Василий Головачёв - Фантазмы
В мире Диаблинги время имело «длину» и «ширину», что выражалось в «пакетности» импульсов движения и в большей свободе выбора. В пределах «ширины» каждый житель данной Метавселенной мог выбирать инварианты реальности и при неблагоприятном стечении обстоятельств вернуться назад и начать «новую» жизнь. Поэтому жить здесь было намного сложней и непредсказуемей, чем в реальности Земли.
Так, на глазах потрясенного Кирилла его гид много раз исчезал и появлялся в другом одеянии или ином состоянии, а иногда превращался в невиданное существо, вызывающее содрогание или слабый протест желудка. При этом он не терял нить разговора и успевал контактировать с коллегами по центру управления, или иезоду, как его тут называли. Исчезал же оператор Диаблинга именно на «ширину» временного потока, оставаясь на его «длине» для каждого последующего мгновения.
Все эти моменты интересовали больше Лаврика, чем Кирилла, все еще переживавшего гибель жены, но когда Диаблинга предложил своим гостям наглядно продемонстрировать, что такое двумерность времени, Кирилл отказываться не стал.
Демонстрация состоялась в день их прибытия в резиденцию операторов, куда землян перенес озадаченный их героической эпопеей Диаблинга, и доставила массу впечатлений.
Сначала Кириллу показалось, что ничего не произошло.
Все так же светило с бледно-лиловых небес солнце; в мире Диаблинги источником энергии служила сфера трансформации времени в пространство. Все так же высились вокруг башни города. Вот только звуки исчезли, а также прекратилось движение воздушного транспорта, давно заменившего здесь наземный. А затем выяснилось, что исчезли и все жители города, словно их мгновенно эвакуировали!
— Куда они подевались? — выразил Лаврик общее недоумение гостей.
— Никуда, — ответил бритоголовый, а точнее, безволосый Диаблинга. — Это мы «подевались» — шагнули во времени не вперед, а в «сторону».
— Но почему тогда не видно тех, кто тоже, как и мы, «шагнул в сторону»?
— Каждый из нас «шагает» не дискретно, а фрактально, нелинейно, поэтому пересечения редки. Зато это дает нам больше свободы и возможностей достичь поставленной цели.
— Значит, мы можем войти сейчас в любой чужой дом? — продолжал допытываться Лаврик.
— Конечно.
— И взять там все, что захотим?
Диаблинга внимательно посмотрел на компьютерщика.
— Зачем?
— Ну, не знаю… — смешался Лаврик. — У нас этим сразу бы воспользовались воры и грабители.
— У нас это исключено. У всех все есть, зачем же брать чужое?
— Так у вас вообще нет преступников?
— Есть, — подумав, ответил оператор, — но они иные, воруют информацию, а не сложделики… э-э… вещи. Количество и качество информации определяет меру власти. Наша жизнь подчиняется более гармоничным законам, чем земная, хотя, в свою очередь, и наша реальность — всего лишь достаточно сложная программа в «сверхкомпьютере» более высокого уровня. Но знаем об этом только мы, операторы иезода. Остальные жители нашего мира считают себя держателями собственных судеб и уж тем более властителями игровых объемов, одним из которых является ваша Метавселенная.
— Вы хотите сказать, что таких Метавселенных много?
— Одна, но с разными вариациями базовых параметров. К примеру, ваша Земля является отличным полигоном для расчета войн разного масштаба.
Лаврик, восхищенный услышанным, задавал еще какие-то вопросы, а Кирилл вдруг подумал, что откровения Диаблинги имеют какую-то скрытую причину, как и его внезапное желание спасти беглецов от программы СНОС.
Оператор иезода перевел взгляд с Лаврика на Кирилла. Он почувствовал изменение настроения Тихомирова, а может, прочитал его мысль.
— Вы чем-то озабочены, сударь?
Кирилл хотел промолчать, но не выдержал:
— Почему вы спасли нас от команды СНОС? Ведь мы с Лавриком являемся «вирусом» для любых программ.
Взгляд Диаблинги остался сосредоточенно-спокойным.
— Вы представляете определенный интерес для кое-кого из моих знакомых. Не каждое столетие появляются существа, реализовавшие канал перехода границы между слоями Гиперсети. Конечно, вам помог Ювинга, однако ваш случай уникален, так как волевым оператором, преодолевшим барьер Гиперсети, оказалась т е н ь, то есть подпрограмма в фазовом пространстве возможных миров низшего уровня.
— Это вы обо мне? — догадался Лаврик.
