Вильгельм Шульц - Последняя подлодка фюрера. Миссия в Антарктиде
Ройтер не знал, где Карлевитц. Он не видел, как инженер-лейтенант ретировался. Да ему и в голову не могло прийти, что Карлевитц сбежит. Ведь то, что этот офицер не трус и не предатель, все могли убедиться не однажды. Почему же он не поддержал командира? А ответ был прост. Уроки мастера Накамуры не прошли зря для почетного арийца. Может быть, он что-то увидел, а может быть, просто решил действовать по обстановке, ведь синтоизм учит — нет плохих и хороших поступков, есть уместные и неуместные. Так Карлевитц наиболее уместным посчитал покинуть здание портоуправления. Ведь если бы он оказался вместе с ними в подвале, то спустя 4 часа от пирса не отшвартовался эсминец «Лёве» и не взял бы курс в открытое море. Одному богу известно, как Карлевитц сумел найти слова для Пауля Прюффе — командира эсминца. Что сыграло главную роль? Нерушимое флотское братство, позволившее бывшему вахтенному миноносца найти общий язык с коллегой, эсэсовская форма или сакральные знания, полученные на уроках наставника? Насколько нужно быть убедительным, чтобы заставить Прюффе выйти из порта без прямой санкции командования? Но теперь-то на «Густлоффе» уж точно могут вздохнуть спокойно. Охранение есть. Вернее будет. Через четыре часа.
Капитан «Вильгельма Густлоффа» Фридрих Петерсен был далеко не новичком в морском деле и прекрасно понимал, что продолжение движения на запад содержит в себе известный риск Выход мог быть найден только в нетривиальном решении, и оно было найдено. Принимая во внимание штормовую погоду и сравнительно большую скорость лайнера, Петерсен решил прорваться глубоководным фарватером N 58, что проходил севернее банки Штольпе. Шторм и снегопад затруднят противнику обнаружение судна. Если двигаться с максимальной скоростью и без зигзага, то с рассветом оно будет уже на подходах к Кильской бухте. Вражескую авиацию, таким образом, в расчет можно не принимать. Глубоководный фарватер застрахует от подрыва на минах. Подводным лодкам противника будет тяжело обнаружить «Густлофф», и еще сложнее — занять позицию для атаки в условиях шторма. Тем более с «Лёве» радировали — «Следуем вашим курсом. Рандеву 55,66 С 17, 38 В».
* * *— Скажите, Юрген, — начал Ройтер, растянувшись на топчане, который тут остался еще с тех пор, когда еще была хотя бы какая-то видимость порядка.
Время, которое они вынужденно проводят в заключении, не должно быть потеряно впустую. Стоит уделить внимание подчиненному. Как Рёстлер говорил — знать самые потаенные мотивы. Пожалуй, время пришло их узнать. Тем более что в отношении России у Ройтера было множество вопросов. Русские — народ весьма воинственный, что было не раз подтверждено историей. Именно они уничтожили армию Наполеона, да и за последние 30 лет они уже второй раз появляются в Восточной Пруссии. Правда, предпоследний конфликт, когда экспедиционный корпус Суворова выступил на стороне Австрии против Пруссии, был больше чем 150 лет назад. Да и то… Сейчас и Австрия и Пруссия — едины. — Итак, Юрген, — вот вы, собственно, не скрываете своего происхождения. В то же время наши народы сейчас, вот в эту самую минуту убежденно уничтожают друг друга, демонстрируя при этом чудеса воинского искусства. Что значит для вас «быть русским»?
Старший помощник задумался. Он понял вопрос и не торопился на него отвечать.
— Та война, — медленно начал он, — мне стоила родины. Ее отняли большевики. В этой войне я бьюсь за тех, кто посмел бросить вызов большевикам.
— Вы же родились в Берлине…
— Ну да, — кивнул Зубофф. — Но я русский дворянин. У меня имение под Тамбовом.
— Но вы же не были в этом имении ни дня, — удивился Ройтер. — А родина для вас все равно — Россия?
Как он странно говорит — он не употребляет прошедшее время — «было имение»… То есть для него оно где-то в мыслях и сейчас «есть».
— А сейчас большевики пришли забрать и мою вторую родину.
— А если мы победим? Если мы погоним большевиков назад до Волги?
— Тогда я вернусь на свою первую родину.
— Получается, понятие «кровь» для вас не имеет смысла без понятия «почва»?
— Наверное, можно и так сказать. У меня нет иллюзий. Я готов сражаться не один год, но обязательно прийти к своему изначальному пункту — дому на высоком берегу реки Хопер, о котором мне рассказывали в детстве. Я его вижу и помню, он мне часто снится. Хотя в последние годы мои родители там и не жили почти. Отец был чиновником морского ведомства и жил в Риге. Там тоже был дом. Но это другое.
