Путь на Балканы - Иван Валерьевич Оченков
— Фигово…
— Вам нужно набираться сил, а потому пока не следует много разговаривать, — мягко прервала она его.
На следующий день Будищеву стало немного лучше, и к нему пропустили посетителей. Ими оказались Шматов и все еще находившийся в госпитале Лиховцев.
— Это ты меня приволок? — спросил Дмитрий у Федьки.
— Ага, я со Степаном, — обрадованно закивал тот и простодушно добавил: — Мы уж думали, тебе каюк!
— Хрен дождетесь, — скривил губы в усмешке раненый.
— Мы так перепугались, — вступил в разговор Алексей. — Что с вами произошло? У Феди я, как ни бился, не смог добиться вразумительного ответа.
— Не помню, — покачал головой Будищев. — Упал, очнулся, гипс…
— Но на вас нет гипса? — выпучил глаза вольноопределяющийся.
— Разве? А чувство такое, будто всего запеленали!
— Боже, вы что, опять шутите?
— Нет, я серьезен, как надгробие.
— Не надо так говорить, — укоризненно покачал головой Лиховцев. — Жизнь и смерть это очень серьезные вещи, чтобы вот так ерничать. Я теперь это точно знаю.
— Да ладно тебе, Леша, лучше расскажи, что нового произошло, пока я валялся в отключке.
— Да ничего особенного, если не считать, что цесаревич сдал командование генерал-адъютанту Тотлебену и отбыл в Россию. Кстати, я тоже скоро за ним последую.
— Как, уже?
— Да, госпитальное начальство решило отправить негодных к дальнейшей службе домой. Как вы понимаете, я отношусь к этой категории.
— И много таких?
— К сожалению, много! Безрукие, безногие, слепые, оглохшие, тяжело смотреть…
— Но-но! Ты бодрость-то не теряй.
— Ну, что вы, Дмитрий. У меня как раз все хорошо. Все же я успел получить образование, так что могу служить в присутствии или частной конторе. Две ноги для этого совершенно излишни. К тому же меня ждет Софи, так что будущее видится мне исключительно в светлых тонах. А вот что будут делать другие инвалиды, я не слишком себе представляю. Ведь у многих семьи, и их надо кормить. Эти люди находятся в таком унынии, что больно смотреть.
— И когда вы отправляетесь?
— Точно не скажу, но говорят в ближайшие пару недель нас отправят на телегах в Бургас, а оттуда морем в Севастополь. Все зависит от наличия транспорта.
— Что же, счастливого пути…
— Ну, прощаться пока рано, мы ведь еще увидимся. Я непременно зайду завтра, а сейчас нам пора, а то доктора будут ругаться.
— Ага, спасибо. Феденька, задержись на секунду, я у тебя кое-что на ушко спрошу…
— Чего, Граф? — наклонился Шматов, как только Лиховцев отошел, громыхая своей деревяшкой.
— Говори…
— Ладно все прошло, — поспешил он успокоить Дмитрия, сообразивший, о чем тот спрашивает. — Все шито-крыто. Жандарм, правда, приходил, дознавался, да мы ему: — Знать не знаем, ведать не ведаем. Нашли, де, пораненным, у порванных проводов телеграфных, а кто и почему, бог весть!
— Поверил?
— А кто его знает, ирода. Должно, поверил…
— Про провода сам придумал?
— Да где мне! Северьян велел так говорить.
— Галеев?
— Ну да, он в карауле старшим был да увидал, как мы тебя тащим, вот и надоумил.
— Ишь ты.
— Ага, а еще сам пошел с Анохиным и провода оборвал, да истоптали там сапогами, будто невесть что творилось. Кровью еще набрызгали. Все чин чином.
— Офигеть!
— Ладно, побег я, — заторопился Федор. — Ты поправляйся скорее.
Как это ни странно, но в тот день жандармы так и не появились. Не пришли они и на следующий день, так что Дмитрий стал уже успокаиваться, решив что «голубые мундиры» удовольствовались версией о порче проводов и не стали копать дальше. Однако на третий день в палату вошли два офицера, в одном из которых Будищев узнал Вельбицкого, а во втором — местного поручика Васильева, частенько заходившего на станцию для проверки журналов.
— Здравия желаю вашим благородиям, — тихо поприветствовал он их.
— Здравствуй, братец, — ласково начал штабс-капитан. — Как поживаешь?
— Как в Польше, — слабо улыбнулся унтер и, увидев недоумение на лицах офицеров, пояснил: — У кого больше, тот и пан.
— А ты не меняешься, — хохотнул жандарм. — Все такой же балагур!
— Поздно уже меняться.
— Ну, поздно так поздно. Ты мне лучше расскажи, что с тобой приключилось?
— Честно, ваше благородие?
— Конечно, честно!
— Если честно, то я ни хрена не помню.
— То есть?
— Вот вообще ничего. Вроде вечером уже спать собирался ложиться, а потом чернота… очнулся уже здесь.
— Любопытно. А то, как тебя титулярный советник Валеев посылал линию проверить, стало быть, тоже не помнишь?
— А он посылал?
— Ну, не сам же ты пошел ее проверять?
— Логично, — задумался на миг Дмитрий, а потом решительно заявил: — Возможно, так и было, только я все равно ничего не помню!
— Ну да, с тобой ведь такое уже бывало, — как бы про себя пробормотал штабс-капитан, не спуская с раненого глаз.
Будищев в ответ промолчал, показывая всем своим видом, что и рад бы помочь, но ничего конкретного сказать не может. Вельбицкий еще немного поиграл с ним в гляделки и как бы невзначай спросил:
— А что, когда ты обрыв искать пошел, амбар уже горел?
— Еще и амбар горел? — изумился Будищев. — Вот ночка была!
— Так ты пожара не видел?
— Может, и видел, — пожал плечами унтер. — Говорю же, не помню.
— Но амбар-то ты видел?
— Какой амбар? Тот, что на окраине деревни заброшенный стоит?
— Да, он самый.
— Не могу знать, ваше благородие! А почему вы спрашиваете?
— А вот вопросы, — вступил наконец в разговор второй жандарм, — тут мы задавать будем!
— Как прикажете, ваше благородие!
— Слушай, Будищев, — продолжил поручик, — а ведь ты нам врешь! У тебя шинель не только в крови, но и в копоти. Был ты у этого пожара…
— Вашбродь, — покачал головой Дмитрий, — да я в этой шинели половину Болгарии, будь она неладна, на пузе прополз. И не один десяток турок на тот свет отправил, а уж сколько раз у костра ночевал да на разных пожарищах был, мне и не упомнить!
— Не кривляйся, я у сослуживцев твоих спрашивал. Еще днем она у тебя вычищена была, а тут уже закопченной оказалась. Как так?
— Я же говорю, не помню, — с видом великомученика отвечал ему Будищев.
— Ну, ладно, — снова улыбнулся Вельбицкий. — А у дома, где евреи поставщики жили, ты бывал?
— Это у которого? Тут, господин штабс-капитан, деревня небольшая, да в каждом дворе либо румынский жид на постое, либо свитский генерал на квартире. Недолго и перепутать!
— Что?! — широко распахнул глаза поручик.
— Я имею в виду, где какой дом, они ж тут все на один манер…
— Издеваешься, скотина?
— Не пойму я, вашбродь, чего вы от меня хотите? Я, можно сказать, одной ногой
