. Да всякой мрази по мелочи.

— Так вроде же всех брали, и белогвардейцев бывших тоже, кулаков там.

— Лес рубят — щепки летят. Так, кажись, в народе говорят? Товарища Сталина бы в четырнадцатый год, вместо царя-батюшки, так мы ту войну-то не проиграли бы.

— Так и сейчас вроде, не у Берлина, дед Кирьян, а?

— Так и германец нынче сильнее и на один фронт воюет, не на два. Я, когда Нюрку осенью хоронил, мимо большака шел полдня. Видел, как колоннами к Москве шли. И все справное у них — не скрипнет, не брякнется. Хари у всех здоровые! Харч богатый имеют. Да и нашим не брезгует. Тогда гуся у меня поймали, литру пшеничной водки нашли. Сидят, жрут и тут же, прости меня грешного, пердят за столом, хохочут и твердят все: «Зонхайт! Зонхайт!» — на здоровье, значит. Мочились, сволочи, прямо в сенях. Неделю их запах поганый отмывал. Потом такой костер в печи устроили, чуть дом не спалили. А перед сном разделись бесстыдно, и давай вшей ловить. Тьфу.

Потом дед помолчал и продолжил:

— Вот и выходит на круг, что сила силу ломит и плакать не велит. Так то… С конца лета все на Москву самолеты шли. Каждый час. Вечером туда, ночью обратно. Во двор выйду, слушаю — много ли обратно-то возвращаются? А пленных-то… Пленных-то сколько было. Колонны длинные. Но ничего. Плен еще не смерть, а дальше смерти уже ничего, окромя Бога нет. С того света не возвращаются, а из плена, бывает, бегут. Пленный вскрикнет, а мертвый никогда. Ничего. Если народ поднимется, немцам Россию не взять. Вот церкви откроют, да погоны вернут, вот тогда и немцев мы погоним обратно.

Парни переглянулись. Дед-то мужик умный оказался. Как в воду глядел в будущее…

— Ладно, дед Кирьян, погостили у тебя ночку — пора и честь знать.

— Какую ж ночку, милок, вы тут двое суток проспали! — ухмыльнулся бывший унтер-офицер.

— Как двое суток??

— Ну так… Спали сначала беспокойно, а потом как убитые. Я уж волновался, подхожу — ан нет, дышат!

— Винтовку, дед верни! — мягко напомнил Виталик.

— Сначала портки надень, Аника-воин! И оружье я вам дам еще. Тут с неделю назад бой был большой. Я после боя ночью сходил, принес кой чего. Давай-ка, стол-то подвинем.

Они отодвинули стол, под ним оказался квадратный люк в погреб. Парни подняли его, а дед Кирьян зажег свечу.

— Ты, Виталий, больно большой, головой там ударишься, постой у окна, посмотри, мало ли чего, а ты, Захарушка, за мной лезь.

В полу погреба, под слоем соломы, оказался еще один люк.

— Спускайся, да выбирай там чего надо.

Дед оказался запасливым воякой.

Тут тебе и пара наганов была, и связка опять же трехлинеек, и лимонок несколько штук, даже ППШ в наличии.

Хозяин словно угадал мысли Захара:

— К автомату патронов на полдиска. Не бери его. Бери карабин.

— Карабин?

— Винтовку, которая короче. Драгунской раньше называлась. Сейчас не знаю как. И чему вас в армии то учат нынче?

— Гражданские мы, дед!

— Ишь ты, гражданские. А чего с оружием шарахаетесь?

— А время-то, какое? — подал голос сверху Виталя.

— А время такое, что ежели с винтовкой в руки к германцам попадетесь — они вас тут же расстреляют или повесят как партизан. А вот если в форме, то шанс есть живым остаться и в плен попасть. Так что, дам я вам еще формы по комплекту. Тут у меня в августе прошлом трое как раз ночевали. Утром переоделись в мое хламье, а свое оставили. Даже подштанники! Хе, хе… Хотя я тут партизан не видал. — Закончил он, выбираясь из своего подземелья. — Но слухи ходят, ага! Так что ж за Россия без слухов-то.

Потом дед ушел за печку и вытащил оттуда три пары галифе и гимнастерок. Поношенных, но чистых.

— Примеряйте, я пока за твоим, Виталий, стволом схожу. — И хлопнул входной дверью, бросив кучу на пол.

— А дед то прав, — сказал Захар. — Да и если к своим выйдем, про джинсы чего скажем?

