Александр Громов - Исландская карта. Русский аркан
Возле скромной, но на диво приличной чайной он остановил лихача, расплатился, выпрыгнул сам и, без всяких церемоний завладев Катенькиной рукой, молча высадил великую княжну из коляски. Указал рукой на заведение:
— Зайдем, — прогудел, как в бочку. — Надо где-то переждать ливень.
И точно — вместе с оглушительным раскатом грома упали первые капли дождя.
Внутри Легировский ориентировался свободно. Коротко взглянул в сторону подгулявшей компании, еще меньше внимания уделил двум студентам, лакомившимся сайками, и увлек Катеньку за крайний столик. Сейчас же с преувеличенной радостью подлетел половой, сама услужливость, рот до ушей.
— Доброго здоровьичка, Владимир Лексеич. Давненько вы к нам не захаживали. Прикажете как обычно?
Скупой на жесты Легировский лишь чуть качнул головой и загудел в усы:
— Нет, Мефодий, сегодня нам твоей безакцизной не надобно. Неси чаю с колотым сахаром да бубликов, живо.
— Один секунд, Владимир Лексеич.
В «один секунд» Мефодий, конечно, не управился, но вернулся с заказом на диво быстро. На дубовом столе возник маленький пузатый самовар с сидящим на нем верхом заварным чайником, рядом расположились вазочка с сахаром и блюдо с бубликами.
— Угощайтесь, Владимир Лексеич, на доброе здоровье. И барышне вашей приятного аппетита…
— Исчезни, — велел Легировский, и половой исчез.
Пушечный удар грома заставил жалобно задребезжать стекла. За окном потемнело, как в преисполней, и хлынул ливень, да такой, что мостовая в одну минуту скрылась под толстым слоем бегучей воды. Видно было, как мокрая насквозь собачонка, ища укрытия, прыжками скачет вброд от одной запертой двери к другой. Молнии сверкали где-то совсем рядом.
— Угощайтесь, — не столько предложил, сколько велел Легировский и сам шумно отпил из стакана с подстаканником. — Уф-ф, горячо… Чай здесь дают настоящий, из Индии и Сиама, и спитой не подмешивают. В тюрьме таким не напоят, тем более в Яузской части или, скажем, Сретенской. Они, прохвосты, чай на Сухаревке покупают, банный веник заварить — и то больше вкуса…
Катенька подула на чай и острожно отпила. По правде говоря, чай уступал качеством тому чаю, к какому она привыкла в семье, но сейчас ей казалось, что она в жизни не пила ничего вкуснее. Махнула рукой на приличия — и жадно вонзила зубки в ароматный бублик.
Блаженство…
Стихия снаружи неистовствовала. Легировский грыз сахар, жевал бублик, шумно прихлебывал чай и молчал, ожидаючи. Если бы не это явное ожидание, великая княжна почувствовала бы себя совсем счастливой. А так — пришлось бороться с разливающейся по телу истомой.
— Ну вот и хорошо, — пробасил Легировский, когда первый бублик был съеден и первый стакан опустел. — Теперь нам самое время поговорить. Юлить со мною не надо. Учтите, я намерен получить исчерпывающие объяснения.
— О чем? — постаралась сыграть изумление Катенька.
— О том, почему вы не Софья Блювштейн, а другая особа. Вы провели полицию, вас выпустили вместо другой арестантки, не так ли?
— Откуда вы знаете? — спросила Катенька и внутренне ахнула: сама себя выдала. — То есть откуда вы это взяли? Ведь вас не было у следователя.
— Это моя работа: знать все, что мне надо знать. — Легировский усмехнулся в усы. — Успокойтесь, я не служу в полиции. Я репортер, печатаюсь в «Московском листке» и иногда в «Московских ведомостях». Я дежурил возле Яузской части, потому что знал: сегодня утром должны выпустить Софью Блювштейн. Мне, газетчику, хотелось с нею побеседовать, мог бы выйти роскошный материал… без всяких имен, разумеется. Ну вот — жду Соньку, а под ее личиной выходите вы. Как прикажете это понимать? Я требую объяснений.
— Кто такая Софья Блювштейн? — спросила Катенька как можно невиннее.
— Это та особа, которая, по всей видимости, одолжила вам свои накладные локоны… кстати, один из них сбился… да потом поправите, в уборной, не привлекайте внимания! Софья, она же Шейндля, Блювштейн, известная также под именем Соньки Золотой Муфты… она не раз выносила краденые драгоценности в муфте, отсюда и кличка. Феноменально! Еще молода, но уже знаменитая воровка и виртуозная мошенница. А такая ли карьера ее еще ждет! По части хипеса ей уже сейчас нет равных, а сколько раз она обманывала нашу доблестную полицию…
— Хипес? — переспросила великая княжна. — Простите, не понимаю…
Не чинясь, Легировский объяснил, что такое хипес. Катенька покраснела.
