Игорь Николаев - Триарии
Штадур был последней остановкой, доступной для обычных смертных. Дальше начиналось царство государственных тайн и строго ограниченного пропуска. Вагон почти опустел, осталось не больше десятка человек, все либо военные, либо тот сорт людей, в которых наметанный глаз сразу узнает государственных служащих высокого полета. Томас спустился на первый этаж вагона, в буфет, и выпил стакан яблочного сока. Сейчас, против обычных привычек, он с удовольствием принял бы чего-нибудь покрепче, но здесь алкоголь не подавали. Чистые помыслы, незамутненный разум и что-то еще… Фрикке не помнил.
Так он и стоял у окна, отпивая по глотку, а поезд, меж тем, стремился дальше, на северо-запад, к центру мира. Если прежде путь пролегал по открытому пространству, то теперь состав двигался в специальной защитной трубе. За стеклом мелькали бетон и стальные панели, подсвеченные редкими плафонами и светом самого поезда. Изредка «Breitspurbahn» проносился мимо грузовых платформ, наполненных техникой и какими-то грузами в разнообразной таре.
Томас взглянул на часы, затем на табло у входа в вагон, где с помощью схематичной карты и светящихся лампочек отмечалось продвижение состава. Томас знал, что в действительности показания несколько искажены, на случай, если некий террорист все же пройдет сквозь сито проверки и пронесет на борт бомбу с намерением взорвать ее по пути. Но все равно – конец пути уже близок. Фрикке пошел за багажом.
Если начало путешествия прошло под знаком уверенности и готовности принять любой исход, то сейчас, когда финал стал так близок, Томас чувствовал неуверенность, и даже робость. Все-таки в опале была какая-то определенность, однозначность. А вот что ждет его сейчас – не дано предсказать никому.
Но вряд ли что-нибудь хорошее.
Гениальный физик и математик Айзек Айнштайн привлек внимание вождей Евгеники давно, еще в конце двадцатых годов. Исследуя теорию чисел, неевклидову математику и риманово пространство, профессор Айнштайн обнаружил странный, в высшей степени загадочный эффект, проявляющийся при специфической комбинации электромагнитного излучения и сложносоставных резонаторов. Сам ученый полагал, что сумел материализовать теоретическую абстракцию – математический ноль. «Эффект Айнштайна» был крайне многообещающ, но обладал одной неприятной особенностью – активация неизменно влекла волну «энергетического отката», разрушающего все вокруг. Профессор и его ассистент чудом остались в живых после первого опыта и потратили много лет, безуспешно стараясь обуздать явление.
Ученые Евгеники смогли воспроизвести «эффект», но так и не справились с откатом. Профессор находился вне досягаемости, успев вместе с помощником сбежать в Америку. Но, судя по обрывочным слухам, добытым разведкой, Айнштайн все же нашел решение. И Координатор доверил Томасу решить этот вопрос. Так повелось, что в Евгенике ответственные задания поручались не формально ответственному, а наиболее достойному и подходящему для этой роли. Томас с блеском справился, он сумел вернуть профессора и «убедил» его поделиться тайной укрощения побочных последствий.
Казалось, это вершина, наивысшая точка карьеры и славы нобиля, ярчайший след, который ему было суждено оставить в истории Нации.
Поезд прибыл на конечную остановку. На маленькой платформе, похожей скорее на почтовый склад, Томаса встретило специальное сопровождение дворцовой охраны, отчасти похожее на конвой тюремщиков. Далее их ждали еще десять минут путешествия в небольшой, но комфортабельной вагонетке по туннелю, соединяющему собственный вокзал Болафьяудля и жилой комплекс резиденции Координатора. Отец нации уже два года, с момента начала похода на ту сторону, не покидал Эсгарт.
В небольшом медицинском кабинете Томаса подвергли полной проверке, обычной для всех гостей резиденции. Рентген, проверка зубов и волос, прощупывание одежды по всем швам. Проверка ранца, который все равно не дозволялось взять с собой, да и незачем. Краткий инструктаж, который Томас и так знал наизусть по прежнему опыту, но все равно терпеливо прослушал.
«Не переступать отмеченную черту… не делать резких движений… говорить строго по означенному вопросу, избегая лишних и бесполезных формулировок…»
И, наконец, он вошел в Зал Собраний.
