Зенитчик: Зенитчик. Гвардии зенитчик. Возвращенец - Вадим Васильевич Полищук
– На-пра-во! Шаго-ом марш!
Колонна «по четыре», скрипя снегом, вышла через распахнутые ворота. Шли молча, я воспользовался последней возможностью рассмотреть город. Почему-то я был уверен, что больше сюда не вернусь, по крайней мере, в этом времени.
На станции нас уже ждал эшелон, нашей команде выделили три теплушки. Назначенный старшим по вагону младший лейтенант с набитой тряпками кобурой, еще раз пересчитал нас по головам. Началась погрузка. Едва я успел плюхнуться на нижний уровень деревянных нар поближе к печке, как кто-то тронул меня за руку.
– Товарищ сержант, а можно рядом с вами?
– Можно Машку за… – привычно начал я. – Ерофеев? А ты здесь как?
Автоматически считая фамилии, я упустил знакомые, и мне казалось, что из батареи сюда направили меня одного.
– Меня прямо с наряда сняли и сюда. Тут незнакомые все, а я как вас увидел – обрадовался. Можно, я и дальше с вами?
– Ну это уже не мне решать, а начальству. А из наших никого больше не видел?
– Валиева. Но он в другой вагон попал.
– Понятно.
Всех, стало быть, спихнул из батареи капитан. Ну и хрен с ним! Может, там, на фронте, воздух чище будет, а здесь что-то сильно пованивает. Дверь вагона с лязгом закрылась. Сразу наступил полумрак, теплее не стало, зато перестало дуть. Кто-то напихал в печку бумаги и поджег, отсветы пламени заплясали на деревянных стенкам.
– Товарищ младший лейтенант, – поинтересовался я, – а вы совсем с нами или туда и обратно?
– Совсем.
Лейтенант попытался добавить в голос нижних тонов для солидности, но сорвался на мальчишеский фальцет. Детский сад.
– А куда нас, не знаете?
– Это секретная информация.
Чувствую – врет, сам ни хрена не знает, но мальчишеский гонор не позволяет в этом признаться. Ну и ладно, приедем – увидим.
Новый год приходилось встречать в разных условиях и обстоятельствах: за тысячи километров от дома и цивилизации в вахтовом вагончике, два раза в казарме, раз пять в ресторанах разной степени приличности, несколько раз всухую, но никогда на колесах. Накануне нам выдали сахар, немного, граммов пятьдесят. Его ссыпали в карманы, в кисеты, бумажные кулечки, тут же меняли на хлеб и табак. Новый год в промороженной теплушке с раскаленной почти докрасна буржуйкой мы встретили послащенным кипятком с куском черного хлеба. Терпеть не могу говорить тосты, но тут меня прорвало – когда минутная стрелка на часах лейтенанта почти совпала с часовой, я встал и, перекрыв шум, потребовал внимания.
– За новый одна тысяча девятьсот сорок третий год. Год, когда мы сломаем, наконец, хребет фашистского зверя. За Победу!
Народ радостно загремел кружками, все хотели чокнуться со мной. Кипяток был в самый раз: недостаточно горячий, чтобы обжечься, но хранящий много драгоценного тепла, проникающего прямо внутрь организма. Снаружи горохом сыпанули несколько выстрелов, пауза, и опять: бах, бах, бах. Лейтенант метнулся к двери.
– Не суетитесь, товарищ лейтенант, это славяне новому году салютуют.
Однако молодости не свойственно прислушиваться к советам старших и более опытных товарищей. Ошибки предков они предпочитают изучать на собственном опыте.
– А может, нападение? Надо выяснить. Вы – за старшего.
Спрыгнул на насыпь и побежал в голову эшелона.
– Колька, дверь закрой, – попросил я Ерофеева.
И мы продолжили праздновать. Минут через десять в дверь теплушки постучали. Сидевшие около двери красноармейцы открыли ее и втащили замерзшего лейтенанта обратно, тот смущенно проскользнул на свое место. Хоть и пацан, но, по крайней мере, не трус. Я бы три раза подумал, стоит ли бежать разбираться со стрельбой, когда тебя этот вопрос прямо не касается, а в кобуре вместо оружия – тряпки.
Между тем мы пятые сутки ползем на юг. С учетом происходящих на фронте событий я с вероятностью девяносто девять процентов могу указать конечную точку нашего путешествия – Сталинград. Сейчас активно действует воздушный мост, доставляющий грузы окруженным фрицам. Видимо, в ближайшее время придется пострелять по немецким транспортникам.
В Саратове уже почувствовалась близость фронта, к нашему эшелону прицепили две платформы с зенитными автоматами. Подозреваю, что в случае налета немецкой авиации толку от них будет немного, но хоть будет, чем фрицев пугнуть. Зато народ сразу подтянулся, посерьезнел, подавляющее большинство в зону боевых действий попадало впервые. Однако до Сталинграда мы не доехали. Второго января нас выгрузили на небольшой станции в паре сотен километров от города. От самой станции мало что осталось – бомбили ее много. Кругом занесенные снегом воронки, насыпь и рельсы хранят следы многочисленных ремонтов, от станционных зданий не осталось даже стен, только возвышающиеся над общим уровнем снега сугробы указывают на места, где они когда-то стояли.
Едва мы выгрузились, эшелон ушел обратно, а нас пешим порядком, по хорошо утоптанной предыдущими колоннами дороге, отправили куда-то на юго-запад, если ориентироваться по солнцу. Ночевать пришлось прямо в открытой степи. Точнее, когда-то здесь был хутор, но от него остались только пара закопченных труб да разрытые сугробы на месте домов, где наши предшественники разыскивали топливо для костров. Ночевать на морозе у костра – жуткое дело. Спереди уже пованивает паленым шинельным сукном, а со спины пробирает мороз. Надо периодически поворачиваться. Не дай бог заснуть, можно и не проснуться, товарищи периодически толкают друг друга. Если задремать и потерять над собой контроль, то можно упасть вперед – прямо в раскаленные угли.
Утром голодные, не выспавшиеся и замерзшие, мы тронулись в путь и к полудню едва доползли до более крупного населенного пункта, станицы или поселка. Здесь были уцелевшие дома, но народу в них набилось… Внутри холодно – топить нечем, но хоть от ветра защита есть. Спать можно только сидя, ноги вытянуть невозможно. Я пристроил вещмешок под спину и расположился почти полулежа. Рядом со мной пристроился Ерофеев.
– Надолго нас сюда?
– Думаю, нет. По частям быстро распихают, чего зря такую ораву кормить.
Однако со сроками я ошибся, как и с будущим местом службы – не судьба мне была послужить в Сталинградском корпусном районе ПВО. Продажная девка фортуна выписала очередной пируэт, в результате которого жизнь моя сильно изменилась, не могу сказать, что к лучшему.
Личный
