Выбор Пути (СИ) - Щепетнёв Василий

Однако…

Однако метки показывали: смотрели. А раз смотрели, то жди ночного дозора.

Девушки вещи-то прибрали и ближе к двенадцати тихо-тихо удалились. Недалеко: их номер через две двери наискосок от моего. А я закрылся на ключ и начал проделывать дыхательные упражнения.

Режим дня рассыпается на глазах, нужно бы собраться. Душ, постель, сон. С невнятными сновидениями: стою я перед Белым Домом и раздаю американским неграм новогодний номер журнала «Советская фантастика» — форматом с «Новый Мир», только толще и с яркой обложкой. А на обложке — звездолёт «Победа» завис над Нью-Йорком городом. Зачем завис — непонятно. То ли продовольствие сбрасывает революционерам, то ли ещё что-то. Негры расхватывают журнал, как горячие чебуреки, и говорят почему-то по-русски:

— Откройте! Откройте немедленно!

Я проснулся. В дверь не то, чтобы стучат — ломятся.

— Кого черти несут?

— Проверка номера!

— Какая, к свиньям, проверка!

Снаружи пытались открыть дверь. Мой ключ в замке мешал.

— Кто такие? — это снаружи. Пантера.

— Шли бы вы… Ай, пусти! Пусти! А-а-а-а!

Я открыл дверь.

Два мужичка московской наружности лежали на полу, а Лиса и Пантера сидели на них верхом, заламывая мужичкам руки до вывиха или перелома. Дайте мне точку опоры, и перелом обеспечен. Вот она, милицейская выучка.

Я вернулся в номер и вызвал милицию: нападение. Гостиница «Минск», четвертый этаж, номер четыреста семь. Быстрее, у бандитов заложники, женщины.

Пока ехали, бандиты орали, матерились, а потом орали ещё громче. Происходящее им не нравилось. И было больно. Очень.

— Что тут у вас? — три милиционера, как три богатыря, вдруг предстали во весь рост в тесном, в общем-то, коридоре.

— Попытка ограбления, — сказала Пантера. — Пришлось пресечь.

— А вы откуда взялись?

В настоящих японских кимоно карманов, кажется, нет. Не уверен. Но у девочек были. И они, девочки, достали из карманов книжечки темно-вишнёвого цвета.

Старший наряда внимательно изучил эти книжечки, вернул девочкам.

И сказал:

— Ну, Печкин и Лавочкин, вы попались всерьёз. Сопротивление сотрудникам милиции — это вам не командировочных пугать. Присесть придется.

Мужички с пола поднимались неохотно. Нет, на полу им было плохо, но, похоже, дальше будет только хуже. Много хуже. Уж лучше бы на полу.

— Да мы тут ничего… Пошутить хотели…

— Пошутили. Получилось.

Задержанных увели. Начальник наряда с девочками стали в холле писать бумаги.

А я вернулся в номер.

Ждать объяснений.

Через четверть часа девочки зашли в номер.

— У тебя есть что-нибудь выпить?

— Конечно. Боржом.

— Ну, давай боржом.

И они лихо опрокинули по стакану.

— Что это было?

— Гостиничный шантаж. С подачи гостиничных работников как бы дружинники вламываются в номер командировочного, где тот предается разного рода увеселениям и, под угрозой сообщения на службу, в семью, отправкой в отделение милиции и прочее — обирают его до нитки.

— Ну, а мы-то…

— С тобой, Чижик, другое дело. На тебя поступил заказ. Показать твою аморальную сущность. Подослали бы проститутку…

— Так бы я её и пустил, проститутку!

— Ты бы пришел, а она уже в твоей постели. Или в изнасиловании обвинят. Докажут, не докажут, не съедят, так поднадкусают. Снимут с чемпионата, например. И осадочек останется. Мол, нет дыма без огня.

— А тут приехали мы, — вступила Лиса. — Такие все из себя красивые. И потому они решили сделать проще: застать нас втроем за излишествами всякими. Мы потому и тряпочки свои подкинули, чтобы натолкнуть их на подобную мысль. И взяли на горячем.

— Вот вы говорите они, они, а кто — они?

— Ты, Чижик, многие фигуры обидел. Гроссмейстеров побеждаешь, чемпионов. А за каждой фигурой стоят серьезные люди. Вот они, серьезные люди, и решили тебя немножечко того… задвинуть в угол.

— Но по счастью, ты не Чижик сам по себе, ты ещё и динамовец. Динамовец динамовца всегда выручит.

— А министр внутренних дел как раз динамовец, — девочки говорили по очереди, получалось очень мило.