Реакция отката оказалась непреодолимой, защититься от нее было невозможно. Однако Айнштайн нашел способ нейтрализовать поток энергии, перенаправляя и рассеивая его в нейтральной среде, с помощью сложной системы антенн и конденсаторов. Величайшее изобретение в истории, «машина ноля», или просто «дифазер» - наконец-то заработала.
Потенциальная возможность извлекать энергию из ниоткуда представлялась весьма любопытной, но для державы, которая обладала монополией на все энергетические ресурсы четырех континентов это не было первоочередно. Куда больше создателей дифазера и вождей Евгеники заинтересовал другой аспект «Эффекта» - возможность формировать своего рода «червоточину» в материи, пространстве и времени, абсолютное «ничто».
Эксперименты заняли три года, но увенчались успехом. Дифазер открыл Евгенике проход в иные миры. Точнее, в один, крайне любопытный и необычный, обозначенный как «Мир Воды». Его техническая эволюция пошла по пути освоения Мирового Океана, а общественный и экономический прогресс развивался в сторону «социального империализма». Мир Воды был очень слаб в военном отношении, но при этом весьма богат и, что хуже всего, безвозвратно погряз в пучине плутократического правления и отвратительного расового хаоса. Его участь решилась в тот момент, когда мощность дифазера достигла порога, позволяющего проводить через портал крупные корабли и авиацию.
Подобно тому, как решение проблемы несговорчивого профессора стало наивысшим достижением Томаса, война с «водными» обещала стать самым блестящим и чудесным деянием Евгеники. Идеальная война против многочисленного, но плохо вооруженного и слабого духом противника. Достаточно легкая, чтобы не опасаться поражения. Достаточно тяжелая, чтобы общество и армия могли в полной мере реализовать себя, эволюционируя в борьбе, как и завещал Отец Астер.
А еще проект обещал огромные доходы промышленникам, новые почести и награды военным и многое-многое иное… Но, безусловно, подлежит страшной каре тот, кто клеветнически объяснял вторжение отчаянной попыткой решить за чужой счет опасный и запутанный клубок внутренних проблем Державы.
Война началась крайне успешно, но спустя несколько месяцев открылась страшная и неожиданная правда.
Профессор Айнштайн и его ассистент все же обманули Евгенику. Демпфер, нейтрализующий разрушительные побочные явления, не устранял их полностью, рассеивая в миллионах кубических километров воды. На самом деле, происходило фазовое смещение и постепенное накапливание энергии, которое не регистрировалась обычными приборами. Долгие месяцы работы дифазера, по сути, планомерно превращали Мировой океан в гигантский конденсатор. И по достижении определенного порога, началась обратная разрядка.
Неестественные аномалии начали проявляться на третий месяц кампании, стремительно усиливаясь и приумножаясь. Температурные скачки и опреснение морской воды нарушили карту океанических течений, а вслед за ними полностью «сломался» климат. Упорядоченная, самоподдерживающаяся климатическая система планеты обратилась в непредсказуемый хаос. Засухи выжигали целые сельскохозяйственные регионы, невероятной силы ливни буквально смывали города. Экономика гибла, медленно – запас прочности у Евгеники был весьма высок – но неумолимо.
Волшебная машина, которая обещала открыть золотой век процветания, превратилась в адского могильщика цивилизации. Процесс разрушения, раз начавшись, был неостановим. И Томас стал тем человеком, который открыл дорогу демону разрушения, ведь именно Фрикке позволил обмануть себя безумному Айнштайну, скрывшему самую главную тайну.
Люди исчезали бесследно за меньшие, тысячекратно меньшие проступки, тем удивительнее, что Томас Фрикке отделался всего лишь отстранением от всех должностей и настоятельной рекомендацией самоизолироваться от общества. Опала продлилась без малого год, до сегодняшнего утра, когда нобиль получил приказ без промедления явиться на аудиенцию в Эсгарт, к Координатору.
Огромный сводчатый зал без окон уходил вдаль, подавляя человека площадью и тридцатиметровой высотой, превращая в муравья, застывшего пред величайшим творением человеческого гения. За счет архитектурных ухищрений и особой подсветки скрытыми светильниками Зал казался раза в полтора больше своих истинных размеров. Белый, с черными прожилками мрамор, холодно блестел в лучах электрического света. Мраморные плиты сочетались со вставками из черного гранита, которые в свою очередь складывались в десятиметровые буквы - Изречение великого Астера:
