Прожить жизнь заново (СИ) - Соколов Евгений Геннадьевич

В этот момент и появилась Наташа. Она сокращала путь и шла через дворы к нашему дому, где мы с ней снимали однокомнатную квартиру. И она вмешалась в процесс, громко закричав на этих отморозков. Те сразу же прекратили увлекательное дело, обернули свои грязные взоры на прелестную девушку и перекинулись фразами, означающими, что «хлюпика-студента они добьют чуть позже, а сейчас лучше развлечься с этой сучкой».

А девушка совсем даже не боялась за себя, ибо прекрасно понимала, что с пятью хулиганами справится без проблем. Её смущало только одно – окна девятиэтажного дома выходили во двор, и она не хотела, чтобы в итоге оказалось много свидетелей того, как она проучит этих отморозков. Поэтому Наташа сорвалась с места и побежала в сторону арки, возведённой посередине этого многоподъездного дома – там не было свидетелей. Конечно же, все пятеро побежали за ней, конечно же, у них была разной степени спортивная подготовка и, как следствие, один из них вырвался вперёд, а когда девушка забежала за угол дома и оказалась под аркой, этот первый оказался с ней один на один. Через пару секунд остальные тоже забежали под арку и стали свидетелями следующей картины: та, с которой они хотели развлечься, стояла спиной к стене, а их приятель лежал без сознания на асфальте.

И вот здесь они допустили роковую ошибку. Четверо бандитов обступили со всех сторон Наташу, отрезая ей возможность убежать, и достали финки. Шутки кончились.

- Ну, всё, тварь! – прохрипел одни из них. – Мы хотели просто поразвлечься с тобой, а потом отпустили бы на все четыре стороны. А теперь прощайся с жизнью.

Наташа могла без проблем проделать себе путь к отступлению, вырубив крайнего из четверых, а затем убежала бы, ибо у этих уродов не было шансов догнать девушку-спортсменку, но моя подруга вспомнила нашего Петровича и решила, что сейчас она в разведке в тылу врага, и эти самые враги стоят перед ней. Она не принимала каких-либо угрожающих стоек перед боем, не кричала «Кия!», а молниеносным движением своих ног подсекла ноги одного из нападавших, в результате чего тот рухнул на асфальт и, так иногда бывает, от удара он проломил себе кости черепа. Девушке некогда было наблюдать, как он дёргается в последних судорогах, поскольку рука с кинжалом другого несостоявшегося насильника вот-вот могла вспороть ей живот. Но не вспорола. Почему-то его рука хрустнула, а он даже не успел вскрикнуть от боли, поскольку не успел почувствовать эту боль. А как, скажите, человек может осознать, что руке стало очень больно от того, что она, эта рука, переломилась в локтевом суставе в противоположную сторону, если в этот же миг его мозг пронзило острие его же кинжала?

Третий ещё не успел осознать, что уже мёртв, и только начал из вертикального положения заваливаться в горизонтальное, а шустрая девчонка оказалась рядом с четвёртым. Тот стремительно приближался к месту, где только что стояла «эта сучка», но она была уже чуть в стороне и придала дополнительную скорость его поступательному движению, придержав руки бандита чуть сзади его тела. В результате четвёртый несостоявшийся насильник с большой скоростью врезался в кирпичную стену дома. Руки он не смог поставить перед собой, ибо их придерживала Наталья, поэтому удар об стену произвела его голова. Надо сказать, что в советские времена умели строить, поэтому кирпич не сломался, хотя и был слышен какой-то хруст, но это хрустнули хрящи и кости переносицы, острые осколки вошли в мозг, нещадно иссекли его и быстро прекратили страдания этого любителя насиловать девушек.

Оставался последний бандит. Он уже видел участь своих подельников, поэтому начал отступать с поля боя, пятясь назад и размахивая перед собой своим ножиком. Петрович учил, что в тылу врага нельзя оставлять в живых ни одного супостата, поэтому ещё через мгновение тело пятого со свёрнутой шеей упало рядом с другими участниками несостоявшейся сексуальной вечеринки. Наташа проверила пульс у каждого из них, жив был лишь тот, который бегал быстрее своих подельников, и сейчас он лежал без сознания. Но раздался хруст его шейных позвонков, и уже через секунду будущий врач стремительно понеслась с места боя в ночную тьму. Она сделала большой круг, заметая следы, прежде чем прибежала к дому, где мы жили.