— Прав-то, прав. Да вот только мне это все маловато будет. — Почесал затылок двухметровый Виталя.

Штаны и, правда, доходили едва до щиколоток, гимнастерки же не застегивались на широкой груди.

— Хрен с ним. Пойду без нее.

— В свитере, что ли? — на Захаре форма с чужого плеча висела как на пугале.

— И в курточке. А что делать?

— Пилотку хотя бы надень.

— Надену.

Дверь открылась, вошел хозяин, неся в одной руке винтовку за цевье, а в другой…

Знамя!

— Захар, придурок! — дал ему подзатыльник Виталя. — Тебе ж ничего доверить нельзя! Спасибо, дедушка, сохранил!

Хозяин только ухмыльнулся, протянув ребятам их сокровища.

И тут в дверь осторожно постучали.

Все замерли от неожиданности. Только дед бросился к окну:

— Девка какая-то… Одна! Ну-ка брысь в светелку!

Парни, собрав барахло, на цыпочках прокрались за ситцевую занавеску.

В щелочку было видно, как старик зашаркал к двери и прокашлял, сгорбив спину:

— Кого там Бог послал?

Из-за двери что-то промычали невнятное.

Тогда хозяин открыл дверь, шагнул в сенки, а через мгновение уже вскрикнул:

— Ах ты, Господи, Боже мой!

Парни, не выдержав, бросились к нему.

Дед держал, рухнувшую на него лицом девчонку.

Втроем, они перетащили ее на лавку, положили…

— РИТКА!!!

Глава 5. Мальчишки

Мы жили под бомбами, мы плыли в понтонах.

Мальчишки зеленые в рубашках зеленых.

Мы лезли на бруствер зелеными лицами,

И в гиблую землю пытались зарыться мы.

Нас в бой поднимали ракеты зеленые.

Давно уж команды ушли похоронные.

А мы в плащ-палатках закопаны наскоро -

Фанерные звезды, пробитые каски.

Впереди торчали два холма, а между ними, в болотистой лощинке, бежал ручеек. «Словно женская грудь» — наслаждался пейзажем Захар, лежа с Виталиком на бережку того самого ручейка.

Только вот вершинки этих грудей оседлали опорными пунктами фрицы. Унтер-офицер царской армии Кирьян Богатырев предупредил их перед уходом, что сплошной линии фронта как в первую германскую нет здесь. Болота.

Немцы оседлали дороги и холмы, простреливая пространство между ними. Только что поступившие в войска MG-42 косили все живое на расстоянии километра со скоростью двадцать выстрелов в секунду. Все кочки были, наверняка пристреляны и минометчиками, и снайперами.

— Вряд ли «Сорок второй», — флегматично ответил Виталя, в ответ на размышления Захара. — Скорее «тридцать четвертый» эмгешник.

— Почему это?

— «Сорок вторые» сначала в Африку пошли. К Роммелю. Как экспериментальные образцы. Десятого июня только там должны появиться.

— А ты откуда знаешь? — покосился на него Захар.

— Читал.

— А какая разница «сорок второго» очередь зацепит или «тридцать четвертого». Все одно — кирдык.

— «Тридцать четвертый» медленнее бьет. Но скорость пули одинаковая. Она сквозь тебя ползти со скоростью семьсот пятьдесят пять метров в секунду, что из «сорок второго», что из «тридцать четвертого».

— Вот я и говорю — без разницы.

Поэтому парни и лежали, жуя сухари, и разглядывали лощинку, по которой в темноте поползут к своим.

Колючки не было, вроде бы. С другой стороны, зачем она с тыла? Хотя не… По холмам-то идет колючка по низу. Значит и на выходе ее не должно быть. Хотя отсюда плохо видно.

И потом, воронки есть. Немцы, вроде как должны ракетами все освещать — вот в ямках и будем мертвяками притворяться.

Должны проскочить! Главное не спеша. И к земле прижаться так, как к бабе мягонькой.

— Понял, Захар?

— Виталя, понял я… Ну чего ты мне пятый раз объясняешь?

— Чтобы, когда тебе задницу оторвет осколком, я тебя не тащил на себе!

Сначала они переругивались шепотом, прислушиваясь ко всем звукам, потом замолчали.

А ведь еще вчера утром сидели у деда Кирьяна, слушая его рассказы. А потом откуда-то появилась Ритка.

Грязная, оборванная… И к тому же упавшая в обморок прямо в дверях.

Деду они объяснили, что знают ее.

На что хозяин лесного дома только почесал затылок. А потом велел убираться как можно быстрее.