Дмитрий Рыков - Урусут
V
После очередных визита Сергея Аркадьевича, щелканья мышкой Губазом и сытного обеда, включившего в себя действительно тайский суп и здоровый кусок палтуса на гриле, Олег неожиданно для себя придремал. С врачом поругались – пациент хотел домой завтра же, врач сказал, что дал охране приказ не выпускать его под угрозой увольнения. Как бы он хорошо себя не чувствовал, все равно в череп нужно вставлять металлическую пластину. Хочешь, не хочешь, сиди неделю. «Три дня!», – орал Белый Лоб. Сошлись на пяти.
А потом Олег накручивал себя перед встречей с женой и дочерью, накручивал, перенервничал, и к тому моменту, как они на самом деле появились, бессовестно сопел, лежа поверх одеяла в халате с пультом в руке. Вид у него, однако, был уже совсем домашний, не больничный – разве что перебинтованная голова и закрытый повязкой глаз напоминали о реальном местонахождении.
Вихрем в палату ворвалась Нина, сначала, увидев отца спящим, оторопела – ей же сказали, что он вышел из комы! – но узрев на нем халат и услышав работающий телевизор, все поняла и с разбегу кинулась к нему.
– Папа! – кричала она, чуть ли не пританцовывая. – Папа!
Он поднял единственное веко, все мигом вспомнил и прижал ее к себе, крепко-крепко, целовал волосы и не давал ей от себя оторваться, потому как лились слезы, и ему не хотелось, чтобы она их видела. В дверях стояла Анна и просто улыбалась.
Она верила в успех, но где-то там глубоко-глубоко внутри, ибо все, как один, как и перед поездкой на Кавказ, твердили: «Шансов нет, шансов нет». Когда она впервые переступила порог этой палаты и увидела бледно-синего, безжизненного Олега, с трубкой во рту, подключенного к аппарату вентиляции легких, с катетером в вене, под капельницей, с датчиками, посмотрела на кривые линии и четкие цифры на нескольких мониторах, у нее совсем опустились руки, и только безудержный оптимизм дочери позволял ей удержаться от отчаянья.
«Папа поправится, – твердила Нина, – очень скоро, вот увидишь, я точно знаю».
Так, как сегодня, она еще никогда не гоняла. Забрала дочку из школы – та радостно вопила по пути к выходу, переполошив всех учеников и учителей – и только сели в машину, как Анна стала давить, давить на газ, заклиная: «Только б не остановили, только б не гаишники». Пронесло – и вот они, двое, хнычут друг на друге, два самых близких человека, вернее, один пока что еще маленький человечек, а второй большой, но инфантильный, сильный, но глупый. Дурак. Скалолаз, блин. Одноглазый Джо.
Анна подошла и обняла их обоих. Так и простояли несколько минут. Наконец, Олег отпустил дочурку, та завертелась и закружилась по палате, приговаривая:
– Я говорила! Я говорила! Я знала!
– Что ты говорила, колокольчик? – спросил отец, вытирая глаз.
– Сначала – что ты жив, потом – что скоро выйдешь из комы. Знала, знала, знала!
Супруга наклонилась и осторожно поцеловала его в губы. Он обнял ее и горячо зашептал на ухо:
– Прости меня, прости, за все прости…
Она погладила ему щеку и ответила:
– Прощаю. Теперь все будет по-другому.
– Да, – шептал он. – Совсем по-другому.
– Да выключи же этот чертов телевизор! – попросила жена.
– Конечно, – засуетился он и щелкнул пультом. – Мне сказали, что ты наняла для моих поисков экспедицию?
– Это Нина, – Анна показала на дочь, – инициатор.
– Правда, котенок?
– Ну не совсем, – засмущалась та, – мы с мамой вместе надумали, потом Паша все здорово организовал…
– Молодцы. И как меня искали?
– Рота МЧС, – ответила жена. – Полный самолет с оборудованием. Ил-76. Бурили лед на площади в девять квадратных километров.
– Ого.
– Пашка, – сказала дочка, – работал вместе с ними, когда тебя из пещеры поднимали. А мы сидели с рацией в гостинице.
– В какой гостинице?
– На Чегете, – пояснила супруга. – В той же самой, где ты перед походом останавливался. Я и все вещи вертолетом увезла. И твои, и… Ну, и твоих товарищей. За питерскими мальчик из их клуба приезжал. Общалась я и с женой того, которого звали Бобчев – много чего она мне сказала. Мне и стыдно было, и горько. Все говорила, это ты их туда потащил. Ну, что я могла ответить? Молчала и глаза прятала. Четверо детей – как ей теперь одной?
– Не оставим, – жестко сказал Олег. – Даже обсуждать нечего. А как вы-то на Кавказ решились отправиться?
– Да так. Вместе с эмчеэсниками и летели. Как десантники.
– Я даже не пикнула ни разу! – сообщила Нина. – А потом на вертолете! А потом, к вечеру, Пашка на связь выходит – говорит, нашли тебя! Только постеснялся сказать, что ты в коме. Ну, мы, как узнали, поплакали чуть-чуть, – дочка почесала макушку, – а потом решили бороться. Я себе сказала – если буду приезжать каждый день, папа скоро проснется. Так и вышло.
