Формула Бога. Восхождение - Юрий Витальевич Яньшин
— Да-да, — перебила она его, улыбаясь. — Я в курсе. Лично принимала гравиграмму оттуда. Вас будут награждать орденом. Кстати, я вас поздравляю!
— Спасибо, Ирия! — ответил он, отмечая про себя, что ему все больше и больше нравится произносить ее имя. — Так вот, в приглашении, если вы помните, сказано, что я могу взять с собой на мероприятие кого-то еще одного по личному усмотрению.
— И вы… — начала, было, она.
— Да! — подхватил он с жаром. — И я очень прошу вас, если конечно это не составит вам труда и не отвлечет от чего-то, более важного, составить мне компанию.
— Но почему я? — опять растерялась она, заливаясь краской смущения. — Я думаю, что многие хотели бы оказаться на моем месте.
— Знаете, что, Ирия, — уже без театрального пафоса проговорил он. — Как-то так сложилось, что за почти три тысячи лет, пока я не вылезал из командировок, у меня совсем не оказалось друзей. Приятелей, знакомых, сослуживцев, соседей полно, а вот с друзьями дело не сложилось. Я вот вчера вернулся домой из последней командировки, а встретить-то меня и некому было, хотя многие, я уверен, знали, что это моя последняя отлучка. Ни письма в почтовом ящике, ни смс-ки. И так, понимаете, муторно на душе стало, что и словами не передашь.
— Да. Я вас хорошо понимаю, — кивнула она задумчиво.
— А тут вы вчера… И ваша улыбка… Единственная такая искренняя улыбка за весь день, что мне показалось, будто вы единственная кто по настоящему рад моему возвращению, хоть я и не знаком был с вами.
— Да, — опять согласилась она. — Это очень плохо, когда тебя не встречают и хоть изредка не улыбаются. Я тоже пережила нечто подобное в свое время. Конечно, мои переживания — ничто, по сравнению с вашими переживаниями, но они были и оставили след в моей памяти.
— Вот я и подумал обратиться к вам. Это раньше, можно было отсутствовать по пятьдесят лет, и вернувшись застать то же самое, что было до командировки. А сейчас, прошло всего почти тридцать лет, а я себя чувствую, как слепой в незнакомом ему месте. Мир так стремительно меняется вокруг нас, что мне без вашего кураторства никак не обойтись.
— И в качестве кого вы меня приглашаете на это торжество? — с легким испугом поинтересовалась она.
— В качестве ангела-хранителя, конечно.
— Ну, я еще могу понять, что в быту вам необходима помощь, пока вы не привыкнете к новой обстановке, но там — в штаб-квартире, что вам может угрожать? — с лукавинкой в голосе спросила девушка.
— Скажу вам по секрету, даже полковники нуждаются в охране. А уж тем более такие одинокие, как я. Мы, я имею в виду, прежде всего себя любимого, являемся самой уязвимой частью общества, — почти серьезным голосом сообщил Захария, чуть понизив голос. — Не верите? Спросите у шефа.
Тут как по заказу открылась дверь из кабинета, и на пороге приемной появился Гавриил:
— Ты почему все еще здесь? — обратился он к Захарии. — Я куда тебе велел идти не мешкая?!
— Да, вот, — открыл рот полковник, но генерал не дал сказать.
— Не успел вернуться, как следует, а уже охмуряет нашу любимую секретаршу?! — воскликнул он, и приоткрыв сильней дверь в свой кабинет и крикнул в его пустое пространство. — Остап Ибрагимович, там ксендзы нашего Козлевича охмуряют!
— Какую-какую секретаршу?! — принимая игру шефа, нарочито оттопырив рукой ухо, спросил Захария.
— Нашу! Любимую! — притворно набычился шеф.
— А Олимпиада Дормитонтовна в курсе, что она наша и любимая? — настырничал тот, кого назвали ксендзом.
— Что?! — громыхнул генерал. — Имеет место грубый шантаж со стороны внеземного противника!
Ирия, красная, как только что сваренный рак, недоуменно переводила взгляд с одного актера разговорного жанра на другого и решительно ничего не понимала из их малопонятного диалога. Нужно было проработать с шефом, бок о бок, не одно столетие, для того чтобы привыкнуть к его манере общения. Наконец «театр у микрофона» закончился, и Гавриил перешел к кинофильмам, спросив с интонацией хулиганистого подростка:
— А что это вы тут делаете?
— В картишки дуемся, — опять подхватил Захария, но решил дальше не продолжать испытывать на прочность нервную систему девчонки, а потому закончил. — Вот, предлагаю Ирии быть моим ангелом-хранителем на вечернем мероприятии.
— А она что ответила?
— Пока не знаю. Не успела сказать.
Гавриил повернулся всем телом к уже начинающей оправляться от пережитого стресса девушке, и страшно вращая в разные стороны выпученными глазами, скомандовал:
— Младший лейтенант Литвинова!
Девушка, заученно вскочила с места и вытянулась по стойке «смирно», прищелкнув под столом туфлями.
— Приказываю немедленно принять вышеназванный объект под личную охрану! — начальственным тоном повелел он, а затем, оглядев «объект» сверху донизу, добавил пояснительно, как бы самому себе. — Принять со следующими характеристиками: качества среднего, не бывшего в употреблении, пробега немалого, в капремонте не нуждающегося, не битого не крашеного, без опознавательных знаков и инвентарных номеров.
— А че сразу среднего качества-то?! — уныло прогнусавил «объект».
— Объект, помолчите! — сурово оборвал его шеф, и уже обращаясь к вновь начинающей наливаться краской девушке, произнес. — К охране приступить после окончания рабочего времени.
— Есть приступить! — все еще алея маковым цветом, вскинула руку к виску.
Однако шеф не унимался, и напоследок решил выжать максимум из этого эпизода, вконец добивая Ирию своим солдафонским юмором:
— Инвентарный номер проставите сами после апробации и взаимного обмена поршневыми кольцами в соответствии с правилами органов записи гражданского состояния.
Захария затаил дыхание, не решаясь в это время поднимать на нее глаз, так как даже кожей ощущал идущий от девушки жар смущения и немого негодования.
— А ты тут не задерживайся надолго, у тебя еще важная встреча предстоит сейчас, — уже совершенно серьезно обратился генерал к нему и ушел в кабинет, прикрывая за собой дверь.
Когда дверь за начальником закрылась, Захария позволил себе немного глотнуть свежего воздуха. Вдох был каким-то неубедительным и больше походил на всхлип младенца. Девушка по-прежнему стояла столбом, лишь слегка ослабив осанку. Уже проклиная в душе все на свете, а паче того шефа с его шутками ниже пояса, Захария прервал неловкое молчание:
— Вы уж простите его. Он у нас такой. Не понимает разницы между мужчинами и женщинами. Солдафон одним словом.
— Да нет, — возразила она, очнувшись от пережитого и усаживаясь на свой стул. — По-моему, он то, как раз
