Книга Розы - Си Джей Кэри
К Розе приходили. В один прекрасный день несколько месяцев назад, когда она вернулась домой с работы, они ждали под дверью. Мужчина и женщина в сине-красной форме АСК — «Амт фюр Социаль унд Киндерполитик» — Управления социальной и детской политики. В просторечии АСК называли «Ассоциацией сопливых киндеров». Англичане любили давать всему шутливые названия: насмешки над жуткими учреждениями щекотали самолюбие, позволяя чувствовать себя немного независимыми и создавая иллюзию превосходства.
Агенты АСК принесли с собой пачку анкет и завуалированные угрозы, связанные с неудовлетворительным семейным положением Розы. Ей запомнился завистливый взгляд, которым приземистая лени с бородавкой на подбородке обводила ее комнату, изрекая стандартный набор запугиваний и увещеваний: «Согласно предписаниям Розенберга, взрослым женщинам положено состоять в браке. Незамужнее состояние ставит под угрозу привилегии, которые дает ваш статус. Есть очень много женщин класса один, которые с радостью въедут в такую квартиру».
— Если будешь медлить, можешь навсегда остаться одна, без детей, — проворчала Селия. — И что тогда будет? Не дай бог, тебя переклассифицируют!
Вполне возможно. Статус женщины понижается, если она совершает преступление или нарушает установленные правила, а нежелание иметь детей означает пренебрежение интересами государства ради собственных, что само по себе расценивается как асоциальное поведение. Могут переселить в жилье похуже: в общежитие с одной кухней и туалетом на несколько семей.
Селия грызла ноготь.
— Если с Мартином ничего не получится, у Джеффри есть друг, который будет счастлив с тобой познакомиться. — Ее лицо просветлело. — Славный малый, стоматолог. Или был стоматологом, пока не ушел на пенсию.
Пенсионер. Кого еще может предложить Джеффри? Коричневые от никотина пальцы, пожелтевшие белки глаз и розовые лысины, едва прикрытые остатками волос. Многие отличались тугоухостью, что, в общем, не имело значения, поскольку они предпочитали говорить сами. При этом, несмотря на почтенный возраст, друзья Джеффри всегда смотрели на жизнь очень оптимистично и постоянно распространялись о том, что все не так уж и плохо. «Все могло бы быть гораздо хуже», — их любимая присказка.
Так оно и есть. Существующая система вполне устраивает пожилых мужчин. Большинство ничего не имело против классификации женщин и получило возможность выбирать себе молодых, со свежей кожей и упругим телом. Выбор официальной сожительницы мужчины определялся ее кастой, но ничто не мешало ущипнуть за задницу юную грешу или хозяйской рукой привлечь к себе магду, если понравится.
Что же до женщин, чего им остается ожидать? Романтических чувств?
— Стоматолог… Это об этом ты хотела со мной поговорить?
— Не совсем. — Селия покрутила двумя пальцами локон и задумчиво посмотрела на сестру. — Мне нужно кое-что тебе сказать. О папе.
Роза ощутила укол тревоги. Она выпрямилась в кресле и поставила стакан на столик.
— Папа? С ним все в порядке?
— Да, конечно. Точнее, не совсем. — Селия обнаружила на юбке маленький катышек и пыталась его снять. — Джеффри, то есть мы оба, считаем, что ему будет гораздо лучше в учреждении.
— Учреждении? Что за учреждение?
— Дом престарелых. Вроде больницы. Там за ним будет постоянный уход. Мама уже не выдерживает его вечных припадков. У нее совершенно издерганы нервы. Она измучилась.
— Неужели ты хочешь упечь отца в богадельню?! С ним все в порядке. Он абсолютно в здравом уме. Учитывая, что ему пришлось пережить в траншеях в восемнадцатом году, неудивительно, что время от времени он раздражается. Это нервный стресс, нам же врач объяснял. Даже название для этого есть: посттравматический синдром.
Селия надула губы.
— У врачей для всего найдется красивое название. Но названия ничего не меняют. Его припадки — это безумие. И он становится все хуже и хуже.
— И что ты хочешь сказать?
Селия избегала ее взгляда и продолжала бороться с катышком на юбке, теребя его пальцами.
— Неужели вы уже это сделали?
Селия подняла на нее голубые глаза, и в их спокойном взгляде не было ни тени извинения.
— Боюсь, что так, дорогая. Появилось место, и вчера мы его туда отвезли. Мы ездили вдвоем с Джеффри.
— Почему же вы мне ничего не сказали?
— Не хотели тебя беспокоить, отрывать от важной работы. Мы можем съездить навестить его на следующей неделе. Когда он там освоится.
Роза почувствовала, как к лицу приливает кровь и бешено бьется сердце. Она встала.
— Как ты могла поступить так эгоистично?!
— Было бы эгоистично поступить иначе. Подумай сама, что это значит для семьи. Психические болезни наследственные, ты же знаешь.
— Папа не сумасшедший. Он, пожалуй, более здравомыслящий, чем все остальные. Он ранен на войне…
— О таких вещах ползут слухи. А мне нужно думать о Ханне. Что будет, если во время ее классификации выйдет наружу, что у нее дед с неустойчивой психикой? Как она может стать гетш, если в семье есть сумасшедшие? Все ее будущее под угрозой.
— И ты решила пожертвовать папой.
Селия пожала плечами.
— Материнство — это сплошные жертвы. Сама поймешь, если когда-нибудь станешь матерью.
Роза больше не могла это слушать. В смятенных чувствах она подхватила сумочку и пошла к двери. Бесстрашного доброго папу заперли в дом престарелых, лишив его любимой собаки, сада, всего, что ему было дорого! У нее выступили на глазах слезы, но она не хотела показывать их Селии.
— Сама подумай! — крикнула Селия вслед сестре, пока та с пылающими щеками шагала прочь. — Маме так. гораздо лучше. Теперь она сможет через две недели вместе с нами посмотреть на торжества. Разве можно ее упрекать, а? Всем хочется посмотреть на коронацию.
Глава пятая
Когда-то между ними все было иначе.
Возвращаясь по улицам Клэпема обратно к станции и чувствуя, как красный туман гнева постепенно рассеивается, Роза вспомнила тот день, когда объявили о создании Союза.
Размышлять о старом режиме, а тем более обсуждать его с кем-нибудь официально не одобрялось. И все же Роза, как и все остальные, ясно помнила события того дня, словно вытравленные кислотой из памяти.
Стояла прекрасная погода. День угасал, наполненный нежным дыханием лета. Безоблачное, ярко-синее небо, усыпанные плодами яблони, они с Селией играют в бадминтон в саду. Она до сих пор помнила ощущение гравия под подошвами парусиновых туфель и влажной от пота рубашки, когда они, раскрасневшиеся, вошли в дом и обнаружили взрослых у радиоприемника с напряженными, озабоченными лицами. Гостиная с цветастыми обоями и розово-зеленым узором ковра казалась естественным продолжением сада. Мягкий солнечный свет заливал комнату, и всё здесь — от часов восемнадцатого века на каминной полке до китайской вазы на ломберном столике с синими свитками и потрескавшейся эмалью — выглядело вечным, незыблемым.
