Фидель Кастро - Фидель и религия. Беседы с фреем Бетто
Религиозное образование, катехизис, мессы и все остальное были чем-то нормальным, частью обычной жизни, как уроки и часы занятий. Тогда, как теперь на слишком длинных собраниях, самым приятным были перемены. В то время религиозное образование было чем-то естественным; в тот период я еще не мог его оценивать.
Фрей Бетто. Вам оно не внушало страха, боязни, вы не задумывались о проблеме грехов? Это не подчеркивалось?
Фидель Кастро. Эти проблемы я осознаю позже, не на той первой стадии.
На первой стадии священную историю учили так же, как историю Кубы. То, что происходило на заре мира, все эти вещи мы принимали как нечто естественное, нам рассказывали, что так было. Нас не заставляли задумываться над этим. И меня больше волновал спорт, море, природа, разные учебные предметы и все такое. У меня не было в действительности никакого специального интереса или призвания к религии. Так обстояло дело.
Обычно примерно каждые три месяца мы ездили на каникулы домой, в усадьбу. Деревня – это была свобода.
Например, Рождество было замечательным временем, потому что означало две недели каникул. Не только две недели каникул, но и две недели праздника и лакомств, всяких закусок, сластей, варений, халвы, которые привозили в это время и которых, конечно, в моем доме было в изобилии. Всегда на Рождество делали особые закупки, покупали, по традиции, определенные испанские продукты. И когда подходили эти дни, ты радовался, едва сев в поезд, а потом тебя ждала лошадь. Чтобы попасть домой, надо было ехать поездом, а дальше на лошади, и то и другое. Вместо дорог лежала сплошная грязь. В первые годы в моем доме не было никакого моторизованного транспорта, не было даже электричества. Электричество провели в нашем доме намного позже. Мы в усадьбе освещались свечами.
Но для нас, уже узнавших, что такое голод, насидевшихся в городе взаперти, эта свобода, простор, еда вдоволь, праздничная атмосфера рождественских дней, Нового года, Дня волхвов – все это было очень привлекательно. Ах, но очень быстро ты узнаешь, что нет никаких волхвов. Впервые в тебе зарождается некий скептицизм. Ты начинаешь обнаруживать, что нет никаких волхвов, что это родители кладут тебе игрушки; сами взрослые слишком рано открывают ребенку глаза. Я не против обычаев, вовсе нет. Я не высказываю никаких суждений по этому поводу, но ребенок быстро начинает понимать, что его определенным образом обманывали.
Рождественские каникулы были счастливым временем. Страстная неделя – еще одна замечательная пора, потому что мы проводили неделю дома. Летние каникулы, конечно же, тоже: купались в реках, бегали по лесам, охотились с рогатками, ездили верхом. В эти дни мы жили в контакте с природой и были достаточно свободными. Так прошли первые годы.
Разумеется, я родился в деревне и жил там до того, как начались трудности, о которых я тебе рассказывал. Когда переходишь в третий, пятый класс, начинаешь гораздо больше понимать и наблюдать за окружающим.
Страстная неделя в деревне – это я помню с самого раннего возраста – была днями сосредоточенности, везде царила тишина, сосредоточенность. Что нам говорили? Что Бог умер в Страстную пятницу: нельзя было ни разговаривать, ни шутить, ни выражать малейшую радость, потому что Господь умер; евреи убивали его каждый год. Тут снова возникают обвинения, народные поверья, которые были когда-то причинами трагедий и исторических предрассудков. И я уже говорил: не зная значения этого слова, я поначалу думал, что Бога убили птицы, которые тоже называются «худио» - евреи.
Фрей Бетто. И надо было поститься.
Фидель Кастро. В основном ели рыбу, нельзя было есть мяса. А потом наступала Великая суббота – уже праздничный день. Хотя, как я понимаю, Христос воскрес не в субботу, но люди говорили: Великая суббота – праздник, Страстная пятница – день молчания и скорби. У нас в субботу лавка уже была полна народу, начинались гулянья, петушиные бои, которые длились и в пасхальное воскресенье, все такое.
Я бы сказал, что в тот период я был больше занят всеми этими вещами, о которых упомянул, так что тогда не мог судить, каково было религиозное образование. Но я разумеется, знаю, что все это преподавалось так же, как счет: пятью пять – двадцать пять, так обучали и религии.
