Алекс Кун - Броненосцы Петра Великого ч 2 Посольства
Ночевал на нашем московском подворье. Утром совещание собирались продолжить. Как уже понял, эти разговоры вполне могут затянуться на неделю. У меня столько времени нет, и утром, уделив собранию около часа времени, извинился перед боярами и ушел, намекнув напоследок, что надо дело делать, а то вернется государь и будет сильно недоволен, коль ничего еще сделано не будет. Вот и мыслю, кто покажет Петру Алексеичу, как хорошо его указы исполняет - тот и будет у царя в фаворе. А остальные, могут и в опалу попасть, за бездействие. Наш государь не слова любит, а дела.
Уехал к Макарову, надоели мне эти горы дорогих шуб. Пусть теперь сами думают - все кнуты, и пряники им уже раздал.
У Макарова дела хорошо шли и без меня. Посмотрев, как оживают наши бумажные планы, и, подсказав типографию, где можно будет забрать бланки мандатов, для новых структур, решил не мешаться под ногами, а заняться приглашенными учеными.
План совращения в храме науки у меня уже был составлен, и даже скорректирован.
Так что, здрав будь, герр Лейбниц, зови своих друзей - будем говорить о невозможном. Но строго теоретическом. А к Ньютону, на монетный двор, после заеду, поговорим с ним об относительном, а за одно будет любопытно на монетки новые взглянуть. А уж ему то о реформах надо было в первую очередь рассказывать, может он и подскажет еще что путное - да только закрутили дела. Зато теперь будем с ним общаться долго и вдумчиво.
Почти неделя пролетела очень интересно. Вот бы все время так! А потом мне все удовольствие испортил Лефорт. Он умер.
Создалось впечатление, что Лефорта все обожали, хоть это было далеко не так.
Вечером второго марта ко мне на подворье приехал сам князь-кесарь, по пути захвативший Макарова. И краткое совещание заговорщиков пришло к однозначному выводу. Надо отправлять фискалов прямо сейчас. А то вернется Петр, за которым уже послали в Воронеж - и не известно, как там будет дальше.
После обеда, третьего марта начали отправлять первые группы фискалов, снабжая их подорожными, мандатами и деньгами. Охраны для них не предусматривали - по плану, фискалы с оружием так и должны были двигаться плотным капральством в назначенные им воеводства.
Отправлялись группы медленно. С каждой следовало провести отдельную беседу, и ответить на вопросы. Хоть и занимались этим аж пять приказных дьяков, со мной во главе, но к моменту прибытия Петра, восьмого марта, успели отправить только пять сотен человек. Потом скинул все дела на дьяков, строго настрого велев продолжать в том же темпе, и отвлекся на дела скорбные. Не то, что Лефорт мне был симпатичен, скорее наоборот, но Петр убивался по нему искренне и глубоко - и от всех окружающих ожидал того же.
Самым светлым моментом во всей этой истории, стали мои слова, тихонько сказанные Меньшикову на похоронах Лефорта.
- Вот видишь, тезка, не терпит господь казнокрадства. Сам знаешь, на какие деньги Франц Яковлевич дворец отстроил. Вот и настигла его немилость всевышнего, коль людской суд в стороне остался. А коль был бы господь к нему милостив - горячка, его наверняка бы отпустила. Ты как хочешь, но мне то сигнал свыше был. И коль появится в будущем искус - казенные деньги на себя истратить - сразу судьбу Франца Яковлевича вспоминать буду.
Тезка тихо отвечал, что и ему такой судьбы не охота - да только что делать, если государь о том, где послов принять, да чем их потчевать - даже не задумывается. А когда оказывается, что принять негде и кормить нечем - сильно гневается, и колотит всех смертным боем. Тяжелый случай. Предложил ему поговорить об этом подробнее после похорон, и Макарова привлечем - он мне понравился, мужик работящий и башковитый. Надо, видимо, еще один стол в посольском приказе делать, да взвалить на него строительство, аренду и содержание недвижимости, как в России, так и за рубежом, потребной для представительских нужд.
Дальше вновь была насквозь фальшивая скорбь по ушедшему лучшему другу государя. Представил себе, какими будут мои похороны. Увидел мало отличий, и решил пока всячески избегать этого сомнительного торжества. Мне еще Орла поднимать.
11 марта перед выносом в церковь царь приказал открыть гроб, долго плакал и целовал труп своего любимца. Похороны Лефорта были невиданно пышными. Впереди процессии колоннами двигались войска во главе с полковником фон Блюмбергом. Перед каждым полком шли музыканты, исполнявшие печальные мелодии. Офицеры драпированные черными шарфами и лентами. Знамена с длинными черными кистями, и барабаны, обитые черным сукном.
