Акула пера в СССР - Евгений Капба
Сейчас Стрельченке должно было быть лет четырнадцать или около того. И казалось мне, что такие натуры не меняются с возрастом — въедливость и дотошность передаются, скорее всего, генетически. Да и вообще — расспросить местную пацанву было делом неглупым. Мальчишки — они порой информированы куда лучше бабулек на лавочках. Пока бабули работают стационарно, пацаны носятся повсюду и всё видят и слышат — хотя не могут порой правильно интерпретировать то, чему стали очевидцами. В интерпретации бабулям равных нет, тут не поспоришь. Столько версий накидают, что рептилоиды и масоны покажутся серой обыденностью!
Двое пожилых мужчин в одинаковых куртках, скорее похожие на геологов или туристов, чем на смершевцев или чекистов, ожидали у колодца с журавлем. Пинчук носил роскошные моржовые усы и очки на резинке, Бышик — эдакую профессорскую бородку. Только вместо гитар у них на плечах висели чехлы с оружием и патронташи. Судя по выглядывающим из них своеобразного вида патронам — скорее всего, карабины ТОЗ-17, что-то такое я читал про этот изыск советского оружейного дела.
— Бышик, Владимир Иванович, — представился бородатенький.
— Пинчук, Дмитрий Иванович, — протянул руку усатый. — Ну что — поехали?
Стельмах только кивнул коротко, выкрутил руль, и мы снова затряслись по лесной дороге.
* * *После долгого разговора с героическими егерями и двадцати страничек карандашных каракулей с заметками для материала меня, честно говоря, разморило: майское солнце припекало, "козлик" подпрыгивал, моя башка болталась туда-суда, грозя оторваться от тела, но дремота была сильнее, и я очнулся только когда машина остановилась, заполошно проморгался, вытер стекающую из уголка рта слюну и украдкой огляделся — не заметил ли кто конфуза?
Охотникам было на меня наплевать. Они втроем смотрели в один бинокль и матерились.
— А принца не видать, Генрикович! И вон, гляди, важенка одна хромает!
— Твою мать! — сказал Стельмах. — Это ли не свинство — на оленя весной охотиться?
Я думал, есть всякие инспекции, которые занимаются борьбой с браконьерами… Но эти мужики явно воспринимали ситуацию очень близко к сердцу. Вон как желваки у главного БООРовца шевелятся, и костяшки пальцев побелели. Оленей на опушке было явно меньше, чем рассказывал Ян Генрикович — изящные силуэты семи животных еще некоторое время маячили на фоне дубовых стволов, а потом порскнули в чащу.
— Пошли, пройдемся, посмотрим… — они расчехлили оружие и зарядили его, взгляды стали злыми, колючими…
У меня вместо винтовки был фотоаппарат, да еще кастет в кармане, так что чувствовал я себя довольно неловко. Пробираясь вслед за Стельмахом по лесной чаще и пытаясь высмотреть тот самый след, по которому шел старший егерь, пригнувшись к земле и едва ее не нюхая, а потом вдруг сорвался на бег.
Иванычи разошлись по флангам, огибая лесной массив вдоль опушек.
— Сука! — выдохнул старый БООРовец где-то впереди и я перешел на шаг — торопиться было некуда, он явно нашел то, что искал.
С дыхалкой и кардионагрузками у Геры тоже всё было в порядке: отмахал бодрой трусцой километра три по лесу, и разве что запыхался. Будь я в себе — и половины расстояния бы не осилил в таком темпе! Стельмах скрылся где-то в высокой траве, его матерное бормотание слышалось на лесной полянке. Я остановился у могучего ствола липы и прислонился к нему, осматриваясь.
Сначала подумал, что мне показалось, и даже моргнул. Но соломенная шляпа — "капялюш" по-белорусски — действительно медленно двигалась чуть слева от меня. Это был мужик с красным небритым лицом, в жилетке с карманами и двустволкой-вертикалкой в руках.
— Руки в гору! — сказал он. — Допрыгался, Янчик?
— Чорба, сукин ты сын! — Стельмах встал во весь рост с поднятыми руками. — Твои дела, а? Всё тебе мало? Никак не нажрешься?
Клацнул взводимый курок. Я отлепился, наконец, от дерева, и, моля Бога, чтобы не хрустнула никакая веточка, стал приближаться к браконьеру со спины.
— А я тебя зараз здесь положу, Янчик, и прикопаю. И красноперые твои не допомогут — далёко им бежать досюдова… Давай, умоляй меня о пощаде!
Ян Генрикович умолять не собирался. Он только смотрел на этого Чорбу с чистой ненавистью, и ни единым движением лица не выдал ему, что за его спиной кто-то есть. Кто-то большой, сильный и с кастетом в правой руке.
Мне ничего лучшего в голову не пришло: я размахнулся, свистнул, Чорба обернулся и — ДАЦ! Голова его мотнулась из стороны в сторону, ружье выстрелило дуплетом и отлетело в одну сторону, капялюш — в другую, а сам неудавшийся убийца грянулся наземь рядом с оленьей тушей, которая, как оказалось, лежала тут же, у ног Стельмаха.
Стельмах стоял со стеклянными глазами и ковырялся пальцем в правом ухе.
— Чуть не убил, — сказал он. — Пуля мне аж прическу поправила. Теперь полдня в голове звенеть будет.
* * *Глава 5, в которой есть место гонзо-журналистике
Допрашивали нас по очереди. Как раз — в Крапивне, в участке. Стельмах со всеми сельскими участковыми района имел вась-вась, и поэтому стражи порядка склонны были верить ему, а не мутному Чорбе. Честно говоря, я сильно боялся, что убил горе-браконьера насмерть. Всё-таки организм Германа Викторовича Белозора был покрепче моего, да и кастетами я раньше никогда не пользовался,