— Короче говоря, я жду объяснений, — давил настырный журналист. — Что вы оглядываетесь? Сообщников у вас, видимо, нет, а если и есть, то мы от них оторвались. Да и толку от них не будет. Глядите! — Он легко свернул в штопор чайную ложечку и без видимого усилия развернул обратно. — А на крайний случай мой кастет всегда при мне. Никто со стороны вам не поможет. А я — могу помочь. Но только в награду за откровенность. Решайтесь же. Ну?
— Она мне сама предложила… — еле слышно призналась великая княжна.
— Уже теплее, — подбодрил Легировский. — Продолжайте же. Это становится интересно. В самом деле сама предложила?
— В самом деле…
— Неужели даром? Вероятно, за какую-нибудь услугу?
— За деньги. Под честное слово.
— Да ну? И много ли денег?
— Три тысячи.
Легировский нахмурился, начал тереть лоб. Что то тут, по его разумению, было не так. Близкая молния за окном осветила на мгновение спартанское, но чистенькое убранство чайной, и сгустилась совсем уже непроглядная темень. Половой принес зажженную керосиновую лампу.
— Ну ладно, — гулким своим басом молвил Легировский, дождавшись, когда половой отойдет подалее. — Что-то мало для такой особы, как Сонька. С трудом верится. Три тысячи — это для нее не деньги. Ее уровень — тысяч тридцать, не ниже. Чего ради она с вами связалась? Нет, тут что-то не так. Дайте-ка подумать…
— Налейте мне еще чаю, — попросила Катенька.
Легировский налил, и взгляд его, острый как шпага, вновь пронзил великую княжну насквозь. До крайности неуютно было ловить на себе этот взгляд.
— Пожалуй, я расскажу вам, какие странные дела со мною творятся, — сказал репортер. — Начну с того, что нынче утром я получил письмо, а в нем знаете что?
— Что?
— Билет на два спальных места на Литерный поезд до Владивостока. Каково! Я Подпаскова из «Московского листка» хотел с кашей съесть, когда он не выбил ни одного бесплатного билета для своего корреспондента. А стоимость билета на Литерный вам известна? От «Московских ведомостей» едет другой. Меня не берут. Хоть на подножке езжай, как бывало в молодости. И вот изволите видеть: билет от анонимного дарителя на имя Владимира Легировского. И приписка: со спутницей. С какой такой спутницей, смею вас спросить? Вижу, вам любопытно. Не с вами ли часом?
Великая княжна не смогла ответить — очень стучало сердце.
— Похоже на то, что с вами, — Легировский и голос смягчил, — ваше императорское высочество…
— Что? — Катеньку точно ужалили.
— Извините, я должен был узнать ваше императорское высочество раньше, — склонил голову проницательный репортер. — Эти локоны… Но главное, я должен был сообразить сразу! Эх! Старею…
— Вы… вы обознались. — От растерянности Катенька стала запинаться.
— Не думаю, ваше императорское высочество.
— Но… это же просто смешно!
— Возможно, ваше императорское высочество.
— Прошу вас, прекратите! Это неуместное титулование…
— Виноват. Само собой, инкогнито прежде всего. — Легировский почтительно склонил голову, но уж очень живо блестели его глаза под кустистыми бровями. Словно у охотника, подкрадывающегося к дичи на верный выстрел, или у старателя, неожиданно нашедшего крупный самородок. «Да ведь он авантюрист, — внезапно подумала великая княжна, — как, впрочем, и я. Два сапога пара».
И вместо дальнейшего бесполезного запирательтства спросила прямо:
— Что меня выдало?
— Манера держаться, — тотчас ответил Легировский. — Ваше… то есть вы упустили не менее трех прекрасных возможностей расплакаться, дабы воздействовать на чувствительное мужское сердце. Согласитесь, что это несколько неестественно. Далее — очень скупые в последнее время газетные материалы об августейшей семье. О поездке великого князя Дмитрия Константиновича на дальний Восток пишут много, но пишут только об этом. Как сговорились. Слухи о мошеннице, выдающей себя за дочь государя, — это третье. Непонятная суета в Сыскном и приезд в Москву начальника Крымского жандармского управления полковника Гоцеридзе — четвертое. Но главное, конечно, нежданный билет на две персоны и история с Сонькой Золотой Муфтой. Если подумать, через кого я получил сведения о том, что нынче утром ее должны выпустить, то многое становится понятно… — Легировский всхохотнул, едва не перекрыв очередной раскат грома, и замотал головой в полном восхищении — рот до ушей. — Ай да Акакий Фразибулович! Ловко обделано, ничего не скажешь!..
