Наталья Павлищева - Фаворитка
– Фи, я его сама могу ославить. Обещал учить меня владеть шпагой.
Мари тихонько рассмеялась, мне показалось, что довольно.
Когда мы возвращались домой, она поинтересовалась:
– Ты верхом ездишь?
– Вообще-то, да. Я всем занималась, и верховой ездой, и шпагой, и танцами. Но это же все там, может, здесь иначе?
– Многое иначе. Поучиться не хочешь?
Я невольно обратила внимание на то, что она снова говорит мне «ты». Видно, это означало удовлетворение моим поведением, когда герцогиня недовольна, она выкает.
– Хочу…
У герцогини уже второй день прекрасное настроение и потому приступы откровенности. Тогда я еще не знала, что лучше бы мне держаться подальше от её герцогских милостей, но я была одинока в незнакомом мире, а потому тянулась к Мари, даже когда она разговаривала свысока.
– Почему французы считают, что все секреты Екатерина Медичи передала тем, кого любить просто не могла?
– Кого вы имеете в виду, герцогиня?
Мари довольно кивнула, и я прекрасно понимала, почему сделан этот кивок. С трудом, тормозя и спотыкаясь, я привыкала именовать её герцогиней и обращаться на «вы», хотя единственной, к кому я испытывала симпатию в мире, куда попала, была именно она.
– Сыновьям не передают своих женских секретов. Их получила Маргарита Валуа.
– Марго? Королева Марго?
– Ох, уж этот Дюма! – у Мари чуть грустный смех. – Маргарита Валуа была королевой номинально, да и то Наваррской. Но это она. А кому могла передать секрет сама Маргарита?
– У нее не было не только дочерей, но и детей вообще, или я чего-то не знаю?
– Нет, вы правы, дорогая. Но у нее были… как бы это сказать… незаконнорожденные падчерицы.
Я пыталась вспомнить незаконнорожденных детей любвеобильного короля Генриха, но на ум приходили только сыновья, например, ныне опальный герцог Вандомский с его неугомонным сыном Франсуа герцогом де Бофором.
– Были и дочери?
– Да.
Что-то в её тоне подсказало, что не все так просто, и сама Мари имеет к этому какое-то отношение. Неужели её мать?..
Она поняла, что я что-то заподозрила, и рассмеялась:
– Ну, соображай, соображай…
– В каком году Равальяк убил короля Генриха?
– В 1610-м, – её голос словно подсказывал:
«тепло…».
– В каком году умерла Маргарита Валуа?
– В 1615-м.
«Еще теплей»…
– Когда родилась ваша мать?
Мари просто хмыкнула:
– В 1578-м, мадемуазель.
– Кем она была?
– Достаточно сказать, что в 1603 году она, будучи вдовой, второй раз вышла замуж за Рене де Виньеро, сеньора Понкурлэ, Гленэ и Брей де Гэ, королевского придворного, которому было тогда сорок два года.
– А вы родились…
– В 1604 году, правда, в замке Гленэ, главной резиденции семьи де Виньеро, где моя мать, будучи женщиной набожной и кроткой, укрылась от прелестей придворной жизни и внимания всесильных мужчин, а еще, чтобы на свет благополучно появился результат этого внимания.
– Вы?!
– Я. К счастью, я похожа на мать, а не на отца, – Мари приложила к глазам кружевной платочек, явно промокая непрошеную слезинку, и вдруг… рассмеялась, правда, тихо-тихо.
Я смотрела на нее во все глаза, уже ничего не понимая.
– Анна, опомнитесь! Ну, какая я дочь короля, даже внебрачная! Мари-Мадлен, возможно, хотя и недоказуемо, разве что прижать моего дядюшку кардинала, он наверняка знает эту тайну. Но я-то, как и вы, оттуда, – она кивнула в сторону, где находилась таинственная дверь.
– О, господи! – Я бессильно откинулась на спинку кресла. Немного придя в себя, осторожно поинтересовалась. – А откуда вам известно о секретах Екатерины Медичи?
– Мне – из тайника с записями Мари-Мадлон, а откуда ей, не знаю. Может, они были знакомы с моей матерью в Париже. Дедушка был прево Франции, это после его смерти семья осталась без средств.
– И что из секретов там было?
Взгляд и голос Мари стали ледяными:
– Не стоит совать нос в то, что вас не касается, дорогая Анна. Иногда вместе с носом теряют и голову.
Эта мгновенная перемена меня даже напугала. И все же я решила не сдаваться. – Мы могли бы кое-что применить… И столкнулась с яростью Мари:
– Армана нужно убить не за то, что он вообще отправляет кого-то в прошлое, а за то, что не вбивает в головы сведения об опасностях. Он говорил вам, что если не выполните условие, то дверь обратно не откроется?
