Николай Берг - Лёха
– Не стоит, товарищ лейтенант, поняли мы. При выстреле ударник назад отходит, при ударе о цель – двигает вперед. Колет капсуль, а тот поджигает взрывосмесь. Хитро придумано!
– Совершенно верно! Только не ударник отходит… А впрочем, не важно, – кивнул лейтенант, который отлично помнил, что на самом деле никуда при выстреле не оседает ударник. При выстреле оседает предохранительная разрезная трубка по ударнику, освобождая ему ход вперед при ударе о преграду. Но лезть в эти детали сейчас он посчитал лишним.
– Представляю, какие от такой пульки дыры, – задумчиво заметил пышноусый.
– Да, паскудные раны, – кивнул Бендеберя.
– Точно, – согласился и Середа.
– Довелось видеть?
– Угу. Хрен чем перевяжешь. Да и в бою неприятно: оно ж, когда рвется – сами слыхали, – словно стреляет кто.
– Помнится мне, что запрещены такие пульки. По всяким там хаахским и женевским конвенциям, – поглядел на своего комиссара командир партизанского отряда.
– Гражданских, раненых и военнопленных убивать по конвенциям тоже запрещено. А ничего, убивают запросто, – заметил комиссар.
– Нам преподаватель говорил, что запрещено их по живой силе применять. Потому разрешено стрелять по технике, неодушевленным предметам и для определения расстояния. Еще их артиллеристы пользуют, когда стреляют не снарядами, а с вкладышами в стволы, – заметил менторским тоном лейтенант.
– Пристрелочная – в смысле выстрелил и глянул, куда упала? – поглядел на него комиссар.
– Точно так.
– Ну тогда понятно. Стреляли якобы для пристрелки, а кто там случайно оказался – сами виноваты; кто не спрятался – пулеметчик не виноват. Так выходит?
– Да, выходит, что так.
– Брехня. В Первую мировую и потом их снайперы и пулеметчики такими за милую душу лупили. И видели, куда лупят. И сейчас видят. Сволочи, – зло сказал ефрейтор.
– Да, налицо типичное капиталистическое лицемерие, – кивнул комиссар.
– А вы где про такие пули узнали? – спросил Березкин своего подчиненного.
Тот невесело улыбнулся этакой волчьей ухмылкой и неожиданно выдал:
– И по мне стреляли, и сам стрелял. У австрияков такие пули еще тогда были. Против них москали возражали – отсюда и конвенции эти. У поляков тоже такие патроны имелись. Зато, если ты таким хоть куда вражине угодил, – все, отвоевался. Полезные в бою штучки.
Все посмотрели на стоящий у их ног ящик со смертоносной начинкой несколько иными глазами.
– Патроны с пулями с разрывным снаряжением в тридцатые годы были также в арсеналах Польши, Чехословакии, Венгрии, Испании, Аргентины, США, Италии и Японии, – несколько заученно и отстраненно сказал лейтенант.
Леха подумал, что был Березкин ботаном и зубрилой. Так сказать, военным ботаном.
Некоторое время все молчали.
– Так!.. – словно крякнул командир партизан. – Значит, вот что. Вечером, как договорились, ты, комиссар, на митинге и про пульки эти немецкие скажешь. Вы, лейтенант, отберите бойца из проходящих у вас обучение, кто лучше всего на снайпера годится, – будете его натаскивать особе. Суркова, пожалуй?
– Точно так. Сурков годится лучше других.
– Вот, значит, ему немецкую винтовку и дайте. И надо будет пристреляться, чтоб привык. Завтра готовимся, потому изучите с ним матчасть, а во время рейда, – это слово пышноусый выговорил со смаком и значением, – во время рейда найдите возможность, чтобы пристрелял оружие и привык к нему. Чтоб использовать боевую обстановку. Вопросы есть?
Вопросов не было, и пышноусый величественным жестом отпустил подчиненных.
Боец Семенов
Вечером всех свободных от караула партизан собрали на полянке для проведения митинга. Красноармеец не любил таких мероприятий, считал, что время можно провести и с большей пользой, но выбора тут не было. Впрочем, разместились все привольно, кто лежа, кто сидя, с удобствами, даже курить разрешили. Комиссар дождался тишины и начал привычное: про роль партии, про то, как отражать нападение злобного капиталистического врага, и тому подобное. Вроде бы начал говорить про интернациональное самосознание, и Семенов уже ожидал, что опять понесется надоевшая за время службы чушь о том, что немецкие рабочие и крестьяне вот-вот повернут свои штыки против своих немецких же угнетателей, отчего бойца стало привычно клонить в сон, но тут совершенно неожиданно комиссар «развернул коней»:
– Как говорит наш вождь и учитель товарищ Сталин об украинском национализме: «Нет, мы правильно поступаем, что так сурово караем националистов всех мастей и расцветок. Они лучшие помощники наших врагов и злейшие враги собственных народов. Ведь заветная мечта националистов – раздробить Советский Союз на отдельные «национальные» государства, и тогда он станет легкой добычей врагов»[151]. Понимаете, товарищи? Национальная рознь – вот на что ставят гитлеровцы! Сами они Европу объединили против нас, а нам стараются устроить рознь! Поодиночке нас проще сожрать!
