СССР 2010 Жить стало лучше, жить стало веселее! (СИ) - Алексей Викторович Широков
— То есть ведёшь аморальный образ жизни, — припечатал меня Ромка. — Всё с тобой ясно, Чобот. Как был хулиганом, так и остался.
— Ложь и провокация! — я открестился от злостных инсинуаций. — Во-первых, я сразу ничего не обещаю, так что не надо мне тут аморалку шить. А во-вторых, мы живём в свободном советском обществе, и не надо тут свои мещанские ценности устанавливать. Советская женщина — свободная личность и имеет право делать то, что хочет, если это не противоречит уголовному и административному кодексу. Возраст согласия у нас — шестнадцать лет, то есть государство уже даёт добро на любые отношения. Включая самые интимные. Причём, если они перерастут во что-то большее, к этому тоже нет никаких препятствий. Ты, кстати, знаешь, что у нас официально разрешено многожёнство?
— Это как? — опешил Ерёмин. — Брешешь!
— Возьми кодекс и почитай, — я с превосходством уставился на друга. — В нём нет статьи за многожёнство. И ни в одном законе или акте не сказано, что жена должна быть одна. В среднеазиатских республиках это вообще норма. Там, правда, по традиции, не больше четырёх жён брать можно, а по факту, старшая может и в райком партии пожаловаться, если попытаешься её на молодую променять.
— Раньше была, — показала внезапные знания Зосимова. — Её во время войны отменили. Тогда мужиков мало было. Бабушка рассказывала, что, бывало, один вернувшийся с фронта на половине деревни женился.
— А, ну про это я слышал, — сообразил Роман. — А разве потом снова не приняли закон?
— Не, — я наткнулся на этот факт случайно и нехило так офигел, но, заинтересовавшись, попытался раскопать побольше информации. — Решили зайти с другой стороны. Не ограничивать и плодить безотцовщину, а действовать через партию и комсомол. Продвигать значимость одного партнёра и привычной ячейки общества. Так что сейчас, если кто-то захочет жениться на двух девках, с ними сначала будет партком разговаривать. Но в целом если задаться целью, то всё возможно.
— А ты, значит, хочешь гарем завести? — снова подколола меня Ленка. — Кобель ты и есть, кобель.
— Вот не надо на меня напраслину возводить, — я сурово цыкнул на ехидную мелочь. — Знаешь, чем на самом деле карается двоежёнство? Двумя тёщами. А искать сирот мне лень. Да и я уже сказал, пока хочу просто погулять. Рано мне ещё о гаремах думать. Дел невпроворот, спать когда не знаю, а тут ещё гаремы. Не-не, это без меня. Я лучше вон сейчас пойду, на дискотеке с какой старшеклассницей замучу. Чтобы погулять и разбежаться без проблем и обязательств.
— Ну-ну, давай, — расхохотался Ерёмин. — Так они и пойдут с малолеткой гулять.
— А это как приглашать будешь, — я подмигнул мигом стушевавшемуся другу. — Это ты подкабл… однолюб, от Машки ни на шаг не отходишь. А я птица вольная, куда хочу, туда лечу.
— Ничего, что я здесь? — Зосимова была сегодня на удивление дерзкой, и куда делась так пугливая стесняшка, которая от меня пряталась за спину Поляковой. — Семён, ты хоть бы постеснялся!
— Чего? — не понял я. — У меня что, ширинка расстёгнута?
— Язык у тебя без костей, — вздохнула Лена и скинула куртку мне на руки, однако поблагодарила, впрочем, тут же наехав: — Спасибо. Ты мне танец должен. Нет, два!
— Чой-то вдруг? — я даже опешил от такой наглости.
— За то, что я переживала за тебя, когда с Разрядниками в драку полез! — отрезала мелкая. — А за то, что прятался от меня — идёшь провожать до дома! И не спорь!
— Обломались тебе старшеклассницы, — жизнерадостно заржал Ерёмин, а я вздохнул. Всё-таки, когда Ленка меня боялась, было жить как-то проще.
Глава 5
— Значит, ты шугалась меня из-за того, что я всем растрепал, что тебя мацал на дискаче? — мне хотелось дать себе же по лбу, но я сдерживался, потому что и сам в этом возрасте был таким же идиотом. — Дела… Извини. Дурак был, хотел казаться крутым, вот и лязгал языком.
— Кому сказать, не поверят, — захихикала Ленка, оказавшаяся далеко не такой тихоней, как я себе представлял, скорее наоборот, что заставляло меня задуматься, а что я вообще знаю о своих одноклассниках. — Чобот извиняется! Надо пометить этот день, чтобы потом не забыть.
— Ладно тебе, — я немного смутился. — Сам виноват, накосячил, значит, обязан извиниться. Это раньше я балбес был, не понимал простейших вещей. Вот и творил лютую дичь. С гопарями вон связался. Но сейчас всё, другая жизнь!
— Да уж, — стала серьёзной Зосимова. — Сказал бы кто, что ты стихи писать будешь, да какие, ни в жизнь бы не поверила. Надежда Ильинична даже плакала и сразу нас в концерт поставила. А ты же придёшь на репетицию, остальные песни послушать?
— Куда я денусь, — мне действительно не особо хотелось идти, да и совесть чутка грызла, но и отвертеться вариантов не было, — конечно, приду. Но только как зритель. Вы и так всё сделали по высшему разряду. Ты вообще гений, буквально на коленке написала отличную музыку и аранжировку сделала. И я верю… нет, точно знаю, что всё будет на пять с плюсом.
— Спасибо, — Лена потупилась, а потом вдруг захлюпала носом. — Я думала, тебе не понравилось! Ты даже ни разу на репетиции не бы-ы-ы-ыл!
— Лен, ты это… ты чего?! — я от неожиданности опешил и застыл, не зная, что делать, за что хвататься. К такому меня жизнь не готовила. Никогда не умел успокаивать женщин. — Да всё мне понравилось! Я и на репетиции не ходил, потому что ничего в этом не понимаю. Думал, что вы сами сделаете как положено. И ведь получилось. Лен, не реви а? Ну хочешь, тресни меня по башке, что ли! Я чурбан бесчувственный, балбес, что поделать-то.
— Нагнись, — хлюпанье вроде стало меньше, так что я тут же выполнил просьбу. И снова опешил, когда вместо удара меня поцеловали, прямо в губы и погладили