– Иди сюда, – сказал Олег, и когда девочка подошла, обнял ее. – Помнишь, я тебе сон свой рассказывал?
– Конечно, помню.
– Он оказался вещим. Я застрял в другом измерении. Появилась ты, и меня спасла. Я тебя очень сильно люблю.
– Я тебя тоже!
Анна кашлянула.
– Ну, и чтоб знал – и самолет МЧС, и клинику эту организовал Владимирович. А весь процесс контролировал Ширко.
– А платил кто? – Белый Лоб тискал Нинку, та, смеясь, отбивалась.
– Ты. То есть я – твоими деньгами.
– Я знал, – засмеялся Олег, – что мои деньги мне когда-нибудь пригодятся! Так и вышло!
Супруга посмотрела на часы.
– Сейчас Игорь подъедет. Думаю, будет с минуты на минуту.
– Какой Игорь? – машинально переспросил Белолобов, продолжая играться с дочкой.
– У-у-у, – расстроилась Анна, подошла и села рядом. – Нина, – попросила девочку, – подожди минуту. Олег, – тронула мужа за плечо. – Игорь прилетел. Еще пять дней назад. У нас останавливаться не захотел, живет в гостинице. Я ему звонила, он давно выехал, в принципе, уже должен здесь быть.
– Игорь? – Белый Лоб внимательно смотрел на жену. У той медленно набухла на веке слезинка, она быстро ее смахнула.
– Меня врачи предупредили о возможной частичной потери памяти, – сказала супруга, – но я не думала, что это будет так страшно. Игорь, твой брат. Прилетел из Хабаровска. Когда узнал о несчастье.
Олег откинулся на подушку и тихо про себя рассмеялся. Значит, он слетал в восьмидесятые не просто так. Жизнь изменилась. Пусть и не совсем вкривь и вкось – ну так и слава Богу!
– А что он делает в Хабаровске?
– Живет. Работает.
– Кем?
– Заместителем мэра пока.
– Почему именно в Хабаровске?
– Ты совсем не помнишь? – Анна тяжело-тяжело вздохнула. – Он служил в армии на Дальнем Востоке, встретил девушку, женился, да там и остался. У него сейчас двое детей, мальчишки, Ванька и Сашка.
«Ванька… – подумал Белый Лоб. – Сашка. В честь отца и деда». Про их судьбу, чтобы не пугать супругу, решил ничего не спрашивать. Она порылась в сумке, вынула его мобильный телефон, протянула:
– На. Заряжен. Только при мне не включай, а то сразу начнется – «ММВБ», «РТС»…
– Не начнется, – сказал Олег и бросил трубку в тумбочку. – Не раньше, чем через неделю.
– Слушай… Я понимаю, можно обсудить и позже, если тебе неприятно говорить на эту тему… Но вот это ранение… Кто в тебя стрелял?
– Ань! – Белый Лоб закряхтел. – Я этого не помню.
– Следователь приходил. Пашка привез вещи из пещеры, которые нашли рядом с тобой, так тот их забрал. Сказал, что ни пулю, ни гильзу не отыскали, хотя проверили каждый уголок – значит, стреляли в тебя еще наверху…
– Ну, да. Наверное, наверху. Может, не стоит при Нине?
– Пап, я обижусь, – надула губки дочка.
– Мы, – дотронулась до его ладони Анна, – за эту неделю так сдружились, что у нас теперь нет никаких секретов. Понимаешь – вообще никаких. Нина уже совсем взрослая, поверь.
– Да знаю я! – Олег раздосадовался сам на себя. – Пугать не хочу.
– Я не испугаюсь, – ответила дочка. – Ты живой, ты рядом. Все закончилось. Почему я должна бояться?
– По поводу ранения ничего не помню. Вспомню, скажу. А какие именно вещи следователь забрал?
– Кольчугу, тяжелую такую, старинную. Саблю красивую в ножнах… Книжку на арабском в толстом кожаном переплете. Ну, и твои записи.
– Какие такие мои записи? – напрягся Олег.
– Четыре листа. На греческом, старославянском, арабском и каком-то совсем непонятном. Чернилами! Я и не знала, что ты еще и арабским владеешь. Что за секреты? И почему на этих языках? И то, что я смогла прочитать – совсем непонятно. Ты уже был не в себе?
– Аня, – кашлянул Белолобов. – Это не я писал. Я их там нашел.
Она осторожно, не касаясь повязки, погладила мужа по голове.
– Ничего. Врач сказал, память восстанавливается. Когда – быстрее, когда – медленнее, когда – до конца, когда – не совсем. В любом случае, я буду тебе подсказывать. Ну что ты мне такое говоришь? Что, я твой почерк не помню? Я все твои письма до сих пор храню, между прочим. До интернета и мобильных телефонов ты мне часто писал. А сам ручку в руках давно не держал, отвык из-за компьютера… Твои это записи. Когда заберешь у Следственного комитета, можешь назначить графологическую экспертизу.