Фрей Бетто. Значит, салезианцы казались вам больше учителями, чем священниками, или и хорошими священниками тоже?
Фидель Кастро. Ну, салезианцы, собственно, не были священниками, они не готовились в священники. То был орден намного менее требовательный и менее строгий, чем орден иезуитов. Я почувствовал это позже, когда перешел в школу иезуитов.
Фрей Бетто. В каком возрасте?
Фидель Кастро. В школу иезуитов я перешел…
Фрей Бетто. На второй ступени?
Фидель Кастро. Нет, в пятом классе, в пятом классе я перешел в другую школу,
на этот раз к иезуитам.
В школе салезианцев возникли конфликты. Это был мой второй мятеж. В той школе неплохо учили, неплохо была организована жизнь учеников. Нас, интернов, было там около тридцати человек. По четвергам и воскресеньям, как я уже говорил, нас водили
к морю, отдыхать. Было неплохое питание, жизнь в целом была неплохой.
Фрей Бетто. Вы говорите об иезуитах?
Фидель Кастро. Нет, я еще не говорю б иезуитах.
Фрей Бетто. О школе салезианцев?
Фидель Кастро. Я говорю о колледже салезианцев. Они не были такими образованными, как иезуиты; кроме того, случалось, они прибегали к действительно непозволительному методу. Некоторые учителя и должностные лица школы имели обыкновение иногда бить учеников. И мой конфликт с ними возник как раз из-за этого, причиной была ссора с другим учеником, маленькая стычка, какие случаются среди мальчиков такого возраста. Я столкнулся с тем, что сегодня мы назвали бы непедагогическими методами, - рукоприкладством по отношению к ученикам. В первый раз в жизни брат инспектор, следящий за учениками, ударил меня, и довольно больно.
Он дал мне увесистые пощечины, по одной и другой щеке. Это было недостойно и грубо. Я был, наверное, в третьем классе. Обида затаилась у меня внутри. Позже, уже в пятом классе, он в двух случаях стукнул меня по голове; последний раз я не стерпел, и все окончилось яростной стычкой между инспектором и мною. После этого я решил
не возвращаться в школу.
В этом учебном заведении я видел также некоторые проявления фаворитизма по отношению к отдельным ученикам; видел также интерес к деньгам. Мне было совершенно ясно, что, поскольку у моей семьи было много земли, и ее называли богатой, некоторые из братьев проявляли большой интерес к нам и к нашей семье, подчеркнутый интерес,
и оказывали нам особое внимание; словом, я чувствовал их материальный интерес и особое внимание и прекрасно понимал, что это связано с деньгами.
У них не было той дисциплины, что у иезуитов. Я сказал бы, что их нормы были менее строгими, менее крепкими этически, чем у иезуитов. Это в качестве критики, но
в то же время я признаю положительную сторону: контакт ученика с природой, организация жизни учеников, хорошее образование и ряд другого; однако методы битья недостойны и недопустимы. В школе была дисциплина, я не против дисциплины, к которой нас принуждали, они должны были поддерживать дисциплину. Но в пятом классе ты уже не маленький, у тебя есть чувство собственного достоинства, и битье, физическое наказание кажется мне недопустимым.
Кроме того, я видел интерес к деньгам и некоторые проявления фаворитизма, некоторые привилегии, существовавшие в этой школе.
Фрей Бетто. Перейдем к иезуитам. Как называлась школа?
Фидель Кастро. Это был колледж Долорес в Сантьяго-де-Куба, колледж более престижный, более высокого класса.
Фрей Бетто. Когда вы поселяетесь там?
Фидель Кастро. Ну, сначала я снова переживаю трудный период, потому что меня не помещают в интернат.
Фрей Бетто. И где вы жили?
Фидель Кастро. Меня поселяют в доме одного коммерсанта, друга моего отца. Там я снова переживаю трудный период, потому что меня не помещали в интернат.
Фрей Бетто. И где вы жили?
Фидель Кастро. Меня поселяют в доме одного коммерсанта, друга моего отца. Там я опять переживаю новый этап – переход в другую школу. Это была школа более строгая, но главное, я часто сталкивался с непониманием со стороны взрослых, которые за мной присматривали. То была одна из тех семей, что из дружбы берет к себе чужих детей; они отнюдь не были примером доброты, в этих случаях существует денежный интерес и неизбежно несколько иное отношение. То были чужие дети, и с ними не могли обращаться как со своими.