— И министр решил пресечь показательно жестко. Чтобы отбить даже мысль о том, что динамовца Чижика можно трогать.

— И что теперь будет с этими… Печкин и Лавочкин — это клички?

— Самое смешное — нет, это их фамилии. Они как раз по командировочным и работают. Очень удобно: командировочный, он труслив. Знает, чье мясо съел. Не пожалуется. Потому доказать трудно.

— Сейчас их прижмут, нападение на сотрудников милиции не шутка. Они сдадут нанимателей, ну, и так далее. И гостиницу эту возьмут на контроль. Будут проводить рейды, проверки, подключат ОБХСС. В общем, впредь всем наука: Чижика не обижать, Чижика холить и лелеять.

— Да, а что это у вас за удостоверения такие?

— Хорошие удостоверения, — Лиса показала темно-вишневую книжечку. — Мы теперь можем в трамвае бесплатно ездить. И в троллейбусе.

Однако!

«Удостоверение номер 2123 тов. Бочарова Надежда Евгеньевна является внештатным сотрудником милиции по линии участковых инспекторов. Начальник РОВД полковник Семенов А.И.», и фотография, и печать, и титло поверху «Управление внутренних дел города Черноземска».

— И у тебя? — спросил я Ольгу.

— И у меня.

— Эк как у вас с милицией серьёзно.

— У нас, Чижик, всё серьезно. И у тебя тоже. Тебе завтра, то есть сегодня, опять в бой. Поспи. А мы будем охранять твой сон.

— Ну, охраняйте, охраняйте…

Глава 6

27 октября 1973 года, суббота

ПОЛЁТ ЧИЖИКА

«Ты не вейся, грозный Чижик

Над моею головой

Ты добычи не дождешься

Грозный Чижик, я не твой»

Василий Васильевич Смыслов пел, Анатолий Карпов, Виктор Корчной и Тигран Петросян в меру сил подпевали, а Марк Тайманов им аккомпанировал на рояле кремового цвета. Не иначе, «Стейнвей», специальный заказ.

Они бы и дальше пели, но прозвенел будильник. Пора вставать.

И я встал.

Шатать не шатает, но близко к тому.

После того, как Пантера и Лиса вернулись в Чернозёмск, я заболел. Не сразу, а через три дня. Семнадцатого октября. Запомнил, потому что я в этот день играл с Анатолием Карповым. Хорошо разыграл дебют, получил перспективную позицию, и тут схватил живот. Или схватило?

Добежать до туалета я успел, но только на морально-волевых. И потом еще дважды в течение партии. «Чижика понесло» — мог бы написать проницательный репортёр. На тридцатом ходу предложил ничью. Предложил бы и раньше, но правилами чемпионата запрещалось соглашаться на ничью до тридцатого хода.

Карпов прекрасно видел моё состояние, мог бы и потянуть, вдруг я облажаюсь, но благородно на ничью согласился. А я опять убежал в туалет.

Общепит, он и в Москве общепит. Кафе, буфет, ресторан, пельменная, диетическая столовая, где-нибудь повар или раздатчица не вымыли руки, и вот она, инфекция…

Я лечился. Левомицетин, сульгин, отвар дубовой коры. И голод.

Чувствовал себя скверно, но на игру выходил. Под присмотром Антона. Доезжал на такси, садился за столик и играл, думая лишь, чтобы не обос… ну, понятно. Соперники, видя мое состояние, соглашались на ничью — Смыслов, Корчной, Петросян, Тайманов. А вот Зюкин не согласился, и пришлось его прибить, хотя это стоило мне трех лишних походов в туалет.

В общем, турнир я закончил так: двенадцать побед и пять ничьих. И потому великолепная пятерка была в своем праве, когда пела «Грозный Чижик, я не твой». Их я победить не мог, не смог, да и не пытался. Рад был каждому ничейному исходу. Но четырнадцати с половиной очков хватило на первое место, и хватило с большим отрывом. Второе-третье место поделили Спасский (он проиграл лишь мне) и Карпов, набравшие по одиннадцать с половиной очков. Корчной, Полугаевский и Петросян — по десять с половиной. Далее не интересно. То есть болельщикам, вероятно, очень интересно, но я не мог отвлекаться на пустяки. Даже сейчас дойти до туалета, а потом принять душ, требовало полной сосредоточенности и самоотдачи. Нет, сейчас я чувствую себя почти нормально. Инфекция ушла, забрав с собою три килограмма веса и оставив слабость, одышку и сердцебиение. Пройдёт. Неделька-другая, и я снова буду летать и щебетать. Но не сегодня.