– Говорил.
– И что здесь никого нельзя убивать, ничего серьезно менять, кроме того, что вам предопределено?
– Да, конечно.
– Но не рассказал, что же происходит с теми, кто остается здесь, не так ли?
Пришлось признаваться, что нет.
– Я кое-что нарушила, не изменив историю, но все же. Вернее, просто не перешла обратно вовремя и осталась здесь. И вот теперь, чтобы не потеряться во времени, в веках я должна жить, как мышь, стараясь ничего не нарушить, не испортить, потому что любое изменение приведет к непредсказуемому будущему, и я обратно не попаду.
– Об этом он говорил…
Между делом мы раскланялись с кем-то, Мари между прочим заметила:
– Мадам де Скюдерри, её не было у маркизы де Рамбуйе.
Автор «Карты Нежности» выглядела вполне… так себе.
Живописцы, поэты и мемуаристы врали нечестные. Красавицы на поверку оказывались дебелыми тумбами с замазанными следами оспы на лицах, прыщавой кожей и небритыми подмышками. Нет, приложи столько усилий к любой уродине, причеши, разодень, нанеси на лицо и шею килограмм свинцовых белил и замени электрический свет свечами, просто неспособными осветить недостатки лица, как в косметическом салоне, и уродина покажется вполне симпатичной.
Моются, конечно, моются, для того, чтобы принести воду в ванну, есть множество слуг, но пока принесут, пока согреют, пока нальют… В результате ванна чуть тепленькая, горячая не в чести по одной причине: принять её, значит, распрямить туго завитые локоны, а их жаль. Частенько выбирая между желанием чувствовать себя чистой и необходимостью терпеть ожоги от горячих щипцов, дамы предпочитают обтереться розовой, лавандовой или еще какой-нибудь эссенцией. На время запах и зуд снимается, но только на время.
А ведь огромных причесок и пудреных париков пока еще нет. Парики уже носят, особенно мужчины и дамы, которым «не светит» неожиданное любовное приключение, при котором пришлось бы парик снимать, показывая слипшиеся волосенки или вообще бритую голову. Потому у старух волосы выглядят иногда лучше, чем у молодых. Просто у старух парики, а девушки пока портят свои волосы.
Хотела ли я вернуться?
Разыскивая очередного клопа в постели, очень хотела, но, вспоминая насмешливые глаза герцога де Меркера, в горячем желании немедленно покинуть не такой уж гостеприимный XVII век, начинала сомневаться.
Учеба никогда не повредит
Всю следующую неделю я отбивала зад в седле, учась держаться не просто прямо и уверенно, но и грациозно, особенно в дамском. Мне очень хотелось сесть нормально и пустить коня в галоп, но…
А еще Мари привела учителя фехтования. Я видела, что ей и самой хочется взять в руки шпагу, но она дама в возрасте, неприлично. Венсан оказался хорошим учителем, и теперь по полдня в одном из вестибюлей звенели шпаги.
– Мадемуазель, только не говорите, что вы держите шпагу впервые в жизни!
Я округляю глаза и заговорщическим шепотом:
– По секрету: второй… десяток… Венсан хохочет:
– Чему тогда вас учить?
– О, какая грубая лесть…
Фехтовальщица из меня так себе, но я хорошо помню о предстоящем пятничном визите герцога де Меркера, а потому готова учиться хоть круглые сутки до этого времени.
Выпад – удар… следующий выпад…
– Мадемуазель, если вы будете держать шпагу вот так, то её легко выбьют у вас из руки, при этом повредив саму кисть. Если вот так, то поломают и шпагу, и руку.
Да, в мое время бились по несколько иным правилам, и учиться «не так» держать шпагу не было необходимости. Все просто – у нас была игра, а здесь реальность. Бои не постановочные, хотя кончик шпаги в наконечнике.
В пятницу герцог де Меркер визит не нанес…
Выпад – удар! Отбить… снова выпад…
Я уже лихо билась с самим Венсаном, а не отрабатывала приемы на тюфяке с сеном, когда у входа послышался стук копыт. Не обратив внимания, тем более мы с Венсаном лихо гоняли друг друга по лестницам, и я уже научилась переходить от обороны к нападению даже из не очень удачного положения, сиганула через перила лестницы, чего мой наставник никак не ожидал, и «пронзила» его шпагой.
После моего довольного вопля «убит!» Венсан сделал вид, что падает, а прямо за моей спиной раздались… аплодисменты:
– Браво, мадемуазель! У вас прекрасный наставник и вы делаете несомненные успехи.
