Олигарх 3 - Михаил Шерр
Состояние его было тяжелейшее, заострившиеся черты лица, глубоко запавшие глаза и сиплый голос, солдат часто и тяжело дышал, стонал и только просил пить. Несколько раз у него была рвота, а простыни под ним моментально промокали.
Когда мы с генералом вошли в палату, перед несчастным рядовым стояли со сжатыми кулаками двое госпитальных лекарей, закрывая собою больного от Матвея и Германа.
У губернатора недаром была репутация боевого генерала, он мгновенно сориентировался в обстановке и прорычал:
— Прочь, болваны! А вы, сударь, — это он уже обращался к Матвею, — если ошибетесь, на каторгу пойдете! — в этот момент я представил себе генерала на поле боя когда он вел в атаку свои батальоны.
Генерал пулей выскочил в госпитальный коридор. Я тут же вышел следом.
— Хорошо, князь. Действуйте. Всё делайте от моего имени, двое адъютантов всегда будут при вашей персоне. Ваш зять пусть руководит госпиталем.
Матвей занялся лечением больного, Герман начал делать какие-то анализы, а я с двумя врачами и двумя фельдшерами начал разбираться откуда и как пришла холера.
Долго искать не пришлось.
Оренбургский губернатор к возможности появления холеры относился серьёзно и опасаясь её появления, приказал караваны из Средней Азии останавливать и досматривать еще в степи, на подходах к Оренбургу.
Несколько дней назад навстречу одному из таких бухарских караванов был направлен чиновник для особых поручений с казаками и солдатами. Купцов остановили и начали проверку. Купцы поклялись на Коране, что среди них нет больных. После этого они распаковали свои тюки и начали бросать друг в друга куски шерсти и хлопка.
Апофеозом проверки было закусывание этого «блюда» сухофруктами и сладостями, которые были в караване.
На этом проверка закончилась и купцов пропустили.
Рядовой Иванов был среди солдат, проверяющих караван и я резонно решил, что именно эти купцы принесли эту заразу.
Сопоставив даты я решил, что бухарцы где-то недалеко, возможно даже еще и не пришли в Оренбург. И действительно караван был еще в степи.
Целые сутки бухарцы переупаковывали распотрошенные тюки. А потом еще сутки собачились и выясняли отношения. Только после этого эти горячие бухарские парни тронулись в дальнейший путь. По моему приказу караван остановили и всех допросили повторно.
Я сразу предположил, что кого-то при первом досмотре пропустили. И виновника торжества нашли очень быстро. Разъяренные казаки не церемонились и всех купцов и караванщиков допросили по несколько раз под бдительным контролем моих сотрудников.
Через пару часов они нашли караванщика, который во время прошлой проверки просто спрятался и его пропустили. Вид наших казачков его впечатлил и он рассказал, что чуть ли не середины пути мучается животом, но сейчас все почти прошло.
Разговаривать с дрожащим от страха забитым и запуганным караванщиком было сложно. Но нам удалось разобраться и понять, что заболел он на пятый день после ухода из бухарских пределов.
Потом я допросил купцов и сказал, что если они сейчас же не ответят честно на мои вопросы, то половина из них пойдет тут же в Сибирь, верблюдов я прикажу забить, товары сжечь, а вторая половина с голым задом пойдет обратно.
Тут они и раскололись. В Бухаре холера народ косит тысячами. Нет ни одного даже маленького кишлака, где бы не болели и не умирали, а в некоторых местах умирает чуть ли не треть заболевших.
Особенно свирепеть холера начала последние недели две перед выходом каравана. Почти все купцы и караванщики уже ей переболели.
Во время моих допросов присутствовали оренбургские офицеры и через несколько минут я прекратил попытки пресечь их комментарии. У меня, честно говоря, от них даже немного уши подзавяли.
К вечеру Оренбург и его окрестности были закрыты санитарными кордонами. Матвей собрал всех причастных к лекарскому делу и прочитал большую лекцию. Авторитет губернатора, а больше разгоны и казачьи плети, которыми он уже начал награждать налево и направо, закрыли рты всем сомневающимся и несогласным.
Особо Матвей напирал на профилактику холеры, контроль и безопасность источников воды и личную гигиену.
