Японская война. 1904 - Антон Дмитриевич Емельянов
А утром начались сборы. Отделениями должны командовать младшие и старшие унтер-офицеры, но их у нас еще не было. Вернее, имелся один-единственный прапорщик Стасов, но и он умудрился простудиться, и мы отправили его вслед за Шевелевым в Мукденский госпиталь. Так что построение провели ефрейторы, они же под строгими взглядами Клыкова и Хорунженкова заставили каждого проверить сапоги, и не зря. Это в мирное время в русской армии всем их шьют индивидуально, а вот при мобилизации — раздают по размеру. И, как оказалось, большая часть солдат даже не умела определять, что подходит, а что нет.
Ходят, сапоги гуляют — кажется, и ничего страшного. Но потом большой переход, и все, ноги в кровь.
— Пятку подними. Носок чувствуешь? В носок уперся? Нет? Следующий.
Заставив почти двадцать солдат поменять обувь, мы еще раз всех построили и на этот раз двинулись в путь. Первый переход у нас планировался короткий, до Ляояна, и уже оттуда мы свернем на юг — к Ялу и нашим позициям. Час перехода, короткий отдых, потом еще и еще. На обед будет большой перерыв, и снова несколько переходов. Я мотал на ус практику пеших маршей, дополняя то, что успел увидеть в свое время в будущем. Иногда даже задавал вопросы, надеясь, что они звучат не слишком подозрительно.
— Почему вы так подгоняете отстающих? — тихо спросил я Хорунженкова. — Все-таки первый переход. Если кто-то выбьется из сил, то у нас есть несколько телег — подхватим. Разве это так важно?
— А на все двести человек у нас будут места? — привычно ехидно ответил капитан.
— Почему на двести? — удивился я.
— Потому что стоит одному сесть и отстать от строя, как в тот же самый миг у всех остальных в головах поселится одна мысль. А почему ему можно, а мне нет? И вот уже кто-то другой даст слабину. А потом посыпятся и остальные, трезво рассудив: не будут же наказывать сразу всех. И вот мы потеряем уже несколько часов, придем в Ляоян затемно, и о нормальном отдыхе можно будет забыть. А завтра новый переход, и выступать нужно не позже половины шестого.
Я кивнул, невольно вспомнив последнее наступление Германии в Первую мировую. Кайзершлахт — Битва императора — или же наступление за мир, как они его назвали. Тогда немцам удалось прорвать фронт, а потом одна из армий за день прошла аж семьдесят километров… Прошла и после такого рывка на три дня выпала из войны, просто пытаясь опомниться и восстановиться. Так что ходить нужно уметь. Отдыхать нужно уметь. А спать… Без еды солдат может продержаться довольно долго, а всего одна ночь без нормального сна лишает его половины боеспособности. Две ночи — и он уже может быть опасен для своих.
Мы добрались до Ляояна еще засветло, времени подготовиться к нормальному отдыху было с запасом. Поэтому на следующий день все прошло по плану. До реки Ялу дошагали за четыре перехода, и здесь мы разделились. Все отправились дальше к нашей позиции напротив острова Кинтеито, ну а я должен был сначала заглянуть в ставку генерала Засулича. Нужно было представиться, познакомиться и получить мудрые распоряжения от моего нового начальства.
Сразу меня не приняли, так что появилось время оглядеть наши позиции. Река Ялу отделяла Корею от Маньчжурии и протекала в низине, окруженная холмами и горами со всех сторон. Ширина у нее была около двухсот пятидесяти метров в самом широком месте. Внушительно, но даже невооруженным взглядом было видно сразу несколько бродов, которые старательно, словно ученик, выполнивший домашнюю работу, и прикрыл своим корпусом Засулич.
Вот только я помнил, что японцы в этой войне не стеснялись строить мосты и наводить понтоны для охвата фронта, так что будет ли эта стройность иметь значение в реальном сражении? Увы, я не помнил деталей того, что нас ждет, но и так в глаза бросалась еще одна важная часть рельефа. Три острова — Киурито, Секито и мой Кинтеито — пока их удерживают наши солдаты, ни о каких стационарных переправах японцам и думать нечего.
— Вячеслав Григорьевич, — меня позвали в большую палатку, в которой располагался штаб Засулича, а судя по стоящим в углах самоварам, еще и офицерское собрание.
Помимо меня генерал пригласил двух подполковников: видимо, половину из тех, что пойдут в мой полк. Впрочем, почти сразу же я понял, как сильно ошибался.
— Полковник, рад вас видеть во 2-м Сибирском, — генерал, похожий на доброго дедушку с широкой бородой, попытался изобразить улыбку, но было видно, что он не очень доволен ни ситуацией, ни своим местом. — Позвольте представить вам подполковников Павла Анастасовича Мелехова и Степана Сергеевича Шереметева. Павел Анастасович с нами давно, а вот Степан Сергеевич попросил перевода аж из Польши. Так что прошу любить и жаловать.
— Рад знакомству, — я кивнул новеньким, пытаясь оценить, кто мне достался.
Мелехов — крупный, кряжистый, с цепким бегающим взглядом — казался немного недовольным, но прятал это за маской ревнителя устава. Шереметев, наоборот, держался расслаблено, словно для этого высокого и худого как палка дворянина вся война была не более чем развлечением. Охотник за острыми ощущениями или за Георгием, чтобы потом хвастаться им в салонах Санкт-Петербурга?..
Мы закончили с приветствиями, и я тут же перешел к делу:
— Михаил Иванович, а остальные? — я ведь помнил про штат полка: штабные должности, 4 подполковника, 16 капитанов…
— 22-й стрелковый формируется последним, так что придется подождать, пока новые офицеры прибудут с пополнениями. Впрочем, у вас шесть штабс-капитанов, даже восемь, учитывая тех, что приехали с вами. Уверен, вы справитесь, — Засулич не издевался, он ведь и сам по факту формировал весь корпус прямо на первой линии.
Причем в довольно двусмысленной ситуации. Главнокомандующий Куропаткин отдал ему приказ стоять в обороне и в случае чего огрызаться и отходить. А наместник всего русского Дальнего Востока Алексеев, наоборот, хотел идти вперед, чтобы как можно раньше показать японцам их место и минимизировать экономические потери. И