Партизаны неопределенно загудели.
Комиссар кивнул головой, как бы соглашаясь, и продолжил:
– Дорогой товарищ Сталин это сказал еще в мае этого года! Прозорливый вождь отчетливо и прямо указал нам на то, с чем мы столкнулись сейчас! Мы видим, что кое-где отдельные отщепенцы и предатели советского народа подняли свои змеиные головы! Холуи кинулись служить новым господам.
– Тютенькались с хохлами, баловали их, вот и получили… – пробурчал очень тихо сидевший рядом с Семеновым пожилой хмурый мужик.
– Что?.. – шепотом спросил боец.
– Надавали, говорю, хохлам всякого хорошего, задарма и на халяву. А что даром пришло – того люди не ценят. Одной землицы сколько просто так прирезали – Окраина, считай, вчетверо больше стала! И все за наш счет! – буркнул непонятное мужик и тут же заткнулся, как только сидевшие впереди стали оглядываться.
– Захватчики называют свое вероломное нападение «походом народов Новой Европы против ига большевизма». Вы сами видели, как расцвела наша социалистическая Родина под мудрым руководством коммунистической партии большевиков и лично товарища Сталина, каких мы успели добиться успехов, и можете судить, что это за бандитский поход такой получается и что это за новый порядок, когда нам снова на шею сажают господ-эксплуататоров! И потому мы должны с особой ненавистью относиться к предателям советского народа, которые отплатили злом за добро и сейчас стараются своей службой на гитлеровцев обогатиться и злоупотребить той мизерной властью, что им дается их господами! И в этом они не знают пределов подлости, низости и предательства. Завтра мы со всей пролетарско-колхозной принципиальностью накажем таких пособников Гитлера, лакеев империализма, которые сбросили лицемерную маску товарищества и пустились во все тяжкие! Поправ ногами мораль и правила общежития, эти отщепенцы мало того что стали служить нашим врагам, они еще запятнали свои грязные руки кровью советских граждан и красноармейцев!
Партизаны зашумели, заворчали.
– Да, товарищи! Сегодня наши храбрые разведчики установят все данные, необходимые нам для проведения нашей первой крупной операции, а завтра мы придем и сурово, но справедливо, со всей большевистской принципиальностью, воздадим должное за предательство. Слово предоставляется нашему товарищу, красноармейцу Семенову, который был подло схвачен этими негодяями и чудом остался жив. Товарищ Семенов, вам слово! Можете выступать с места, если вам так удобнее.
Красноармеец сильно удивился, обнаружив, что комиссар смотрит прямо на него, да и остальные партизаны повернули головы и выжидательно уставились, глядя ему в глаза. Боец сроду не привык к общему вниманию и потому засмущался. Тем более смутило его предложение рассказать все, как оно было. Хорошо, что рядом оказался Леха, который взял на себя половину дела, помогая товарищу более-менее связно отвечать на сначала редкие, а потом посыпавшиеся, как горох из дырявого мешка, вопросы. За короткое время такой славы Семенов взмок, словно под ливнем плясал, и устал, словно мешки ворочал. Все-таки непривычная работа утомляет куда больше, чем обычная. Хорошо еще, что и комиссар помог тоже.
Кончилось выступление Семенова, в конце концов и ему разрешили сесть обратно. Но цель митинга явно была достигнута, потому как благостное настроение у партизан сменилось решительным, и выступившие после красноармейца несколько человек уже явно были настроены огорчить Гогунов до полного безобразия. А последний из взявших слово, коренастый сероглазый мужик сказал просто:
– Хана гадам!
И сидевшие одобрили его короткую, но емкую речь достаточно дружным хлопаньем в ладоши.
Менеджер Леха
То ли случайно, то ли в плане издевки, то ли в воспитательных целях, но, когда утром прислали «молодежь для наставничества», как выразился комиссар, оказалось, что все штрафованные тут. И пара балбесов, сломавших штыки, и двое других, устроивших вчера тарарам с костром… в общем – полный набор. Разве что тихий и благодушный парень по фамилии Сурков был не из охламонов. За него тут же принялся Березкин, со всем пылом ботана, передающего свои познания, а остальные расселись вместе со «стариками»; кто хотел – закурил.
