Владимир Романовский - Добронега

— Кто же?

— Во-первых, небезызвестный Жискар.

— Вот ведь сволочь какая франкская! Кто еще?

— Ляшко.

— Несерьезно. Еще?

— Тот парень, который чуть не сорвал убийство Бориса. Хелье.

— Мне с ним пора познакомиться.

— Вы знакомы.

— Вот как?

— Помнишь, он якобы приезжал в Киев с миссией от Неустрашимых? Ты его и взял, а потом передал им обратно, чтобы они его прикончили за провал?

— Постой, постой. Тощий такой, вертлявый?

— Да.

— И это он чуть не сорвал план Эймунда?

— Он.

— Эка дела творятся. Кто еще?

— Сам Эймунд.

— Сам! А он знает, кто такой Хелье?

— Да. И не возражает. Ярослав их помирил.

Житник побледнел от досады. Пока он торчит в Новгороде, события на территориях идут своим чередом. Нет, Рагнхильд не права — из Новгорода править можно только Землей Новгородской. Если тебе хочется большего, нужен Киев.

— Как скоро он вернется? — спросил Житник.

— Ярослав? Я думаю, через месяц, полтора.

— Мы должны быть готовы, — сказал Житник. — Слышишь? Нанимай и подкупай, сколько хочешь, но мы должны быть готовы. Он ведь наверняка вернется не только с женой, но и с варангами. Приведет тысячи три, четыре. Свежих. Ты понял ли меня, Горясер?

— Понял.

— Иди.

Тридцать конников проследовали на северо-запад, мимо Новгорода, не заезжая в него. Пошел снег, восстановились санные пути. В небольшом селении у Лапландской Лужи наняли три драккара, пересекли Лужу с юга на север, и пошли вдоль берега. Балтика оказалась в ту неделю на удивление спокойной и мирной — хороший знак. Сошли с драккаров в Сигтуне.

Толстый Олаф, предчувствуя неудачу, бросил войско в Италии и с небольшим отрядом, переехав Альпы, кратчайшим путем проследовал через территории сперва Хайнриха, а затем Робера, в Ютланд. На десяти кнеррир норвежцы пересекли воды и высадились близ Сигтуны. Опоздали они всего на два дня.

Конунг Олоф принял конунга Ярислифа со свитой в деревянном своем дворце. Помимо славян, в свите Ярислифа присутствовал один неприятный норвежец, один уроженец франкских земель, и Хелье.

— Где ты пропадал все это время? — спросил Олоф, не рассчитывавший больше увидеть дальнего своего родственника.

— Ты хотел Ярислифа, вот тебе Ярислиф, — ответил Хелье. — Он хочет жениться на твоей дочери и заключить с тобою немаловажный, очень ответственный союз.

Ингегерд, присутствовавшая тут же, не проявила ожидаемого ярко выраженного интереса к жениху. Хелье отметил про себя, что она выросла и заметно округлилась с тех пор, как они виделись последний раз, а движения ее стали точнее и сдержаннее — что в равной степени можно было приписать взрослению и времени, проведенному в Старой Роще, куда, очевидно, и приезжал на свидания с нею пылкий порочнолицый Рагнвальд. Да, она вела себя сдержанно, и поглядывала на Ярислифа с недоверием, осторожно. Небольшого роста, красивый, мужественный, стройный, с длинными светлыми волосами и щегольской короткой бородой — князь, возможно, ей нравился. Возможно.

Также вопреки ожиданиям, сам конунг Ярислиф глаз не сводил со своей невесты. Едва закончив обмен любезностями с Олофом, он подошел к ней и заговорил. Она ответила. Он прокомментировал ответ. Она засмеялась и снова ответила, и теперь засмеялся конунг. Жених и невеста опоздали к ужину — гуляли в морозном вечернем саду за дворцом и болтали. Старый Олоф не верил своему счастью.

— Хелье, — сказал он. — Мы сделали с тобою огромное дело. Боюсь даже говорить, но, кажется, моя дочь может быть счастлива с этим человеком. Благодарю тебя, Хелье. Хочешь, я сделаю тебя ярлом?

— Не сейчас, — ответил Хелье. — Я должен сопровождать Ярислифа.

— Как же ты изменился, мальчик мой! Возмужал, раздался в плечах, окреп. И даже борода стала пробиваться. А одет ты просто замечательно. Где это ты такую сленгкаппу купил? И шапку?

— В Киеве, — ответил Хелье.

— Красивый небось город — Киев?

— Да.

— А где еще был?

— В разных местах.

— Эх! Ну и скрытный ты стал. Ладно. У Ярислифа ты в милости?

— Вроде бы да.

— Поговори с ним. Пусть берет Ингегерд и едет скорее. Неспокойно мне. Норвежец письмо прислал, и собирается тут скоро быть. Шестьдесят тысяч войска. Шутка ли.

