Т-34: Т-34. Крепость на колесах. Время выбрало нас - Михаил Александрович Михеев
– Тормози.
– Старшой…
– Тормози, – Сергей быстро глянул на свою трофейную куртку. Погоны на месте, если что, пару секунд форы должны дать. У немцев, даже полицейских при исполнении, чинопочитание в крови. – Остановишься к ним бортом. Выполнять!
Селиверстов, успевший уже малость попривыкнуть к машине, остановил ее четко, как приказано. Вялость в мыслях у Сергея, правда, никуда не ушла, видать, привыкшему к адреналину молодому растущему организму прежних доз было уже маловато. А может, просто норму на сегодня уже выбрал и новую порцию вырабатывать отказывался. Поэтому через борт Сергей перебрался очень спокойно, глядя на окружающее отстраненно и безразлично. Ловко приземлился на обе ноги, сделал шаг навстречу предку гаишников и врезал не ожидавшему такой подляны немцу слева в челюсть. Тут же добавил с правой, от чего фриц рухнул, приложившись башкой о гусеницу «Ганомага», броском преодолел отделяющие его от мотоцикла пару метров. Пулеметчик, открыв от неожиданности рот, запоздал с реакцией. Расслабился, умник, не ожидал нападения и в результате словил носком сапога в лицо да с разбегу. И лишь третий немец успел отреагировать. Сообразил даже, что за автомат ему схватиться не дадут, и вместо этого встретил атакующего ударом немаленького такого кулака. Получилось больно.
Хорошо еще, скорость Сергей набрал приличную, так что остановить его удар не смог, хотя с курса немного сбил. В результате вместо того, чтобы вырубить немца, он просто сбил его с ног, смял – все же кормили его в детстве хорошо, куда лучше, чем фрица. В результате такой акселерации и весил он, соответственно, килограммов на десять-пятнадцать поболе, так что сбил, правда, и сам не устоял, рухнул рядом. И вскочили они одновременно.
– Шайзе[50]! – немец вскочил, сжимая кулаки и становясь в боксерскую стойку. Ну, что же. Два лоу-кика на левую ногу, чего этот умник с классической спортивной подготовкой явно не ожидал, а потом, когда руки немца от неожиданной и резкой боли пошли вниз, прямой в лицо. Еще один удар, снова ногой, в промежность, и незадачливый служитель свистка и жезла осел, сгибаясь, всхлипывая и держась обеими руками за ушибленную мужскую гордость. Еще один удар, на добивание – и, в принципе, все. Только болела ушибленная немецким кулаком грудь, но это, право же, такие мелочи.
Сзади раздался невнятный хрип. Сергей обернулся, но тут же позволил себе расслабиться. Все банально – Селиверстов деловито и по-крестьянски аккуратно и обстоятельно добивал немцев. Конечно, пленных как-то не комильфо, но, с другой стороны, что с ними еще делать? А потому Хромов лишь подождал, когда его товарищ завершит процесс, а потом без малейшей брезгливости помог оттащить фрицев подальше в лес и закинуть в овраг.
Тяжелее всего пришлось с мотоциклом – тяжелый, зараза, и из-за коляски неповоротливый. А лес здесь – неприятный, во всяком случае, на взгляд Сергея. Густой, сырой, темный, и постоянно будто смотрит кто-то со стороны, этак оценивающе и не слишком доброжелательно. И тащить по нему мотоцикл было не слишком-то просто. В общем, отпихали метров на десять, Селиверстов в несколько ударов топора свалил пару чахлых елочек и прикрыл железяку. От беглого взгляда убережет, а серьезную проверку ничто не обманет.
Веселье началось через пару километров, когда «Ганомаг» затрясся мелкой дрожью и встал. Интересно, и что бы это было? Примерно так можно перевести довольно длинную речь водителя. Длинную, образную, при дамах непроизносимую… А учитывая, что Селиверстов навыками автомеханика не обладал, то вопрос получился или риторическим, или с намеком, что проверять будет кто-то другой.
– Ты знаешь, – пять минут спустя резюмировал Сергей, вылезая из-под капота бронетранспортера и со злостью хлопая рукой по стальному листу. – Есть такая старая история. Начало века. Рубят мужики лес топорами. Привозят к ним новую американскую пилу. Пила говорит «Ж-ж-жик!» и перепиливает дуб. Хорошая американская техника, говорят мужики. А если, скажем, гвоздь – перепилит? Сунули гвоздь. Пила говорит «Ж-ж-жжжжик!» и перепиливает. Хорошая американская техника, говорят мужики. А если, скажем, банку жестяную – перепилит? Сунули банку. Пила говорит «Ж-ж-ж-кх-кх-жик!» и перепиливает. Хорошая американская техника, говорят мужики. А если, скажем, лом – перепилит? Сунули лом. Пила говорит «Ж-ж-крак!» и ломается. Хреновая американская техника, сказали мужики и пошли валить лес топорами. Ты понял, о чем я?
– Старшой, ты меня извини, но есть у тебя дурацкая привычка говорить длинно и заумно. Объясни по-нормальному.
– А если нормальным языком, то мы привыкли ремонтировать все с помощью кувалды и пары слов на великом и могучем… У нас, друг ситный, немецкий агрегат, который надо обслуживать, шприцевать, работать с ним аккуратно//. В общем, движок заклинило наглухо, а все потому, что за уровнем масла смотреть надо было вовремя. Ты не обижайся, я виноват не меньше твоего, но, боюсь, дальше нам топать на своих двоих придется.
Селиверстов проникся важностью момента и даже описал его. На том самом «великом и могучем». А толку-то? Крыть матом верно служивший им броневик можно было хоть до второго пришествия, от этого он не заведется и дальше не поедет. Впрочем, ему в голову тут же пришла неплохая идея – вернуться немного и забрать мотоцикл покойных немцев. А что? Для бешеных партизан две версты меньше, чем ничто. И, подумав, Сергей согласился//.
С бронетранспортера сняли только пулемет, который Хромов взвалил себе на загорбок, и две ленты с патронами. Больше у них все равно не было, а те, что имелись в мотоцикле, они не взяли. Просто запарились, отталкивая громоздкий агрегат в кусты, и забыли, чему сейчас были только рады. Стоило бы, наверное, запалить броневик, но столб дыма, который наверняка поднимется выше деревьев, будет служить врагу не хуже маяка. Вот мы, диверсанты, ловите нас. Оно, спрашивается, надо? И потом, возможно, это и нерационально, однако Сергею просто жалко было столь долго и верно служившую ему машину. Так, наверное, кавалеристам жалко запаленного коня. Поэтому он лишь похлопал его по