— Обо всех вас.
— Еще вопрос, — сказал Кирилл, решив идти до конца. — Судя по вашей деятельности, вы имеете огромные полномочия и могли бы сразу ликвидировать нас на Земле, а не посылать группы ПСП и СНОС.
— Не мог, — качнул круглой блестящей головой Диаблинга. — Это прерогатива Господина Гиперсети. На нашу деятельность наложено ограничение — префактический модуль Закона обратной связи. Он работает на всех уровнях.
— Кем наложен? Творцом Гиперсети?
— Наверное, индивидуальностью еще более высокого порядка. Мы называем его Изначально Первым.
— В чем же выражается это ограничение?
— Любое наше действие в сфере контроля отражается и на нас. Вот почему отступник Ювинга не перешел барьер Гиперсети в своей физической оболочке, а опустил в ваш мир проекцию психоматрицы. Только так он мог изменить линии судеб определенных людей и помешать коррекции сверху.
— Вы его не одобряете?
— Мое отношение к нему не имеет значения. Он отступник, и его деятельность подлежит ограничению. С другой стороны, он способствовал созданию Фигуры Влияния… — Диаблинга замолчал и исчез.
Появившись вновь в другом обличье, он больше к этой теме не возвращался, и Кирилл прозорливо решил, что оператор скрывает свои истинные намерения и планы…
Что-то мелькнуло за окном.
Кирилл сел на мягкой безопорной кровати и увидел улетающий вдаль четырехмоторный самолет, тот самый, что несколько раз появлялся в буферной зоне. Лаврик назвал явление самолета глюком, то есть сбоем в компьютерной программе. Однако прав он или нет, оставалось неизвестным, так как Диаблинга на прямой вопрос Кирилла: что это такое? — не ответил.
С момента перехода из буферной зоны в мир Диаблинги прошло уже трое суток. О судьбе Ювинги-Утолина Кирилл ничего не знал. На его вопрос Диаблинга опять-таки не ответил, а спросить больше было не у кого, остальные операторы иезода контроля сторонились землян и смотрели на них как на говорящие игрушки или в лучшем случае как на интересных насекомых.
Здесь было тихо и спокойно. Землянам отвели спальные апартаменты и не тревожили, предоставив их автоматике помещений, выполняющей все требования. Но Кирилл чувствовал себя не в своей тарелке и ждал развития событий с нарастающим беспокойством. Интуиция подсказывала, что им предстоят суровые испытания. Хотя, с другой стороны, в глубине души зрело странное убеждение, что все идет не спонтанно, а по чьему-то тщательно разработанному сценарию.
Лаврик же чувствовал себя прекрасно, так как ему дали возможность работать с местным компьютером и снабдили какими-то сногсшибательными игровыми программами, из-за чего он почти не вспоминал, где он и с кем находится. Во всяком случае, чем занимается Кирилл, он не интересовался. Зима или лето за окном, дождь или вёдро, его не волновало. Он оказался в своей стихии и с удовольствием окунулся в компьютерное псевдопространство, черпая оттуда информацию обо всем, что его интересовало. Естественно, отредактированную местным цензором. Но и это его не огорчало. Он жил так, как хотел.
Это от него Кирилл узнал, что местный календарь насчитывает тринадцать месяцев по двадцать восемь дней в каждом плюс один «нулевой» день, что точно соответствовало земному году с его тремястами шестьюдесятью пятью днями. И от него же Кирилл получил данные, подтверждающие, что каждый человек Земли является макроквантовым «пакетом», подчиняющимся волновым законам, и одновременно подпрограммой, зависящей от несомой ею функции, которую люди называют душой.
По мере накопления знаний о вселенной Диаблинги у Кирилла копились и вопросы к нему, однако оператор иезода не торопился на них отвечать и встречался со своими гостями-пленниками редко. Кирилл получал больше информации от Лаврика, чем от него, хотя и Лаврик не горел желанием делиться ею с товарищем.
Компьютер, который выдали Киндинову во временное пользование, компьютером назвать было трудно, хотя функции он выполнял те же, что и земные изделия. По-видимому, Диаблинга просто придал своему вычислителю знакомую людям форму, в то время как сам общался с ним напрямую, без периферийной автоматики, мысленно. Выглядел же этот компьютер необычно: над столом в спальне-кабинете Лаврика висел метровый плоский прямоугольник экрана, при необходимости разворачивающийся в объемную конструкцию, а клавиатура вырастала прямо из стола, подстраиваясь под руки и пальцы оператора.