Царь в трауре вел первую роту преображенцев. Перед ним несли государственное знамя, а позади, шли солдаты Лефортовского полка. Затем генерал-майор нес на черной шитой серебром подушке знаки Лефорта, знамя с золотым в красном поле гербом и с оранжевой длинной перевязью, золотые шпоры, перчатки с золотой бахромой, шпагу, полковой жезл, шлем. Меняясь каждые четверть часа, двадцать восемь полковников в сопровождении пяти протестантских священников несли обитый черным бархатом с позументом, золотой бахромой и серебряными бляхами с гербом Лефорта гроб. За гробом шли сын синдика Женевы Петр Лефорт, послы Австрии, Бранденбурга, Дании, Швеции, пажи, бояре, офицеры. Два генерала под руки вели вдову.
В реформаторской церкви Немецкой слободы пастор Стумпориус сказал прочувствованное надгробное слово. Охарактеризовав Лефорта как "верного раба и служителя" Петра, он закончил свою речь словами: "...Солнце жизни его померкло в самый полдень славы, лучи же царской милости провождают его и до могилы... ". Речь так понравилась Петру, что он приказал напечатать ее и позже передал на хранение в Академию наук.
После выноса тела из церкви, раздались троекратные залпы сорока орудий, установленных на площади рядом с собором. При переносе тела на кладбище установленный порядок шествия был нарушен: бояре посчитали ниже своего достоинства идти за иностранными послами, и опередили их. Петр заметил это и позже в гневе сказал племяннику Лефорта: "Это собаки, а не мои бояре". Когда гроб при пушечной пальбе и беглом оружейном огне опускали в могилу, Петр, рыдая, упал на труп своего друга.
Лично на меня вся эта пышность произвела очень гнетущее впечатление. Особенно затаенная радость бояр. Посмотрел и на себя со стороны - ничуть не лучше. Мир праху твоему, авантюрист с шотландскими корнями. Чуть больше, чем за два десятка лет прошел ты всю Россию, от Архангельска до Азова, да еще и не по одному разу. Может так сложилось, но смерть твоя завершила целую эпоху, в жизни России - и открыла эпоху новую. Покойся с миром, в моей душе больше нет зла на тебя.
Поминки проходили в Лефортовском дворце, но даже это уже не вызвало неприятного осадка. Когда царь на короткое время вышел, многие бояре поспешили покинуть церемонию - благоразумно не сбежал за ними следом, и не зря. Вернувшийся Петр, встретил бояр на лестнице, и неприятности им были обеспечены.
Всем участникам похорон выдали золотые перстни с вырезанным днем кончины и "изображением смерти". Потихоньку обрастаю золотыми украшениями.
После того, как Петр потоптался на боярах, недостаточно активно скорбящих о Лефорте - Москва изобразила глубокую скорбь, хоть и продолжала тайно славить господа, забравшего "ирода заморского".
Петр, вместо того, чтоб уйти в загул - чего сильно опасался, ударился в дела государственные, прямо на поминках назначая, в том числе и мне, аудиенции на следующие дни. И все дела Петр делал с ожесточением - даже несколько страшновато становилось, особенно, когда он за шпагу свою хватался.
Такое состояние Петра было заметно не только мне. Уже вечером, после поминок, ко мне на подворье, ввалилась целая делегация бояр, из самых помятых на собрании. Просили не держать на них зла, и не рассказывать Петру о наших "размолвках". Готовы были богато откупаться. Зачем мне их богатые дары? Вроде как не бедствую. Изобразил из себя сноба, и довел бояр до неестественных цветов и до призрака дыбы, маячившей за их спинами. После чего предложил альтернативу. Они могут ничего не опасаться, став образцовыми исполнителями воли государя. Более того - буду пред государем всячески выпячивать их исполнительность и прогрессивность. А для этого составим с ними пакеты документов, по которым они в своих землях заводят новые порядки с завтрашнего же дня, чтоб сев крестьяне проводили уже по новым соглашениям. Наверное, не достаточно напугал этих шаолиньцев. Добавил альтернативу своему предложению. Так как Петр, в своем нынешнем состоянии, пугал даже меня, не то, что бояр - альтернатива никому не показалась излишне трагичной. И, кстати, вполне могла реализоваться.
Дал боярам два дня на размышления - потом у меня назначена аудиенция у государя, и наши разногласия стоит решить до этого момента.
