Князь Федор. Русь и Орда - Даниил Сергеевич Калинин
Владимир Андреевич, конечно, бывает порывист и горяч — но в свои двадцать восемь лет он стал не только воином, но и искушенным воеводой. Да и отцовским уделом княжит сызмальства, и много хорошего уже сделал для своей земли. Взять хоть восстановление Димитровского кремля после набега тверчан! А мощный, дубовый кром в Серпухове, отстроенный при «Храбром»?
И как князь, Владимир Андреевич достаточно искушен и понимает глубинные мотивы тех или иных жестов «доброй воли», коим могло бы показаться предложение Кейстута о мире…
Дмитрий Иоаннович легонько пожал плечами:
— Может и уступит. А может, захочет с Олегом поратовать — но раз уж мы теперь с ним союзники, воевать с Олегом без нашего вмешательства не выйдет… Все одно Кейстут больше земли сохранит без войны, чем через брань. И потеря Козельска да Карачева, да прочих городов Карачевского княжества — это куда как меньше, ежели он потеряет также и Полоцк с Брянском, да окрестные земли!
Владимир Андреевич, немного помолчав, добавил:
— Святослав Иванович Смоленский ныне собрал дружину и осадил Мстиславль. А Брянск и Полоцк некогда принадлежал Андрею и Дмитрию Ольгердовичам…
Великий князь лишь мягко опустил руку на стол:
— Святослав Иванович прежде, чем встать на Куликовом поле, дважды ходил с тестюшкой твоим Ольгердом на Москву — али позабыл? Но раз уж именно Кейстут предлагает нам союз против татар… Что же, в таком случае потребуем, чтобы Святославу Ивановичу вернули принадлежавший отцу его Мстиславль, а Андрея и Дмитрия посадим княжить в Полоцк и Брянск… Как литовский князей в составе Литовского княжества Кейстута, а не Москвы.
В гриднице повисло неловкое, тягостное молчание. Бояре, не желающие вмешиваться в разговоры братьев-князей, продолжали отмалчиваться — а братья думали каждый о своем… Тишину нарушил Дмитрий Иоаннович:
— Оно бы и хорошо вернуть себе все русские земли. Брянск, Новгород-Северский, Чернигов… А там и до Киева рукой подать, и Волынь рядом — пусть Боброк княжит в родовом уделе! Да только пока мы с литовцами бодаться зачнем, Тохтамыш уж тут как тут — нагрянет, словно снег на голову…
Великий князь произнес имя татарского хана с таким гневом, что его младший брат зябко повел плечами:
— Что, хан требует дань?
Донской кисло усмехнулся:
— А ты думал… Мол, Мамай — всего лишь узурпатор, темник, самовластно захвативший власть в Белой Орде. Даже хвалил меня Тохтамыш в своих посланиях — мол, какой славный данник Димитрий Московский, самостоятельно покарал наглеца! А что наглец сей правил через Мухаммеда Булака, чистокровного чингизида, и что все ярлыки на Владимирское княжение шли через него, да почившего отца, Абдуллаха, так то Тохтамыш словно и не знает…
Посерьезневший — и даже несколько побледневший Владимир Андреевич напряженно вопросил:
— Что же думаешь, великий князь — снова дань платить?
На последних словах Храброго встрепенулись присутствующие за столом бояре, широко раскрыв глаза от негодования. Но прежде, чем раздались бы их возмущенные крики, Дмитрий Иоаннович уже взял слово:
— За что же тогда дрались на Куликовом поле⁈ Действительно за Тохтамыша ратовались с Мамаем, за «законного» хана пролили кровь тысячи русичей⁈ Ну, уж нет! Сегодня заплати дань, завтра Тохтамыш отправит ярлык на великое княжение Тверскому князю аль Кейстуту, послезавтра пришлет фряжских торговых гостей… Чтобы те подмяли наших купцов — ну ровно, как у ромеев? Да открыли храмы латинские, да стали проповедовать, раскалывая русичей еще и по вере⁈
От возмущения у великого князя аж голос перехватило:
— А ведь наша вера Православная только Русь и единит — Русь Московскую и Литовскую, Рязанскую да Новгородскую! Только ей и остаемся едины… Вон, того же Святослава Ивановича Константинопольский патриарх как одернул — так только тогда Смоленский князь за голову и взялся, начал нам помогать! А ведь прежде с литовцами на Москву ходил…
Чуть успокоившийся, повеселевший Серпуховский князь приосанился, положив руку на рукоять клинка:
— Значит, вновь воевать с татарами будем?
Усмехнулся великий князь — да невесело усмехнулся, тяжко выдохнув прежде, чем ответить:
— И воевать страшно… Мамай привел на Куликово поле всю Белую Орду — но что-то еще осталось у него после сечи, раз от Крыма хотел изгоном идти на Русь. А за Тохтамышем теперь и обширные степи Синей Орды, и войско Урус-хана, не давшееся Тохте… А там и грозный Темир-Аксак, помогавший Тохтамышу занять Синюю Орду! Сколько Урус-хан громил Тохтамыша — дважды, трижды?
— Два раза.
— Верно, два раза… И войско Синей Орды не было разбито в бою. А значит, по большей нужде Тохтамыш сможет собрать и двадцать, и тридцать тысяч нукеров, и большее число воинов, если потребуется…
Владимир Андреевич задумчиво огладил русую бороду:
— У Мамая на Куликовом поле также было три тумена.
— Ну, так не только конных ордынцев привел темник — он собрал всех, кого можно… Но и мы едва ли не со всей русской земли выставили двадцать тысяч ратников — да сколько их теперь в земле-то лежит⁈ Едва ли не половину войска потеряли убитыми и ранеными — и только две тысячи воев смогли на ноги поставить от общего числа увечных… А ежели на брань с Тохтамышем еще и не все князья соберутся?
Младший брат обескуражено покачал головой:
— Что-то не пойму я тебя, княже… Дань ты платить не хочешь, но и воевать отказываешься? Как же тогда быть?
В этот раз Дмитрий Иоаннович ответил твердо:
— Землю свою защищать от поганых, коли придется… И молиться о том, чтобы не пришлось.
Владимир Андреевич согласно кивнул, после чего все же уточнил:
— Но как же мы будем биться-то с Тохтамышем, коли все одно пойдет хан на Русь?
Донской, немного помолчав, ответил:
— Ну, вот видишь, ты сам принес известием о мире с литовцами. А раз Кейстут предлагают союз против татар, то мы теперь не удара в спину от Ягайло будем ожидать, а Полоцких и Новгород-Северских, да Брянских полков в полном составе! Надеюсь, вновь придет на