Я открыла дверь перед этой полуночницей и сразу поняла, что случилось нечто экстраординарное. Оказавшись в безопасности, Наташа начала отходить от боевого режима. Её бил озноб, руки тряслись, зрачки глаз были широко раскрыты. Нужно было принимать срочные меры.

- Пей, подруга! – приказала я, подавая ей полный стакан спирта, чуть разбавленного водой.

Подруга кивнула, взяла трясущимися руками гранёный стакан, и залпом выпила огненную воду. Потом заела бутербродом – чёрный хлеб с сыром и докторской колбасой. Хотела сесть на табурет, но я отдала другую команду – в душ! Причём, контрастный душ – холодная вода, потом горячая, и так несколько раз. А через полчаса мы сидели в халатах на кухне и мирно пили чай. Было уже три часа ночи, когда Наташа закончила повествование этой истории. Мы чокнулись чайными чашками, вспомнив добрым словом нашего Петровича, и отправились спать, решив, что на выходные обязательно посетим его могилу. Так и сделали. По городу потом долгое время ходили самые разные слухи, якобы кто-то видел какую-то девушку, но следствие в итоге списало смерть пятерых бандитов на разборки между ними. А тот паренёк выжил, хотя пару недель пролежал в больнице.

Судьба потом раскидала нас по разным городам и весям, некоторые даже уехали в другие страны, как, например, ваша покорная слуга, но мы с Наташей всегда созваниваемся в день её боевого крещения, вспоминаем Петровича, но, конечно же, никогда не говорим об этом происшествии. И никто из девчат, которые занимались у нашего тренера, тоже не знает об этом случае. Зачем им об этом знать? Пусть живут спокойно. Кстати, слава Богу, мне не пришлось воспользоваться своими умениями «быстро умерщвлять врага», как говорил Петрович. Но своих сыновей я обучила этим «секретным приёмчикам».

Старший не попадал в ситуации, когда необходимо было воспользоваться этими знаниями и умениями, а вот младший спас свою жизнь, а также честь, и, возможно, и жизнь своей будущей жены. По глупости они как-то заехали на машине в лесополосу, и вот, когда занятие любовью было в самом разгаре, дверь машины распахнулась, и один из четверых отморозков заявил, что они тоже примут участие в этом увлекательном деле. Мой младшенький не захотел устраивать групповушку, а на уговоры эти сексуальные страдальцы не поддавались, поэтому уже через несколько секунд все четверо лежали рядком под кустиком. Благо, что ножичками они не махали, это и спасло им жизни – сын лишь вырубил каждого из них на 10 – 15 минут. А за это время он и его невеста укатили подальше от этого негостеприимного места.

Так вот, я издалека подошла к тем событиям, которые могли произойти в самое ближайшее время, возможно, даже на этой переменке, вот уже и звонок с урока прозвенел. А что, если поспоривший на «сиськи» Дмитрий опять подкрадется ко мне сзади и облапает меня, как и Валентину Григорьевну 59 лет назад? Тогда он за это деяние получил от неё локтем в глаз. А ведь сейчас я могу ему и шею свернуть, или переносицу вогнать в его бестолковые мозги, или бы яйца отбить – так-то не жалко, но ведь и моя жизнь после этого пойдёт под откос. Перефразируя слова Петровича, можно сказать так: вместо карьеры великой писательницы-фантазёрши меня может ожидать другая карьера – буду что-нибудь шить в тюрьме или в колонии.

Поэтому сразу после окончания урока я решительно направилась к Дмитрию и попросила его отойти в сторону, пригласив заодно и тех дружков, с которыми он и поспорил. Они не ожидали такого поступка от меня, но мою просьбу исполнили. И вот мы стоим в углу классной комнаты, на нас поглядывают другие одноклассники, но не решаются приблизиться.

- Послушай, Дима, и вы, мальчики, тоже примите к сведению то, что я сейчас вам скажу, - тихо заявила я. – До сей минуты никто не знает о вашем пари. Я специально отозвала вас в сторонку, чтобы заявить следующее: если ты, комсомолец Дмитрий, попытаешься облапать меня, то будешь иметь очень большие проблемы. Нет, я не стану тебя бить, хотя очень легко могу это сделать. Я просто пойду в горком партии, где твой папа имеет честь служить советскому народу, но расскажу о недостойном поведении сына не ему, а первому, или, на худой конец, второму секретарю. Надеюсь, что ты понимаешь, как эта информация повлияет на дальнейшую карьеру твоего родителя.