В том, что это холера, он и Герман не сомневались. Они уже накопили приличный материал в Петербурге, разглядывая в микроскоп препараты, полученные от разных страдальцев животом и Герман, который у нас постепенно становился главным микробиологом, сразу же заявил, что такого они еще ни разу не видели.
По моей просьбе генерал лично и «душевно» поговорил с местным духовенством и оно сразу же стало помогать нам.
К огромному удивлению местных лекарей «дикие» методы приехавших столичных умников сработали, рядовой Иванов потихоньку перестал умирать, а затем и начал выздоравливать.
К репрессивным методам я прибегал уже как к последнему аргументу и это на фоне большой разъяснительной работы сработало. Правда всех моих сотрудников иногда даже легкий ветерок валил с ног, но они добились главного — доверия оренбуржцев.
Каждый день с утра до вечера Матвей проводил занятия с местными лекарями, их помощниками и добровольцами из мещан, казаков и солдат. Отдельно он прочитал лекцию местным батюшкам.
В начале сентября стали появляться другие случаи холеры. Все больные были из окрестностей Оренбурга, только был один больной из соседнего уезда. Посланная туда бригада быстро нашла нарушителя карантина, сумевшего с проблемами живота улизнуть из Оренбурга.
За пару дней до появления других случаев холеры, оренбургские власти начали выражать недовольство моей деятельностью и начало даже звучать слово самодурство. Но появление других случаев холеры и три смерти в первых числах сентября заставили всех замолчать.
После первых смертей штаб-лекарь госпиталя по приказу губернатора послал рапорт в медицинский совет Петербурга и на следующий день заболел сам, а за ним еще и десяток из окружения самого губернатора.
Но эта публика оказалась очень сознательной и сразу обратилась к специалистам — приезжим докторам. Поэтому у них обошлось без смертей.
К началу октября поток холерных больных иссяк. Всего в двух уездах было почти пять сот случаев болезни и сорок смертей. Среди умерших было двое помощников лекарей.
Губернатор Эссен как мог помогал мне. По его приказу во всех уездах срочно стали организовывать уездные больницы и почти две сотни человек прошли обучение у Матвея.
В середине октября мы покинули Оренбург. Один из наших докторов по просьбе генерала Эссена остался.
Ехали мы медленно, делая короткие остановки во всех городах где было мало мальское количество докторов.
К моему удивлению многие скептически приняли наши успехи и подвергли сомнению эффективность предлагаемых мер. Особенно ожесточенные дебаты возникали вокруг методов лечения идущих в разрез с теорией миазмов. И здесь главным аргументом была фраза, а вот на Западе.
Я был готов лицо быть этим упертым западофилам, которые считали, что все умное идет из Европы, а мы сиволапые должны только слушать их, открыв рот.
В Арзиново я буквально заскочил на денек и отдохнул там душой. Как же там стало хорошо, прямо раи летают. Один из наших фельдшеров за очень не малое жалование согласился переселиться в мое имение.
В Питер мы вернулись пятнадцатого ноября. В наше отсутствие сестра стала мамой, а Николай Андреевич обвенчался с Вероникой. Чему я был очень доволен, в моих планах он должен быть одним из моих капитанов и его скорейшее бракосочетание было крайне желательно.
А Государь Николай Павлович конечно кремень, даже в этой ситуации он не смог переступить через себя и благодарность от него я получил через Бенкендорфа. Также как и предложение о компенсации расходов. От компенсации я отказался, предложив направить эти средства на подготовку кадров для борьбы с холерой.
Политический итог 1829-ого года уже был подведен, всё произошло как я предполагал, все ставки сработали и в Пулково меня ждали сообщения из Лондона. Моя кубышка значительно пополнилась и предложенная царем компенсация была просто смехотворной.
Во многом благодаря авторитету и безоговорочной поддержки шефа жандармов, московские и столичные доктора согласились с Матвеем и его рекомендации начали рассылаться по губерниям. А на Кавказ, в Астрахань и в армию, выходящую с Балкан после победоносно завершенной войны, поехали чрезвычайные комиссары ведомства генерала Бенкендорфа.
С каждым из них был врач и два фельдшера из тех, кто был в Оренбурге. Помимо этого Матвею было предписано к марту месяцу 1830-ого подготовить еще дополнительные кадры борцунов с грядущей эпидемией.
Особенно серьёзная бригада ехала в Астрахань. В моем присутствии Бенкендорф пообещал своему офицеру пожизненную
