Владислав Савин - Восточный фронт
4 июля мы вошли в Порт — Артур, добивая еще сопротивлявшихся японцев. Примечательно, что вопреки словам о "самурайской чести", командующий японскими войсками, генерал Сэйти Кита со своим штабом предпочел сдаться нам, а не вспороть себе живот. Так вышло, что я был свидетелем этой сцены — сей бравый самурай сначала заявил, что "подчиняется неодолимой силе", а затем поинтересовался, дозволено ли будет ему и другим старшим офицерам оставить себе личное холодное оружие? И получил ответ, что о том надо было думать раньше, когда вам предлагали организованную капитуляцию — а когда ваша крепость уже взята штурмом, условия другие! Впрочем, если вы намерены совершить харакири, это ваше право, прямо сейчас — или же, все идут в плен на общих основаниях. Где, согласно Женевской Конвенции, вам гарантируется жизнь, кормежка, медицинское обслуживание, и непривлечение к работам для офицеров — но ничего не сказано про сабли. И генерал сдулся, потерял важный вид, и отстегнул свою железку, вместе со всеми.
Строго говоря, самурайские мечи как бы уже не считались оружием, по нашему уставу. По крайней мере, если сдача японцами пистолетов и винтовок, не говоря уже о более серьезном, подлежала строгому учету, то катаны и вакидаси не вносились ни в какие списки. И нередко разбирались на сувениры нашими офицерами (теми, кто успел прочесть про легендарные японские клинки трехсотлетней давности), узнавшими, что в японской армии вполне приветствовалось, когда истинный самурай отправлялся на войну с древним фамильным мечом вместо уставного "новодела". Именно в нашей Первой Краснознаменной (а не у моряков) возникла традиция (еще до окончания войны) награждать не просто орденами, а наградным оружием (орден на эфесе), причем использовались трофейные японские мечи. Получил и я Красную Звезду на коротком клинке вакидаси, и полковничьи погоны. А вот из армии демобилизоваться — не получилось!
Помню еще сохранившееся русское кладбище в Порт — Артуре — солдат и офицеров, погибших еще тогда. И сторожа при нем, сказавшего нам, что был когда‑то полковником еще той, царской армии. Он провел нас по кладбищу, указывая на могилы и рассказывая, кто это, и как погиб. Да, прав был товарищ Сталин, сказав еще год назад — власть была царская, несправедливая, но солдаты честно сражались и умирали за Россию, и это заслуживает уважения!
И после на воротах кладбища появилась надпись, тем же почерком, что я видел на подбитом японском танке у Гирина.
Деды, спите спокойно. Мы за вас отомстили — теперь сполна!
Над Хиросимой. З0 июня 1945.
Когда над обреченным городом появляется армада из сотен В-29, меркнет солнце, а бомбы падают как дождь.
Кто сказал эту фразу, вошедшую после не в одну книгу о второй мировой войне? Лишь японец мог бы выразиться о таком поэтически — потому что солнце не светит ночью. Но японец сочинил бы хокку, как некие самураи, четыреста лет назад заживо сгоравшие в замке, осажденном врагами. Однако даже в те жестокие времена, когда самурай запросто мог проверить остроту своего меча на первом встреченном простолюдине — война касалась лишь самурайского сословия, а не всех поголовно. И твоя жизнь или смерть зависела от твоего воинского умения. А сейчас — бомбам было все равно.
Эскадрильи В-29 ложились на боевой курс. Тремя эшелонами, четко выдерживая строй и дистанцию. Тактика, обеспечивающая наилучшее поражение цели, была достаточно отработана — но ведь нет предела совершенству? И кто знает, чья земля будет под крылом бомбардировщиков завтра, что потребуют государственные интересы США? Война должна быть делом чистым и гуманным — естественно, для американцев! — никакой мясорубки в грязных окопах, лишь безотказно отлаженная и эффективная машина по доставке бомб на головы врагов. В идеале — чтобы объявление войны совпадало с капитуляцией врага: когда над городами страны, позволившей недружественные действия, или просто вызвавшей наше неудовольствие, появляются тысячи "сверхкрепостей", и нокаутированному противнику остается лишь подписать условия сдачи. А еще лучше, чтобы и до этого не доходило, мы же гуманные люди — вполне удовлетворимся, если вы, лишь увидев эту нашу угрозу, сами поспешите уступить и отдать все, что нам надо, окей? И мы снова будем с вами дружить и торговать.