— Я скажу Ярислифу.

Улучив момент, Хелье отозвал Ингегерд в сторону и, сняв с пальца перстень, надел ей.

— Ой, что это? — спросила она. — Какая прелесть! Это ты из Новгорода привез?

— Из Вышгорода. Носи или храни. Вдруг пригодится когда-нибудь.

Ни пиров, ни празднеств устраивать не стали. Наскоро составили несколько хартий, подписали их, и расстались. Крещение Ингегерд в веру константинопольскую и венчание должно было состояться в Новгороде. Помимо свиты, Ярослава сопровождали три тысячи всадников.

Когда ехали морем, Ярислиф, из приличия не севший в один драккар с Ингегерд, подозвал к себе Хелье. Они уединились у кормы.

— Похоже, ты оказал мне огромную услугу, друг мой. Мне бы хотелось тебя отблагодарить. Помимо места в войске или при мне — эти места твои, когда пожелаешь — отдельно мне…

— Да, я понимаю.

После некоторого молчания и созерцания Балтики, Хелье сказал:

— Хольмгард. Новгород. Есть такой город.

— Есть, — согласился Ярислиф.

— У самой окраины был там такой крог. Назывался Евлампиев Крог.

— Был такой, но он сгорел, — сказал Ярислиф. Город свой он знал неплохо и следил за тем, что в нем происходит.

— На том месте ничего пока не построили?

— Я долго отсутствовал, но при мне — нет.

— Если хочешь меня наградить…

— Да?

— Вели построить там церковь.

— На самой окраине? — с сомнением спросил Ярислиф.

Хелье кивнул.

Некоторое время Ярислиф внимательно смотрел на него.

— Обещаю, — сказал он.

Когда князь с невестой пересели в сани, уже в Новгородчине, показался незнакомый конник, приблизился к ним, весь в шерстяном и в латах, с лицом красным от холода, и обратился к князю по-немецки.

— Жискар, — позвал князь. — Что он говорит?

Жискар прошлой ночью в селении перепил браги, отстал от князя и войска, догонял их в одиночку пешком, и по дороге ему пришлось драться с волками и даже залезать на какое-то хвойное дерево, и он был раздражен.

— Говорит, что он посол великого императора дурных краутов, — объяснил он. — Только дурные крауты посылают послов, не знающих языка местности. — (Ярослав покраснел). — Ненавижу их. Корчевщики грязные. Говорит, у него к тебе какая-то грязная краутская корчевная грамота и он грязно хочет ее тебе вручить корчевными своими клещами. Путан бордель, везде успеют.

Князь взял грамоту из рук посланца и развернул ее. Хайнрих Второй согласен был на союз с Ярославом.

Но что же было дальше, спрашиваешь ты, читатель, в недоумении. Что сталось с новгородкой Иоанной, странное имя, которую Хелье по случаю освободил от пиратов? И кто заходит нынче к Гостемилу? И как сложилась дальнейшая жизнь князя и его невесты? А Дир? А Мария? А Эржбета? А Предслава! И что именно сталось с теми, о ком радел Александр, да и с самим Александром? И вернулся ли из путешествия Эрик Рауде?

Много, много всякого было. Терпение, читатель, терпение! Это все — следующая история. Читай ее, следующую, читатель, друг мой.

СЛОВАРЬ ДОБРОНЕЖНОЙ ТЕТРАЛОГИИ

Альд — мироздание

Аржа — мера длины, чуть меньше километра

Арсель — жопа (в том смысле, в каком употреблял это слово А. С. Пушкин, русский поэт девятнадцатого века)

Астеры — так называют новгородцев киевляне

Бальтирад — перевязь через плечо, в основном для носки меча, слово старофранкское (до завоевания франками Галлии).

Бжевака — новгородская придумка, предшественник сегодняшнего французского крем-брюле (взбитые желтки яиц, взбитые сливки, ваниль, мед (в последствии — сахар), верхний запеченый слой — карамель). В отличии от крем-брюле, бжевака не запекалась. Благодаря более густой констистенции, придающей ей сходство с английским кустардом (или кастардом, от custard), бжеваку можно было нарезать порционно, и ею же можно было кидаться, тоже порционно. Возможно, новгородцы добавляли в эту сласть тмин. Всё вышесказанное придумал сам автор, но, возможно, историки найдут какой-то эквивалент, ежели постараются.

Бирич — глашатай

Болярин, болярыня — люди благородного происхождения

Брошетт — куски мяса на коротком вертеле

Варанг — личность скандинавского происхождения (вне зависимости от места рождения)

Вестибулум — прихожая любых размеров в странах, сохранивших остатки влияния Римской Империи

Видоки — свидетели, в Земле Новгородской и в Киевской Руси