— То есть вы прожили в Германии 22 года и готовы сражаться еще 22, чтобы попасть в место, где вы никогда не были?
— Если будет нужно — то и трижды по 22. Вы думаете, герр командир, я не вижу, насколько большевики сильны? Это тьма кромешная. Силы мирового зла. Мой народ, пожалуй, как никакой другой в мире, натерпелся от иудо-большевиков… Сейчас эта мгла ринулась в Европу. Я, как вы верно заметили, русский, а не большевик… Хотя сейчас для многих эти слова стали синонимами…
— И что же для вас означает «быть русским»?
— А что означает «быть немцем»?
— Я служу своей стране, армия, флот национальны по определению. Но вы-то, получается, воюете на стороне врагов своей страны…
— Я воюю против тех, кто в 17-м году вверг эту страну в хаос и лишения, кто душит и насилует русский народ… Жаль, что не на Восточном фронте…
— Восточный фронт вон, за окнами.
— Ну вот поэтому я и здесь…
* * *У «Густлоффа» пошло все сразу как-то не по плану. При выходе из бухты он налетел на остов линейного крейсера «Шлезвиг-Гольштейн», упокоившегося тут месяцем раньше, и повредил руль. Маневренность корабля была ограниченна.
В 21:00 сигнальщик русской подлодки «С-13» обнаружил цель на румбе 105 градусов.
В 21:20 «С-13» уменьшила ход до 9 узлов.
Капитан Петерсен, зная, что «Лёве» на подходе, приказал включить позиционные огни, но из-за сильного волнения при сильном боковом северо-западном ветре «Лёве» отставал и ориентироваться на них не мог, зато их прекрасно было видно с «С-13».
21:26. «С-13» начинает решительное сближение с противником.
21:27. Командир отдает приказ о переходе в позиционное положение. Одновременно он начинает понимать, что цель может ускользнуть.
В 21:35 ход вновь увеличивается до 12 узлов. Позиционное положение препятствует достижению еще большей скорости.
В 21:41 в концевых группах надувают цистерны главного балласта, и спустя три минуты подлодка, уменьшив сопротивление воды, развивает уже 14 узлов.
К 21:55, в тот момент, когда дистанция составляет уже не более 35 кабельтовых, командир «С-13» окончательно убеждается в том, что с выходом в атаку он опоздал. Курсовой угол лайнера на подводную лодку-120 градусов левого борта.
В 21:55 «С-13» ложится на курс 280 градусов и начинает длительный часовой обгон ничего не подозревающего «Густлоффа». В течение последнего получаса лодка развивает 18-узловой ход.
23:04. Лодка ложится на боевой курс 15 градусов, который выводит ее строго перпендикулярно левому борту лайнера. Через четыре минуты подлодка дает полный четырехторпедный залп. Дистанция до цели — 4,5 кабельтовых, расчетный угол встречи — 85 градусов.
Спустя 37 секунд первая рыбина с надписью «За Родину!» поражает левый борт цели в районе капитанского мостика. Вслед за этим почти сразу следуют еще два взрыва. «За Советский народ!», «За Ленинград!» — надписи на бортах торпед. Последняя с надписью «За Сталина!» отказалась выходить из трубы, что чуть было не привело к аварии. Командир приказывает уйти на глубину, чтобы избежать подрыва торпеды в аппарате.
* * *Над волнами остервенело хрипел ревун. Луч прожектора шарил по волнам и заставлял тьму отступать. «Лёве» достиг точки рандеву. Прожектор чиркнул по борту лайнера. В следующую секунду над бортом взметнулся характерный белый фонтан, знакомый каждому подводнику, тем более командиру торпедной части.
— Черт! — выругался Карлевитц, когда звуки разрывов не оставили ни малейшего сомнения. — Этого я больше всего и боялся! Герр капитан-лейтенант, почему вы не включаете гидролокатор? Давайте хотя бы накажем этих уродов!
— Бесполезно, — ответил Прюффе. — Два дня назад мы повредили антенну ГАС[19] при ударе о льдину. А что вы хотели, коллега? — Прюффе перехватил удивленный взгляд Карлевитца. — Вы ничего не говорили о том, что нам придется вступать в бой с русскими. Я и так уже изрядно подставился, поддавшись на ваши уговоры. Разве у вас был выбор?
Прав Прюффе, конечно, выбора не было — либо «Лёве», либо ничего. Карлевитц решил, что лучше хотя бы что-то.
— Курс на корму «Густлоффа»! — отдал приказ Прюффе. — Попробуем пришвартоваться и принять людей. — Нараставший с каждой минутой крен сделал это невозможным, но уже через 30 минут после взрыва торпед «Лёве» снимал со шлюпок первых пострадавших.