Но чтобы это завтра стало реальностью — вам, желтомордые, придется послужить полигоном. На вашем месте вполне могли быть другие — так что ничего личного, вам просто не повезло! Не надо было вам связываться с плохим парнем Адольфом, подло и фактически без объявления войны нападать на Перл — Харбор, а до того не уважать наши торговые интересы в Китае! Знали бы вы свое место, макаки, никто бы вас не тронул — так что не обижайтесь, что придется вас поучить. Конечно, тех, кто останутся живы после нашего урока!
Хиросима была выбрана потому, что город был еще не тронут прежним налетами — и потому, соблюдалась абсолютная чистота эксперимента. Днем высоко над городом пролетел разведчик, детально сфотографировавший цель. Эти снимки будут сравнены с теми, что снимут завтра, уже после — чтобы оценить эффективность налета. Высота сброса бомб, боевой курс относительно ветра, соотношение фугасных, зажигательных бомб и напалма, последовательность и интервал их применения, и даже величина потерь, понесённых бомбардировщиками от действий японской ПВО — все подвергалось точному анализу и расчету, шло в копилку будущего опыта. Сильного противодействия не ожидалось — у японцев не было полноценных, оснащённых радаром ночных истребителей, а в Хиросиме, не имеющей крупных военных объектов, не было достаточного количества зениток для противодействия столь массированному налёту. Оттого, можно было даже позволить снять с бомбардировщиков часть оборонительного вооружения и брони, чтобы увеличить боевую нагрузку до семи с лишним тонн на каждый. Почти четыре сотни "сверхкрепостей", без малого три килотонны падающей с неба смерти — счет уже в категориях пока не рожденной, атомной эры!
Японские города были очень хорошими целями. С преобладающей деревянной малоэтажной застройкой, дома стояли вплотную, и во всех горели жаровни (и для приготовления пищи, и для обогрева — центрального отопления в Японии не было и в гораздо более позднее время). Во время Великого землетрясения 1923 года от последующих пожаров погибло больше людей, чем от подземных толчков. И почти не было бомбоубежищ, в отличие от Европы, где о защите населения от бомб (а еще больше, от газов) начали беспокоиться еще во время прошлой Великой Войны. Но это ведь ваши проблемы, макаки, если вы не готовы, разве не так?
И падал с неба огонь, как на библейские Содом и Гоморру. Горели целые кварталы, пожары не успевали тушить, да и не хватало воды, и не могли пожарные проехать по узким улочкам, охваченным огнем. Скоро пожары слились в один, и поднялся над городом огненный шторм, и стало светло как днем — что неожиданно сыграло на руку прилетевшим с опозданием японским истребителям, теперь они могли видеть врага. Когда последняя волна бомбардировщиков уже ложилась на боевой курс, на высоте 2000 метров.
Вроде, их Император уже заявил о капитуляции? Так во — первых, это были пока лишь разговоры, зондаж почвы о намерении — как иначе объяснить, что конкретного приказа сложить оружия, судя по всему, так и не отдано, на Окинаве желтомордые как дрались, так и дерутся с отчаянием загнанных в угол крыс! А во — вторых, старое верное правило, что "дипломатическое давление должно быть подкреплено военным", чтобы быстрей решались — тем более, что операция "Гнев Божий" была задумана еще до того, все приказы отданы, приготовления завершены, не отменять же? И пусть еще спасибо скажут, что мы их газами не травим, как тараканов и клопов! А то было и такое мнение…
В Хиросиме погибло девяносто тысяч человек. Сведения неполные, так как в Японии учет населения в городах ведется по "десяткам" домовладений, которые в свою очередь, замыкаются на кварталы — список погибших составлялся по ведомостям старост, и показаниям выживших родственников, а были целые районы, где не уцелело вообще никого. Американцы потеряли двенадцать самолетов, судьба экипажей после стала одним из пунктов в списке японских военных преступлений. Генерал Кертис Лемэй, оценив по фотоснимкам результат бомбежки, был доволен.
Хиросима… Видать, карма такая у города, что в той реальности, что в этой! Или явление "эластичности" истории проявляется, учеными пока не исследованное.
4 июля 1945. Токио, Императорский Дворец, бомбоубежище.
Сказать, что Высший Совет управления войной собрался в глубокой печали и беспокойстве — это все равно, что назвать цунами обычным приливом.
В Японии, в отличие от всех воюющих Держав, не было единого военного Вождя. Не обязательно диктатора, как Гитлер или Муссолини, в военное время таковыми были и Рузвельт, и Черчилль (о Сталине деликатно промолчим). Даже малые страны имели Вождей — таких как Маннергейм, Хорти, Антонеску. А в Японии фигуры, стоящей у штурвала всю войну, не было. Или все же была?
