Южное направление - Евгений Васильевич Шалашов
Тело Кузлевича переложили на заднее сиденье, а мы с Иосифом Виссарионовичем уселись вперед. Я думал, что доведу машину до Львова, но горючка и на самом-то деле закончилась, может, бак пробили, может еще что. Решил, что придется добираться верхом, но бойцы нашли изящный и необычный выход — в автомобиль впрягли двух лошадок, а мне оставалось только крутить баранку.
После всего случившегося мы со Сталиным ощущали себя если не друзьями, то боевыми товарищами.
— Иосиф, — протянул мне товарищ Сталин руку.
— Владимир, а можно просто — Володя, — отозвался я, протягивая Сталину правую руку и стараясь справиться одной левой. Поверьте, без гидроусилителя руля управлять автомобилем довольно сложно, хотя дорога и шла почти по прямой.
Лестно, разумеется, когда такой человек, как товарищ Сталин, предлагает обращаться к нему по имени, но…
Водрузив правую руку обратно на руль, я сказал, после некоторой заминки:
— Только, вы не обидитесь, если я вас по-прежнему стану называть товарищ Сталин? У меня язык не повернется называть по имени человека, который старше меня и по возрасту, и по опыту. И вообще…
— Как хотите, Володя, — пожал плечами Сталин, хотя мне показалось, что он немного обиделся.
— Иосиф Виссарионович, только вы-то меня на ты называйте, — попросил я. — Вам можно. Да и мне приятнее, если на ты и по имени.
— Как скажешь, — усмехнулся Сталин. Посмотрев на меня, сказал: — Только не обессудь Володя, если на официальных мероприятиях стану называть тебя на вы и по имени — отчеству.
— На официальных, это само — собой, — кивнул я.
Конечно, переживу. Кстати, либо я уже привык к разговору, либо у Иосифа Виссарионовича снова исчез акцент? Все страньше и страньше.
Товарищ Сталин откинулся на сиденье и слегка прикрыв глаза негромко запел. Пел он хорошо — а какой грузин поет плохо?
— Сакварлис саплавс ведзебди,
Вер внахе дакаргуликхо,
Гуламосквнили втироди:
«Сада хар чемо Сулико»!
Послушав и уловив по мотиву, что эта песня о прекрасной девушке угнанной в османскую неволю, я принялся подпевать, стараясь петь потише:
— Увидал я розу в лесу,
Что лила, как слезы, росу.
Ты ль так расцвела далеко,
Милая моя Сулико?
Ты ль так расцвела далеко,
Милая моя Сулико?
Вот так вот, под двухголосое пение «Сулико» на двух языках мы въехали в город Львов. Утром, когда я сюда приехал, а меня повезли в расположение шестой дивизии, времени и желания рассматривать город не было. А зря, между прочем. Львов — красивейший европейский город. Чем-то он напоминал Прагу, а может Вену или какой-нибудь другой европейский город, но у него есть свои неповторимые черты — барокко соседствует с ренессансом, готические соборы стоят неподалеку от православных храмов, помпезные здания, выдержанные в «казарменном» стиле эпохи Габсбургов «трутся» о модерновые постройки конца прошлого, то есть девятнадцатого века. Даже артиллерия Юго-Западного фронта, изрядно поработавшая накануне прорыва Красной армии, не смогла нанести существенных разрушений, хотя опытные архитекторы и считают, что лучшее средство внести изменения в архитектурный облик города — это хорошая артподготовка.
Я опасался, что наше транспортное средство вызовет нездоровое любопытство и насмешки, но нет. Народ не косился, смеха я тоже не слышал. Похоже, здесь никого не удивлял автомобиль запряженный лошадьми. А может, гарцевавшие вокруг нас вооруженные до зубов кавалеристы отбивали у зевак охоту шутить?
— Володя, притармози, — попросил меня Сталин, когда мы проезжали мимо одного из домов. К слову сказать, довольно скромного. Судя по красному знамени на крыше — это и есть политотдел Юго-Западного фронта, в котором его сотрудники и работали, и жили.
Легко сказать, притормози. А как мне это сделать, если у меня нет поводьев? Пришлось прибегнуть к «звуковым сигналам». К моему удивлению, заслышав «Тп-рру», кони встали. Ишь, получилось.
— Володя, я сейчас за шоколадкой схожу для жены комиссара, а ты здесь падажди. Я бы тебя пригласил, чтобы по маленькой выпить, но раз ты челавек непьющий, то приглашать не стану, — улыбнулся товарищ Сталин, а потом кивнул на здание: — И нэ хочу товарищей пугать. Услышат, что сам Аксенов приехал, из окон начнут выкидываться.
Вот какая у меня репутация. Не знаю даже, радоваться или огорчаться. Но ни переживать, ни радоваться не стану, а восприму все, как есть. А потом произошло то, чего со мной никогда прежде не происходило — мне вдруг захотелось выпить. Вроде, бывали переделки и пострашнее, но такого желания снять стресс никогда не возникало, а здесь…
Опасаясь, что Сталин развернется и уйдет, торопливо сказал:
— А знаете, товарищ Сталин, я бы сегодня выпил. Немножко.
— А «множко» я не налью, только по рюмочке, — усмехнулся Иосиф Виссарионович, кивая на здание РВС. — Давай, выхади.
Открывая дверцу кабины, я спросил:
— А как же товарищи? Если начнут из окон выскакивать?
— И хрэн с ними, пуст выскакывают, — совершенно серьезно отозвался Сталин, помогая мне выйти из машины. — Убъется какой дурак, пахароным.
Глава 5. Те же и Берзин
Бронепоезд уходил от Львова, который я так и не осмотрел. Жаль, конечно. Впрочем, коли в этой истории мы его полякам не отдадим, то приеду специально на экскурсию, если появится время, и партия с правительством позволят. А нет, то уж как-нибудь переживу. Наверное, лучше бы Львов отдать обратно полякам. Чует мое сердце — хлебнем мы с ним горя. Нет, украинским национализмом тут не пахнет, какой может быть национализм, если большинство горожан составляют представители других наций? Олесь Бузина, Царство ему Небесное, говорил, что нет ничего глупее, как считать Галичину украинским Пьемонтом, или родиной украинского национализма.
По дороге во Львов я умудрился раздобыть данные переписи тысяча девятисотого года. К слову, провели ее еще при Австро-Венгрии, а материалы опубликовали и на русском языке. Так вот, во Львове на
